О воле, разуме и любви
Сегодня подводили итоги пройденного курса лекций "Философия и психология Востока и Запада". Пытались синтезировать все услышанное за 4 месяца, найти общие идеи в учениях греков, стоиков, древних египтян, Платона, в философии буддизма и древнеиндийской традиции. Успели только начать). Разговор оказался долгим и непростым, много вопросов. Один из основных, звучавший на протяжении вечера, а значит особенно волнующий: как соединить, гармонизировать духовное и материальное в нашей жизни? можно ли их как-то примирить? и всегда ли будет "флюгер" поворачиваться от одного к другому или есть шанс зафиксировать, придать одно направление своим мыслям, устремлениям, выборам?
Пришли к тому, что в этом и есть одна из задач человека, людей. По природе своей мы изменчивы, непостоянны, "все такие противоречивые, внезапные", как говорила героиня одного гениального фильма. Задача - в постоянстве, постоянстве проявлении усилий выбирать не потребительский подход (которым нас закармливают с телеэкранов и не только), а альтруистический, как первый шаг к духовному.
Постоянство невозможно без воли. И без Любви. В делах, в отношениях, в воспитании - если нет огня любви, никакие долг и совесть долго не продержат. Великие дела творятся только Любовью, не "с..." , а скорее в Любви.
"Мы все были немножко влюбленные" - говорили о себе флорентийцы, члены Академии (сегодня их тоже вспоминали) - те самые 20 человек, давшие импульс всему итальянскому Ренесансу. А мне вспомнился еще Бруно, человек, появившийся "под занавес" Эпохи Возрождения (и сожженный в этот день, 17 февраля, на площади Цветов, ровно 411 лет назад), а на самом деле живший вне временных условий и ограничений., и его размышления о героическом энтузиазме, природа которого - та же любовь.
***
Призыв трубы под знамя капитана
Порой тревожно воинов зовет,
Но кое-кто спешит не слишком рьяно
Занять места, кто вовсе слух запрет;
Кого убьют; кого не пустит рана, -
Так многих в строй отряд не соберет.
Так и душа свести в ряды не может
Стремления - их смерть и время гложет.
И все ж, влеком одной мечтой,
Я лишь одной пленяюсь красотой,
Лишь пред одним челом главу склоняю.
Одна стрела пронзает сердце мне,
В одном пылаю я огне.
И лишь в одном раю я быть желаю.
Капитан этот есть человеческая воля, которая находится в недрах души, управляя при помощи маленького руля разума страстями некоторых внутренних сил, против воли природных порывов буйства.
Звуком трубы, то есть по определенному выбору, он созывает всех воинов, вызывает все силы (которые называются воинами, поскольку находятся в непрерывной борьбе и противоречии) или проявления этих сил, противоположные мысли, из коих одни склоняются в ту, другие в иную сторону; а он старается организовать их под одним единым знаменем определенной цели. Между тем бывает, что к некоторым из них тщетно обращен призыв показать послушание ему (больше всего таковы те, которые проистекают от природных возможностей, и либо мало, либо вовсе не подчиняются разуму), - или по крайней мере удержать свои действия и хотя бы осудить те из них, которые нельзя устранить, он показывает, как умертвил бы одних и изгнал бы других, действуя против этих шпагою гнева, а против тех бичом презрения.
Он влеком объектом, к которому обратился намеренно, - единственным лицом, которое его удовлетворяет и заполняет его мысль; лишь единственной красотой любуется он, наслаждается и обещает остаться привязанным к ней, ибо дело ума есть не дело движения, но покоя. И лишь в этом усматривает луч солнца, который его убивает, то есть составляет последнюю цель его совершенствования, он пылает единственным огнем, то есть сладостно тает в единой любви.
Чикада. Почему любовь названа огнем?
Тансилло. Оставляя в стороне прочие соображения, пока ограничусь следующим: любимое превращается любовью в любящего так же, как огонь, наиболее действенный из всех элементов, способен превратить все остальные простые и составные элементы в себя самого.
Чикада. Продолжай.
Тансилло. Он знает лишь один рай, то есть главную цель, потому что рай обычно означает цель, в которой то, что абсолютно в истине и существе различается от того, что есть подобие, тень и соучастие. Первый модус не может быть быть более, чем одним, как не может быть больше, чем одним, последнее и первое благо; вторых же модусов бесконечное число.
Джордано Бруно "О героическом энтузиазме", диалог 1