Аспекты духовности: быть и казаться, путь, счастье (Начало)
Благодарность
Большое спасибо всем, кто помог мне на этапе подготвки этого текста. С вашей помощью он стал грамотнее, точнее и содержательнее. Имён не называю, так как не уверен, что это уместно.
Вступление
Пост навеян недавним разговором здесь. Судя по количеству комментариев, тема цепляет и порождает широкий спектр суждений. Для меня она очень важна. Я посвятил её обдумыванию и исследованию много времени и в итоге составил достаточно ясное представление, которым руководствуюсь в повседневной жизни. Не претендую на истинность своих взглядов в широком смысле, но для меня это точно работает. Возможно, будет полезно и кому-то ещё. Получилось несколько длиннее, чем планировал, но я постарался, чтобы текст был насыщен смыслами и не ощущался затянутым.
Тема духовности в наши дни является достаточно одиозной и неоднозначной. Будучи мировоззренческой категорией, наряду с такими, как национальность, гендерные стереотипы, социальная справедливость и другие, она ассоциирована с мощным эмоциональным зарядом, легко превращающим миролюбивый диалог в ожесточённый спор. Точки зрения варьируются от граничащей с фанатизмом погони за просветлением до категорического неприятия и обесценивания всего, что хоть как-то связано с духовностью. При этом мне не знакома какая-то система, которая была бы достаточно умеренна, с одной стороны, достаточно рациональна и внутренне когерентна (непротиворечива), с другой, и совместима с "нормальной" светской жизнью, с третьей. Пожалуй, ближе всего к тому, что я ищу, стоит конфуцианство, но и оно не удовлетворяет меня в полной мере, поэтому в конце концов я пытаюсь построить собственный комплексный, внутренне стройный и последовательный взгляд на этот вопрос..
Духовность при постмодернизме
Прежде, чем мы перейдём к обсуждению содержания понятия духовность, я хочу поговорить о том, как и почему изменилось в русскоязычном мире восприятие самого этого слова. Если ещё сто лет тому назад оно было вполне органичной нормой языка, ассоциирующейся с одной из основных человеческих ценностей, то в наше время человек, употребляющий его, зачастую испытывает неловкость, как будто он говорит о чём-то неприличном, лицемерном или пафосном. Эта метаморфоза имеет, на мой взгляд, две главные причины. Одна связана с нашим советским прошлым, когда религиозность воспринималась как нечто отрицательное, указывающее на необразованность или, по меньшей мере, странность. Духовность была почти синонимом религиозности и тоже воспринималась как не слишком актуальное понятие, отдающее устаревшим взглядом на мир. Вторая причина имеет более глубокие и сложные корни. Речь идёт смене мировоззренческой парадигмы, которая на Западе вошла в свою наиболее активную стадию после окончания Второй Мировой войны и продолжалась всю вторую половину ХХ века. Имя этой революции - постмодернизм. Одно из главных его положений состоит в отрицании любых общечеловеческих ориентиров и вообще понятия истины как онтологически содержательных категорий. Духовность для адепта подобной философии превратилась в тоталитарный термин, в навязываемый нам инструмент подавления мировоззренческой свободы, как и любое другое понятие, претендующее на всеобщность.
Постмодернизм в качестве главной ценности проповедует личную свободу. Наш среднестатистический современник хорошо усвоил этот посыл. Он тиражирует его на разные лады, даже ничего не зная о таких авторах, как Деррида, Фуко, Бодрийяр или Делёз с их ещё совсем недавно популярными программными терминами - деконструкция, смерть автора, симулякр, ризома и т.п. Таково свойство философских систем, которые постепенно проникают в общество, подобно тому, как губка впитывает воду, начиная со слоя интеллектуалов, затем распространяясь на искусство и политику и в конце концов через капилляры поп культуры, пронизывая все социальные группы. Нынче в нас уже поутих бунтарский дух 60-х и 70-х годов, когда право на свободу нужно было отстаивать, разбивая с хиппи палаточные лагеря и выходя Красным Маем на парижские улицы под радикальным лозунгом, с характерным для постмодернизма внутренним противоречием, “запрещать запрещается!”. Мы воспринимаем эту свободу как нечто само собой разумеющееся, ощущаем право на то, чтобы не верить никаким авторитетам, чтобы самим определять ценности и приоритеты. Мы “ничего и никому не должны”, мы “достойны лучшего”, и мы “сами создаём своё будущее”.
