Задумчивость Матильды не предвещала ничего хорошего. Она то и дело хмурилась и хмыкала. Хмыкала и хмурилась. В такие минуты бывалый Попугай Жан предпочитал держаться от мартышки подальше. Не исключено, что он в тайне вообще предпочёл бы не жить в одном доме со столь беспокойной соседкой: общение с ней то и дело заканчивалось для него необходимостью чинить старческие перья.
Да, Жан - очень старый попугай. Он многое повидал на своём веку. Он знавал самого капитана Энрике. Да, да! Неистового Энрике, грозу Пиратских островов! С капитанского плеча он видывал петушиные бои в тавернах Тортуги, кровавые тропические закаты, туманные океанские рассветы. Блеск золотых пиастров, россыпи жемчугов… Ему до сих пор снятся абордажные схватки и пушечная канонада парусных фрегатов, пороховые тучи и треск падающих мачт. И в его преклонном возрасте пускаться в очередное странствие, по сути, лишать себя надёжного куска и крыши над головой, было бы весьма опрометчиво.
Так что с наличием мартышки в доме приходилось мириться...
- Не понимаю! - хмыкнула Матильда. - Чего все носятся с этими лазоревыми шуршиками? Ну, что в них такого особенного? Ну, шуршики. Ну, лазоревые. И что? Как вообще их можно сравнивать с сепульками? Ведь сепульки - это же прелесть что такое! Они - необыкновенные! Придёшь в сепулярий - душа радуется. Загляденье! Где справедливость, спрашивается?
- Дались тебе эти сепульки… - буркнул Жан. - На свете всегда найдётся что-то, по сравнению с чем хоть шуршики, хоть сепульки будут выглядеть бледной тенью…
- Очень верно подмечено, mon ami! - изрёк Бронзовый Вольтер и процитировал: - На свете многое есть, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам...
В предчувствии философского диспута на стенах разом дрогнули стрелки всех барометров.
- Это ты сейчас что такое сказанул? - нахмурилась Мартышка. Её взгляд исподлобья не предвещал ничего доброго.
- Это не я сказал - это Шекспир, - невозмутимо ответствовал Вольтер.
- Причём тут Шекспир? - взвилась Матильда. - Ты бы ещё Гомера или Платона сюда приплёл, умник! Много твой Шекспир в сепульках понимает?
- Уверен, сэр Уильям даже не подозревал, что настанет время, когда умы человечества станет волновать тема сепулек!
- А кто же тогда подозревал? - нахохлился Попугай Жан.
- Пожалуй, что никто! - в растерянности пожал бронзовыми плечами Вольтер.
- Вах! Неужели и Кьеркегор не подозревал, да? - послышался откуда-то из пятого измерения далёкий хриплый голос Бомбейского Йога.
- Нет.
- А граф Лев Толстой? - уточнил на всякий случай Жан.
- И граф не подозревал. Его вообще волновали другие темы…
- А, может быть, хотя бы Брэдбери? - озадаченно почесал задней лапой левое ухо умный Пёс Гугль.
Вольтер счёл вопрос риторическим. Обычно в таких случаях он просто игнорировал собеседника, однако тут из особого уважения к умному псу лишь отрицательно покачал головой.
- Совсем-совсем никто? Ну, ничего себе! - задохнулась от возмущения Мартышка. - Кошмар!
- После Йона Тихого ты, Матильда, первая. - Гугль, казалось, и сам был удивлён этим открытием.
- Я так и знала! - Мартышка шмякнулась в хозяйское кожаное кресло, как фурия. - Теперь мне всё ясно!
- Что ясно? - Попугая Жана всегда пугало, когда Мартышке вдруг что-либо становилось ясно. Опыт научил его опасаться таких озарений.
- Да, всё! - схватилась за голову Матильда. - Абсолютно всё! Теперь мне понятно, почему бедные сепульки потеряли всякий интерес к сепулению и буквально прозябают в безвестности! Теперь я знаю, кто виноват!
- Кто? - хором воскликнули все вокруг, уставившись на Матильду. В момент истины золотые рыбки в аквариуме выпучили от страха телескопические глаза и приготовились кувыркнуться в обморок сразу по оглашении обличительной новости.
- Шекспир и вся его компания - вот кто! Все эти ваши Аристотели, Гильгамеши и Шопенгауэры! Всю жизнь занимались всякой ерундой и ничего не сделали ради бедных сепулек! Вот что я вам скажу: сердца у них нет - история им этого не простит! А я уж тем более - будьте уверены…
На этот счёт никто и не сомневался. Воцарилась гнетущая тишина. Настолько гнетущая, что часы в доме Продавца Барометров постеснялись пробить положенные семь ударов. Кукушка лишь молча приоткрыла свою дверцу и благоразумно решила, что лучше будет не высовываться. Только со стороны пятого измерения послышался кашель Бомбейского Йога, до которого мыслеобразы Матильды долетели как раз, когда он безмятежно прихлёбывал свой пламенный жюлькипурский кофе с корицей.
Наконец, неловкое молчание нарушил Господин Сказочник. Он не скрывал, что тоже огорчён открывшейся для всех несправедливостью по отношению к сепулькам.
- О-ла-ла! А ведь Матильда, друзья мои, абсолютно права. Мир слишком долго закрывал на это глаза! Надо что-то делать. Пойду, что ли, посоветуюсь с коллегами? Авось и среди них найдутся быстрые на фантазию шекспиры? - Сказочник встал, надел плащ, взял шляпу, трость и задумчиво вышел из дома. В заиндевевшие витражные окна было видно, как январская метель обняла его за плечи и повела вдоль улицы в гущу зимнего сумрака.
Утром во время завтрака сарафанное радио неожиданно замахало ситцевым платочком в красный горошек и с восторгом прокричало:
«Внимание! Внимание! Отличная новость! 18 февраля - День Ненаглядных Сепулек!»
- Хм? - поперхнулась манной кашей Мартышка. - То есть как это?
Стрелки барометров вздрогнули в предчувствии нового диспута. Кукушка в ходиках поспешила плотнее прикрыть изнутри ставни.
- Ничего не знаю, моё дело маленькое! Вот придёт Господин Сказочник - у него и спрашивай! - Радио обиженно хрустнуло тумблером и отключилось.
Распахнулись двери, и в дом вошёл Господин Сказочник. Матильда бросилась к нему с вопросом:
- Это правда? Будет День сепулек? Это сказала чёрная шкатулка, да? А почему без меня? Почему Вы не позвали меня посмотреть?
- Потому что, моя дорогая Матильда, нам не понадобилась никакая шкатулка! Мы все в долгу у сепулек - это же так очевидно…
- Да? И у моих любимых пёстреньких?
- Ну, разумеется!
- И у пупырчатых?
- Несомненно!
- Ура! - счастливая Матильда кувыркнулась и захлопала в ладоши.
Странная тень скользнула по лунному глобусу и шмыгнула в глубь библиотеки…