НАД ПРОПАСТЬЮ ВОРЖИ
НАД ПРОПАСТЬЮ ВОРЖИ - древнерусский обычай очищения души от избыточных неверных эмоций, скопившихся за день или иной промежуток времени, ассоицировавшихся с бесовскими силами.
Обычай заключался в том, чтобы выйти на обрыв и, с одной стороны, возвышенно, а с другой - громко что есть силы, словно конь, воржать. Воржание проводилось стайно и особийно. Сброс лишней энергии путем воржания приводил к успокоению и более качественному и глубокому сну.
"Над пропастью воржи", - призывал духовник Ивлампий царя Ивана Грозного накануне убийства сына. Однако Грозный отринул призыв своего духовника, не сбросил таким образом скопившихся в нем бесов в пропасть и убил своего сына.
Однако обычай этот, глубоко религиозный по сути, уходит корнями своими в античность. Именно такой процедурой греческий врач Гален лечил от храпа, сброс лишней энергии приводил к истечению из организма невидимой жидкости храпьи. Уменьшение количества храпьи приводило, по словам Галена, к более спокойному и тихому сну.
Впрочем, обычай над пропастью воржи требовал исполнения определенных мер безопасности, потому как в процессе воржания человек мог потерять равновесие. А это очень опасно, если стоять на краю пропасти. Один из таких несчастных случаев описан в русской литературе А.Н.Островским в своей пьесе "Гроза", когда Катерина, выйдя на обрыв воржать, чтобы смириться с неизбежностью своей судьбы, воржала так, что свалилась в пропасть.
Интересна и дальнейшая литературная судьба воржания. Американский писатель Джером Сэлинджер, увлекшись как-то славянской письменностью, прочитал перевод новгородских берестяных грамот и отметил для себя одно непонятное место: "Воржи над пропастью, узрев в себе дитятю". Он обратился к слависту Эндрю Саввиджу, русскому по происхождению и алкогольному опьянению (наст. имя Андрей Савицкий) с просьбой объяснить ему смысл данной фразы. Саввидж тут же ответил Сэлинджеру: "Не парься, друже, там пробел - во ржи, in the rye".
Сэлинджер, справившись у другого слависта по поводу значения слова "непарься", вдохновился интересным образом, возникшим у него в результате осмысления фразы "над пропастью во ржи", и написал свое самое знаменитое произведение.
"Понимаешь, я себе представил, как маленькие ребятишки играют вечером в огромном поле, во ржи, - говорит Холден Колфилд - И мое дело - ловить ребятишек, чтобы они не сорвались в пропасть."
Роман "The Catcher in the Rye", был переведен на русский Р. Райт-Ковалевой. Таким образом замкнулось кольцо духовного обычая воржания.
Однако литературная история воржания на этом не закончилась. Великий шотландский поэт Роберт Бернс, прочитав роман Сэлинджера, написал стихотворение, включив в него немного измененную фразу Холдена Колфилда. Но это совсем другая история, потому как поэт даже ни единым словом не обмолвился ни о Сэлиджере, ни тем более об Островском, Иване Грозном или хотя бы Галене.
Обычай заключался в том, чтобы выйти на обрыв и, с одной стороны, возвышенно, а с другой - громко что есть силы, словно конь, воржать. Воржание проводилось стайно и особийно. Сброс лишней энергии путем воржания приводил к успокоению и более качественному и глубокому сну.
"Над пропастью воржи", - призывал духовник Ивлампий царя Ивана Грозного накануне убийства сына. Однако Грозный отринул призыв своего духовника, не сбросил таким образом скопившихся в нем бесов в пропасть и убил своего сына.
Однако обычай этот, глубоко религиозный по сути, уходит корнями своими в античность. Именно такой процедурой греческий врач Гален лечил от храпа, сброс лишней энергии приводил к истечению из организма невидимой жидкости храпьи. Уменьшение количества храпьи приводило, по словам Галена, к более спокойному и тихому сну.
Впрочем, обычай над пропастью воржи требовал исполнения определенных мер безопасности, потому как в процессе воржания человек мог потерять равновесие. А это очень опасно, если стоять на краю пропасти. Один из таких несчастных случаев описан в русской литературе А.Н.Островским в своей пьесе "Гроза", когда Катерина, выйдя на обрыв воржать, чтобы смириться с неизбежностью своей судьбы, воржала так, что свалилась в пропасть.
Интересна и дальнейшая литературная судьба воржания. Американский писатель Джером Сэлинджер, увлекшись как-то славянской письменностью, прочитал перевод новгородских берестяных грамот и отметил для себя одно непонятное место: "Воржи над пропастью, узрев в себе дитятю". Он обратился к слависту Эндрю Саввиджу, русскому по происхождению и алкогольному опьянению (наст. имя Андрей Савицкий) с просьбой объяснить ему смысл данной фразы. Саввидж тут же ответил Сэлинджеру: "Не парься, друже, там пробел - во ржи, in the rye".
Сэлинджер, справившись у другого слависта по поводу значения слова "непарься", вдохновился интересным образом, возникшим у него в результате осмысления фразы "над пропастью во ржи", и написал свое самое знаменитое произведение.
"Понимаешь, я себе представил, как маленькие ребятишки играют вечером в огромном поле, во ржи, - говорит Холден Колфилд - И мое дело - ловить ребятишек, чтобы они не сорвались в пропасть."
Роман "The Catcher in the Rye", был переведен на русский Р. Райт-Ковалевой. Таким образом замкнулось кольцо духовного обычая воржания.
Однако литературная история воржания на этом не закончилась. Великий шотландский поэт Роберт Бернс, прочитав роман Сэлинджера, написал стихотворение, включив в него немного измененную фразу Холдена Колфилда. Но это совсем другая история, потому как поэт даже ни единым словом не обмолвился ни о Сэлиджере, ни тем более об Островском, Иване Грозном или хотя бы Галене.