В обществе победившей личной свободы духовность не исчезла, но теперь каждый может вкладывать в неё тот смысл, который ему кажется наиболее правильным. В наше время любое утверждение, считавшееся до этого безусловно верным, может быть подвергнуто сомнению, а мнение, противоречащее здравому смыслу и фактам, может многими восприниматься как истинное. Если в моей юности было популярно выражение “факты - вещь упрямая”, то сейчас, когда реальность не совпадает с чьим-то суждением, то его автор легко может сказать: “тем хуже для фактов”. Даже наука уже потеряла свой статус референта (основания) истины, и люди, не испытывая ни малейшего смущения, приводят доказательства того, что наша Земля не шар, а диск. И ведь многие им верят!
В итоге у человека больше нет надёжных внешних опор и ориентиров, на которые можно было бы положиться. С одной стороны, это удобно, так как наш выбор мировоззрения почти ничем не ограничен, но, с другой, сталкивает нас с неизвестностью и неопределённостью, оборачиваясь тревогой. Как узнать, какая именно система ценностей приведёт тебя к счастью и благополучию, а какая - к разрухе и страданиям? Пока были актуальны религии и идеологии, то они, как протоптанные тропинки, указывали “правильный” путь, и люди были готовы идти по ним очень далеко, даже если не чувствовали, что это приносит им радость. В конце каждого такого пути был обещан сверхценный дар, и люди верили, что получат его, если не в этой жизни, то после неё, если не они, то их потомки.
Постмодернизм привёл к тому, что все эти тропинки начали потихоньку зарастать, делаясь всё уже и всё менее проходимыми, зато появились новые, ведущие в самые разные стороны, но с одинаковыми указателями на входе: “Поиск себя”. Теперь можно выбрать любую или даже проложить свою собственную. Это само по себе здорово, но как следствие исчезла “гарантия” конечного результата. Одновременно изменились и ожидания. Люди в массе теперь не готовы идти каким-то путём просто за идею, в надежде на “супер приз” в виде рая или светлого будущего. Мы хотим испытывать радость и счастье здесь и сейчас, каждую минуту своей жизни, и мы делигитимизировали боль. Но проблема в том, что по-настоящему стоящий результат почти никогда не даётся без большого труда и боли. А то, что даётся легко, обычно и стОит дёшево.
Формы духовного поиска
Что мы имеем в итоге? Достаточно монолитное и однозначное отношение к понятию духовности распалось на множество направлений. Для относительно небольшой группы людей, для которых духовный поиск был глубокой внутренней потребностью, почти ничего не изменилось. У таких людей есть интуитивный внутренний камертон, который служит надёжной опорой независимо от господствующих вокруг идеологий и парадигм. Они и тогда и сейчас всегда в пути, всегда в напряжённых исканиях. Мы ещё поговорим о них позже.
Другая, уже гораздо бОльшая, группа состоит из тех, кому важно примкнуть к какой-то идеологии, чтобы ощущать свою принадлежность к чему-то большому и важному, свою востребованность и идейность. Такие люди менее чувствительны к содержанию идей и в большей степени реагируют на социальные и эмоциональные аспекты. Они могут попадать в секты, становится религиозными фанатиками, ярыми патриотами и так далее. Характерным моментом, существенным образом отличающих их от людей из первой группы, является то, что они с относительной лёгкостью могут переходить из лона одного учения в другое, при этом не теряя искренности и степени вовлечённости. Есть немало таких среди бывших коммунистов, ставших демократами, среди неофитов любой из религий. Духовный поиск, который я называю настоящим, свойственный первой группе людей, тоже приводит иногда к смене парадигмы, но выглядит это совсем иначе. Это происходит долго и мучительно, не сопровождаясь преувеличенным и показным служением новым идеям. Потому что предмет подобного искания в содержании идей, вызывающих глубокий внутренний отклик, ощущение созвучности. Тогда как поиск второго типа направлен на тематическую тусовку, позволяющую ощутить социальную адаптированность и поддерживающую чувство собственной востребованности и значимости. Например, мы можем встретить таких людей в различных современных движениях левого толка, среди тех, кто занят спасением экологии, животных, различных меньшинств или других угнетаемых групп населения. Нет, я ни в коем случае не хочу сказать, что все участники подобных движений таковы. Среди них есть и те, кто занят подобной деятельностью по зову сердца, искренне стараясь уменьшить тот вред, который человечество наносит своей планете. И этот путь для меня не менее духовен, чем служение одной из религий. Но таких людей, к сожалению, меньше и они не так заметны. Их, в отличие от Греты Тунберг, редко показывают по телевизору, и их не размещают на обложках популярных журналов. А вот в искренность рвущихся к микрофону красноречивых ораторов, выражающих свою обеспокоенность за тающие арктические льды и вымирающие виды животных, бывает сложно поверить. Помните историю про директора аэродрома возле посёлка Ижма, который один поддерживал взлётно посадочную полосу в рабочем состоянии, хотя там больше 10 лет не садился ни один самолёт? Вот его ежедневную деятельность я нахожу по-настоящему духовной, потому что она была продиктована исключительно зовом его совести, не суля никакой рациональной выгоды. Не будь той аварийной посадки Ту-154, из-за которой фамилия Сотникова стала известна всей России, так бы о нём никто и не узнал, и он прекрасно это понимал и, видимо, даже не думал об этом.
