Событие, случившееся на Гунибе в последние дни августа 1859 года, историки и писатели дружно называют «пленением» Шамиля, его добровольной сдачей в «плен». Однако, читая некоторые неопубликованные, либо малоизвестные документы, не востребованные по сей день, задаешься вопросом: а было ли это пленением? Как известно, имам никогда не уклонялся от переговоров с царским командованием во имя мира на Кавказе. Соглашение о временных перемириях Шамиль всегда неукоснительно соблюдал, тогда как российская сторона неоднократно его нарушала. Начало этому было положено еще в 1839 году, когда, после битвы при Ахульго русский генерал Пулло предложил имаму перемирие, и в качестве залога потребовал его старшего сына Джамалудина. Джамалудин долгие годы жил в Петербурге, окончил Пажеский корпус, его воспитанием занимался лично император Николай I. Между тем война на Кавказе продолжалась еще много-много лет, а окончательное «мирное соглашение», названное впоследствии царскими историками «пленением Шамиля», «покорением Кавказа», было достигнуто только тогда, когда мир на Кавказе стал крайне необходимым прежде всего для самой России. Однако, условия и этого перемирия так же, как и все предыдущие, были впоследствии нарушены, и сопротивление горцев Кавказа уже под руководством двух других имамов продолжалось вплоть до двадцатого столетия.
ПИСЬМО КАНЦЛЕРА ГОРЧАКОВА ГЕН.-АДЪЮТ. БАРЯТИНСКОМУ О ЗНАЧЕНИИ МИРА НА КАВКАЗЕ
26 июля 1859 года.
Дорогой князь!
Шамиль имеет своего агента в Константинополе. Агент этот явился к кн.Лобанову, выразил ему желание своего доверителя вступить в переговоры и спросил, входит ли в виды императорского правительства соглашение с Шамилем и на каких условиях.
Е.и.в. приказал мне телеграфировать Лобанову, что он может выдать агенту Шамиля пропуск в Тифлис, и что Вы имеете столь широкие полномочия от нашего августейшего монарха, что можете сами войти с агентом в соглашение. Лобанов уведомит, конечно, Вас непосредственно о последствиях этого обстоятельства.
Политический горизонт, дорогой князь, далеко не ясен. Свидание в Виллафранке может привести к новым комбинациям, исход которых пока никому предвидеть нельзя. Весьма возможно, что цюрихские переговоры будут иметь последствием конгресс, или Европейскую конференцию, которая займется разрешением весьма важных вопросов, касающихся всеобщего равновесия и взаимных отношений великих держав.
Если бы Вы дали нам мир на Кавказе, Россия приобрела бы сразу одним этим обстоятельством в десять раз больше веса в совещаниях Европы, достигнув этого без жертв кровию и деньгами. Во всех отношениях момент этот чрезвычайно важен для нас, дорогой князь. Никто не призван оказать России большую услугу, как та, которая представляется теперь Вам. История открывает Вам одну из лучших страниц.
Да вдохновит Вас бог!
(Рукописный Фонд Института Истории Языка и литературы Дагестанского научного Центра РАН, д. 1250, лл. 14-15. Копия).
Такое перемирие, или «пленение» Шамиля могло состояться еще в 1837 году, когда в окрестностях аула Гимры имам встретился с австрийским дворянином на русской службе генералом Клюки фон Клюгенау. Генерал уговаривал имама воспользоваться приездом в Закавказье Николая I и отправиться в Тифлис для встречи с императором. В официальной инструкции Клюки фон Клюгенау излагал следующие гарантии: «Император возвеличит его (Шамиля), окажет ему почет, сделает управляющим делами всех дагестанских мусульман». То есть, Шамилю не предлагалось добровольно сдаться в плен, либо капитулировать. Эти обещания зафиксировал в своей «Хронике» биограф Шамиля Мухаммад-Тахир аль-Карахи.
