Об экономическом детерминизме

[buntar1917]

В последнее время стали весьма популярными разговоры о "кризисе марксизма". Вызов марксизму бросают представители различных буржуазных идеологий, атакуя различные его положения. С другой стороны, пресловутый "кризис марксизма" на проверку зачастую оказывается кризисом его вульгарной, "школьной" версии, распространенной в Советском Союзе. Как правило, в советском марксизме положения оригинальной теории Маркса подверглись крайне упрощенному истолкованию, в результате они приобрели совершенно иной смысл, нежели у классиков. Вульгаризация марксистской теории сделала ее нежиспособной, не отражающей реальную сложность общества, исторического процесса. Это привело к многочисленным атакам на марксизм со стороны различных антикоммунистов. Наиболее часто атакуемой является концепция "экономического детерминизма". Один из самых примитивных "опровергателей" марксизма монархист П. Будзилович в своем "учебнике" под названием "Основы Марксизма" обвиняет Маркса "упрощенном подходе" к анализу исторического процесса: "Маркс и Энгельс предложили историческую модель, по которой весь человеческий прогресс, происходящий под влиянием бесчисленного количества факторов, определялся только экономически. Понятно, что экономика всегда была и будет значительным фактором в определении поведения людей, но есть ещё и много других, как-то: религия, климат, стремление к познанию, патриотизм, чувство лояльности, национальные и расовые черты, топография, доступ к океанам и другим путям сообщения, научные открытия и т.д." Именно таким образом антикоммунист Будзилович на пару с "советскими коммунистами" толкует Манифест Коммунистической Партии. Но ведь еще Энгельс в письме к Блоху возражал против подобного подхода: "Согласно материалистическому пониманию истории в исто­рическом процессе определяющим моментом в конечном счете является производство и воспроизводство действительной жизни. Ни я, ни Маркс большего никогда не утверждали. Если же кто-нибудь искажает это положение в том смысле, что экономиче­ский момент является будто единственно определяющим моментом, то он превращает это утверждение в ничего не го­ворящую, абстрактную, бессмысленную фразу. Экономическое положение - это базис, но на ход исторической борьбы также оказывают влияние и во многих случаях определяют преимущественно форму ее различные моменты надстройки: полити­ческие формы классовой борьбы и ее результаты - государ­ственный строй, установленный победившим классом после выигранного сражения, и т. п., правовые формы и даже отра­жение всех этих действительных битв в мозгу участников, поли­тические, юридические, философские теории, религиозные воз­зрения и их дальнейшее развитие в систему догм. Существует взаимодействие всех этих моментов, в котором экономическое движение как необходимое в конечном счете прокладывает себе дорогу сквозь бесконечное множество случайностей". Будзилович заявляет, что "...другие марксисты, пытаясь смягчить понятие экономического детерминизма, заявляли, что экономические факторы не полностью определяют развитие человечества, а только лишь создают условия, которые направляют людей в ту или иную сторону. Но такая формулировка, хотя и ближе к истине, предполагает наличие свободной воли в человеке -- как раз то, что Маркс и Энгельс яро отрицали." Действительно, марксисты, по словам Ленина, отрицают "вздорную побасенку о свободе воли". Но отрицание свободы воли в марксизме не является голым, механицистским, фаталистическим, как считает Будзилович. Отрицают марксисты индетерминистское, идеалистическое понимание свободы, противопоставляя ему учение о свободе как об осознанной необходимости. Человек, осознавший свое социальное бытие, вполне может быть свободным творцом исторического процесса. В том же письме к Блоху Энгельс пишет: "Мы делаем нашу историю сами, но, во-первых, мы делаем ее при весьма определенных предпосылках и условиях ... Во-вторых, история делается таким образом, что конечный результат всегда получается от столкновения множества отдельных воль". Для человека, не понимающего марксистскую диалектику свободы и необходимости, может показаться, что Энгельс защищает "побасенку о свободе воли". К таковым относится и вышеупомянутый Будзилович. Он совершенно не видит разницы между механическим материализмом и марксизмом в понимании свободы воли, показывая свою некомпетентность в данном вопросе.
Но оставим в покое Будзиловича, которого я привел в пример уязвимости вульгарного марксизма для критики. Слова Энгельса, обращенные к Блоху не были услышаны не только антикоммунистами, но и людьми, называвшими себя "марксистами". Это относится прежде всего к Полю Лафаргу, автору книги "Экономический детерминизм Карла Маркса". Маркс, ознакомившись с "марксизмом" Лафарга, сказал свою знаменитую фразу "Ясно одно, что я не марксист". В Советском Союзе впоследствии подобный "марксизм" стал доминирующим. Но с распадом Советского Союза многие идеологи советского марксизма стали пересматривать свои взгляды. Известный советский философ Т. Ойзерман в своей работе "Не пора ли позитивно переосмыслить полузабытую теорию факторов" подвергает критике плоский экономический детерминизм, противопоставляя ему многообразие факторов исторического процесса. Ойзерман приходит к выводу: "Основоположники марксизма - философские материалисты были, конечно, монистами, но как создатели материалистического понимания истории они вовсе не были монистами: об этом свидетельствует их многозначная концепция производительных сил". Здесь следует упомянуть о том, что термин "монизм" употребляется в двух смыслах: либо в противовес философскому "дуализму", либо - "плюрализму". Луи Альтюссер в книге "За Маркса" гораздо глубже подошел к пониманию проблемы, чем Ойзерман. Он также нападает на концепцию "монистического понимания истории", выводя ее истоки из гегелевского понимания противоречия. В эссе "Противоречие и сверхдетерминация" Альтюссер пишет о том, что "фундаментальные структуры гегелевской диалектики, такие как ... противоречие и т.д. имеют у Маркса ... иную, чем у Гегеля структуру". В системе Гегеля мы имеем дело с простыми противоречиями. В основе исторического процесса по Гегелю происходит на основе одного "простого внутреннего принципа" - саморазвития Мирового Духа. Все явления общественной жизни возможно редуцировать к этому единому внутреннему принципу, таким образом, в гегелевской системе мы имеем подлинный монизм. Но марксизм категорически отрицает подобное понимание противоречия. Главной особенностью марксистского противоречия является его нередуцируемая сложность, "сверхдетерминированность". Альтюссер категорически отвергает механическое "переворачивание" гегелевской диалектики, без изменения ее внутренней структуры. Подобный подход неизбежно приводит к вульгарному экономическому детерминизму, "завершается радикальной редукцией диалектики истории к диалектике порождения следующих друг за другом способов производства". Если Ойзерман выступает лишь против исторического монизма, то Альтюссер считал "монизм" как таковой "идеологическим понятием, чуждым марксизму". По его мнению, "это понятие в марксизме лишено позитивного теоретического употребления, и в теоретическом отношении оно даже опасно". И главной опасностью этого понятия является редукция марксистской исторической диалектики по гегелевскому типу. Постороение модели истории на основе строгого материалистического монизма (по типу идеалистического монизма Гегеля) требует абсолютного доминирования материальных факторов (базиса) над идеальными (надстройкой), и над самим ходом исторического процесса. В итоге мы неизбежно получим убогую схему, изложенную в учебнике Будзиловича, абсолютный экономический детерминизм. Но марксизм признает влияние идеальных, надстроечных факторов на ход истории. Очищение марксистской философии от теоретических упрощений, от гегельянщины, от ревизионизма - решение всех этих проблем стоит на повестке дня для марксистов XXI века.