Ещё одна группа состоит из тех, для кого духовность это способ приятного и популярного, чтобы не сказать модного, времяпрепровождения. Ну вот некоторые ходят на танцы, другие на выставки или в театры, а третьи посещают церковь, йогу, ретриты и выполняют другие духовные по своему изначальному содержанию ритуалы и практики. Совершенно не хочу звучать здесь осуждающе или, того хуже, сказать, что в театре или на выставке мы не найдём духовности. Напротив, наличие духовности не определяется жанром, и её можно обнаружить где угодно. И всё же есть занятия и места, предназначенные преимущественно для отдыха, а есть - для внутренней работы. Хорошо, что люди ходят и в театры, и в храмы, грустно только, что и в том и в другом остаётся всё меньше пищи для души и всё больше делается акцент на экстатических, “громких”, эмоциях, сближая эти жанры.
Если в спорте или в науке относительно легко отличить любителя от профессионала, потому что есть объективные критерии оценки, то в ситуации с такими областями, как искусство и духовность, понять, что есть настоящее, а что лишь его видимость, намного сложнее. И здесь статус профессионала ещё ничего не гарантирует. Ни профильное образование, ни духовный сан, ни годы службы в лоне какой угодно религии, не могут служить критерием степени духовности человека. Среди учеников почти любого гуру подавляющее большинств это до известной степени случайные люди. И это нормально, так и должно быть. Но раньше люди в массе своей понимали разницу между духовностью “лайт” как временным или поверхностным увлечением, и духовностью как определяющим свойством личности, влияющей на все сферы жизни человека. Это понимание было отражено в социальных нормах, в приоритетах, в уважении и признании настоящего. Аскетизм, человеколюбие, готовность жертвовать своими интересами ради других, скромность, честность - все эти качества по общему согласию были в списке главных человеческих добродетелей, а эгоцентризм, стяжательство, притворство - точно так же считались недостатками. Если мы обобщим посыл всех этих качеств, то увидим, что все они про приоритеты в отношении личного и общего. И ещё до относительно недавнего времени, которое я и сам застал отчасти, независимо от конфессии и идеологии превалировала идея, что целое важнее части.
Постмодерн, вместе с презумпцией личной свободы утвердил приоритет личного счастья, не углубляясь в то, каким путём оно может и должно быть достигнуто. В пределе, любой способ, если он работает, хорош. Такой подход нивелировал бывшие общепринятыми различия между тем, что хорошо, а что плохо, что поверхностно, а что глубоко. В итоге исчез критерий, по которому можно отличить содержательную часть духовной жизни от её внешней формы. Это здорово, что йогу начали практиковать в фитнес клубах, проблема, что для большинства она стала восприниматься лишь как древняя гимнастическая школа. Хорошо, что строят новые храмы и РПЦ больше не гонима государством, хорошо, что люди исполняют обряды крещения, венчания и отпевания. Вопрос только, делается ли это, чтобы подчеркнуть сакральность ключевых моментов жизни или потому что это зрелищно, модно или принято в определённых кругах? Конечно и раньше далеко не все приходили в церкви, мечети или синагоги, чтобы приблизиться к всевышнему, и раньше многие делали это механически, “как все”. Но, по крайней мере, не использовали крестики в качестве украшений в виде серёжек или кулонов, не вешали иконы в подъездах, не делали татуировок с ликами святых. Утрата чувства такта и меры это тоже один из симптомов измельчания духовного и подменой его демонстративностью, исчезновения стимула “копать вглубь” и самого понимания того, что же означает это “вглубь”. Всё это проявление доведённой до логического предела постмодернистской идеи: казаться это и значит быть.