Во время той встречи Шамиль попросил дать ему время для обсуждения этого вопроса со своими советниками. Генерал согласился, но когда они протянули друг другу руки, исход этих переговоров решило вмешательство наиба Ахвердил Магомы, который схватил Шамиля за руку и со словами: «Не подобает имаму правоверных подавать руку кяфиру» встрял между главными переговорщиками. Разгневанный Клюки фон Клюгенау замахнулся было костылем на Ахвердил Магому, тот, в свою очередь выхватил кинжал. В это время Шамиль, высвободив свою руку, сам схватил своего наиба за запястье, а другой рукой поймал генеральский костыль, и потребовал: «Уведите от нас этого проклятого человека». Адъютант Клюки фон Клюгенау штабс-капитан Евдокимов оттащил его за полу сюртука. После этого инцидента Шамиль не пожелал «сдаться в плен»: через пару дней Клюки фон Клюгенау получил окончательный отказ Шамиля поехать в Тифлис на встречу с императором. Основной его довод: неверие в русские гарантии.
Оснований для недоверия у Шамиля было предостаточно. Не раз и не два вероломно нарушались все предыдущие соглашения. Часто эти нарушения провоцировались владетельными князьями и ханами, находившимися под протекторатом России. К примеру, за год до этой встречи Шамиль писал генералу Клюки фон Клюгенау:
«Вашему превосходительству известно о мире, заключенном мною в прошлых годах. Желая упрочить оный сколько возможно более, я тогда выдал в аманаты ближайшего моего родственника - двоюродного брата; потом по искреннему желанию спокойствия укротил грабежи и разбои, производимые горцами в покорных российскому правительству владениях, и немало возвратил русским находившихся в горах пленных солдат.
Сим надеялся я приобресть для меня прочное спокойствие, но вскоре за сим злонамеренные люди беспрестанно говорили бывшему шамхалу, будто бы намерения мои неискренни, противу правительства, и что совершенного спокойствия в горах не будет прежде, как по совершении истребления меня. Беззаконники просили шамхала дозволить им поднять противу меня оружие. Шахал позволял и я пять раз подвергался их нападению.
(…)Теперь я вновь заключил мир, уже лучше прежнего. Я отдал в залог прочности оного сына моей родной сестры в аманаты Мирзе Мамед-хану Казикумухскому. Ныне противу условий мира сего вновь рождается вероломство: таким же образом как и прежде опять хотят моего уничтожения. Русские с места заключения мира вновь пришли в подвластные мне деревни, уже, конечно не для спокойствия горцев. (Датировано по дате получения, не позднее 23 июля 1836 года ЦГВИА, ф.205, оп.1, д.87, лл. 1-2. Перевод с арабского.).
Подвластными себе Шамиль называет деревни, население которых приняло шариат и присягнуло ему. Шамиль не раз заявлял, что его деятельность, его борьба направлена, прежде всего, на установление законов Ислама, на защиту интересов мусульман и устранение всего, что воспрепятствует этому. В том числе и - рабства, которое составляло основу шамхальств, княжеств и ханств. Писем, в которых Шамиль ищет приемлемого для обеих сторон мира, много, но почти всегда царское командование, выражавшее поначалу внешнюю готовность, отвечало имаму действиями, идущими вразрез с оговоренными предварительно условиями. Царскую администрацию и местных владетельных князей не устраивал не только мир с Шамилем, к которому тысячами стекались и горцы, и русские солдаты, и сосланные за участие в восстании против России поляки, их не устраивал растущий авторитет имама, не устраивали провозглашенные им ценности.
Впрочем, были представители русского командования, искренне желавшие мира.
В 1854 году тогдашний Наместник Кавказа и главнокомандующий Отдельным кавказским корпусом Николай Николаевич недоумевал, почему нельзя покончить с Кавказской войной или, по крайней мере, приостановить ее, начав переговоры с Шамилем и предложив ему условия, не ущемляющие его достоинства? - пишет в своей книге
«Шамиль. Мусульманское сопротивление царизму. Завоевание Чечни и Дагестана » профессор Тель-Авивского Университета Моше Гаммер, - «действовать тут следует со всей осторожностью: для этого сначала надо бы наладить с Шамилем добрые отношения, которые в подходящий момент станут трамплином для более серьезного разговора».
Необходимость такого «серьезного разговора» возникла пять лет спустя, когда перед Россией неожиданно раскрылась перспектива «получить в десять раз больше веса в совещаниях Европы», если бы на Кавказе был установлен мир, о чем и просит канцлер Горчаков Барятинского. Вот как описывает это событие его очевидец Абдурахман Казикумухский:
«…Шамиль получил известие, что полковник Лазарев, нынешний правитель Центрального Дагестана и Даниял-бек Елисуйский прибыли к имаму вместе с другими почетными лицами, ожидая под стеной представителя, который стал бы говорить с ними относительно ПЕРЕМИРИЯ и СОЮЗА с русскими (выделено мною - М.Д.), с тем, чтобы оно было наиболее выгодным в том, что касалось прошлого и будущего. Шамиль послал к ним своего сына Гази-Мухаммеда вместе с несколькими мюридами (…) Я был тогда вместе с ними, Гази-Мухаммед и полковник Лазарев встретились под стеной укрепления и переговаривались относительно упомянутого дела. После этой затянувшейся беседы, во время которой мы стояли около них, они разошлись по своим местам и сообщили имаму об итогах перемирия. Шамиль ответил им, что перемирие между ними состоится, при условии, что ему будет предоставлена возможность совершить хадж вместе с семьей и соратниками-асхабами. А если им будет отказано в этом намерении, то между ними не может быть ничего иного, кроме войны». (Абдурахман Казикумухский. «Взятие Гуниба». Впервые опубликовано в журнале «Наш Дагестан», №194-195, 2000 г. Перевод с арабского Н.А.Шихсаидовой).
Далее Абдурахман Казикумухский вспоминает, что дерзкий ответ имама рассердил Барятинского. Однако, России важно было показать другим державам, что мир на Кавказе достигнут, а царю польстить тем, что имам пленен и Кавказ покорен, и недоумение было быстро утрясено. Шамилю обещали не только возможность совершить хадж, но и аудиенцию Императора. «Имам, подлинно, ты не раскаешься в том, что прибыл к наместнику, а затем - к императору», - заявил Шамилю некий Мирза Худат, которого полковник Лазарев представил в качестве секретаря барона генерала Врангеля.
«Когда мы попали к месту пребывания наместника, нас отстранили от имама всех, кроме Юнуса. Затем мы вернулись в село, оставив там имама, вошли в сельскую мечеть, где нашли Гази-Мухаммеда. Он спросил нас: «Где вы его оставили?» Мы ответили ему: «Мы были отстранены от него, и нас не пустили к нему. Мы не знаем, что с ним». Гази-Мухаммед собрался было нарушить перемирие. Он думал, что потерял имама навсегда, и уже больше не увидит его. Ибрагим, сын его дяди Батырхана ал-Гимрави, успокоил Гази-Мухаммеда: «Не разжигай огня раздора, который был погашен полностью с большим трудом. Не навлекай неприятностей на своего отца и на оставшихся из своей семьи». (Там же).
Гази-Мухаммед тогда внял совету. Но 18 лет спустя он снова разжег «огонь раздора», подготавливая в Стамбуле всеобщее восстание горцев Чечни и Дагестана, хотя на стене церкви «Спаса на крови» в Санкт-Петербурге царская администрация уже поспешила вывесить мемориальную запись:
«1859 и 1864
ПОКОРЕНИЕ КАВКАЗА
ВЗЯТИЕ ГУНИБА И ПЛЕНЕНИЕ ШАМИЛЯ
25 АВГУСТА 1859 ГОДА
ОКОНЧАНИЕ КАВКАЗСКОЙ ВОЙНЫ
25 МАЯ 1864 ГОДА
А пока… Пока Шамиль сидит в карете и тайком сверяет по компасу направление, все еще не веря, что путь лежит в Петербург - на встречу с императором, полагая, что его везут в Сибирь, либо - на Соловецкие острова, как везли закованным несгибаемого и непримиримого шейха Мансура.