Примерно к тем же изменениям постмодернизм привёл и в искусстве. Оно во многом утратило свою некогда главную функцию - быть инструментом коллективной рефлексии и ориентиром в поиске высокого и прекрасного. Теперь акцент сместился в стремление поразить и привлечь внимание. Художник больше не пытается позвать людей за собой, он оптимизирует функцию своей востребованности, ставя перед творчеством буквально те же задачи, что и рекламодатель. Таким образом, ценитель искусства трансформируется в потребителя художественного продукта, а автор - в его поставщика. Но это уже несколько иная тема, в которую мы сейчас не будем углубляться.
Последняя категория людей, которую я бы выделил в отдельную группу, это те, кто сознательно используют духовность как инструмент манипуляции для достижения собственных корыстных целей. Такие люди были, разумеется, всегда, особенно среди тех, кто стоял во главе различных религиозных и политических институтов, но наша эпоха для них особенно благоприятнa. В отсутствие в обществе чётких представлений и знаний о природе духовности и при наличии дефицита ценностей и смыслов, намного легче предлагать людям различные сомнительные решения, заполняющие эту пустоту. Духовность, кстати, далеко не единственный инструмент подобных манипуляций. Современные политики просто нащупывают ту тему, которая будет наилучшим образом воспринята электоратом и потом используют её. Либерализм, национальное самосознание, расовая дискриминация, сексуальная ориентация и многие другие “громкие” темы - все идут в дело. Причём кто-то борется за них, а кто-то против, но и те и другие делают это не во имя идеи блага или истины, а ради собственного продвижения.
Завершая этот обзор, я хочу сказать, что все перечисленные группы, как всегда в подобных случаях, условны и взаимопроницаемы. Между ними нет чётких границ и описанные тенденции могут сосуществовать в одном человеке. Главное, что я хотел показать, что в современном обществе само понятие шкалы ценностей оказалось во многом лишено содержания и смысла. Если раньше в каждой культуре существовал относительно неё некий консенсус, то сегодня его нет. Однако потребность в ценностях и ориентирах у людей осталась, но теперь её стало, как это ни странно, сложнее по-настоящему удовлетворить. Ниже я расскажу, как решаю эту проблему для себя.
Критерии и ориентиры духовности.
Итак, одна из главных проблем нашего современника состоит в том, как понять, что действительно ценно, а что лишь кажется таковым, и даже ещё шире, каков вообще критерий ценности. Ответ на этот вопрос я разбиваю на две взаимосвязанные, но отдельные части, которые отражают двойственную природу нашего сознания. У этих частей есть много разных названий, но воспользуемся наиболее принятыми в философии. Речь идёт о феноменальной и рациональной сферах. Под феноменальной подразумевается область чувств, эмоциональные переживания - всё то, что мы ощущаем непосредственно, что дано нам аподиктически (неопровержимо, максимально достоверно), до всякого анализа и осознания. Рациональная сторона занимается идентификацией и систематизацией наших ощущений, разделяя их на предметы и явления, давая им формальные определения и фиксируя каузальные (причинно следственные) связи и логические цепочки. Феноменальная сторона живёт всегда в настоящем и её основная функция состоит в мониторинге состояния как нашего собственного, так и мира вокруг. Рациональная часть знает только прошлое и будущее. Её задача - анализ произошедшего для формирования такой реакции на него, которая обеспечит нам наиболее благоприятное и длительное будущее.
Начну с того, что для меня является ценностью на феноменальном уровне. Это, во-первых, сама возможность жить, как чисто физически, так и субъективное, окрашенное эмоционально, ощущение себя живым. Во-вторых, испытывать чувство наполненности. Это ощущение похоже на радость, его даже можно назвать одним из оттенков радости, но радость слишком широкое понятие, а я говорю о чём-то специфическом и очень конкретном, хотя и трудным для вербализации. Это одно из тех переживаний, которое невозможно объяснить тому, кто не знаком с ним на собственном опыте. Ну как объяснить каков на вкус банан или апельсин никогда не видевшему их эскимосу? Как рассказать про оргазм, если человек его не испытывал? Здесь мы имеем дело с чем-то похожим. Наполненность это такой эмоциональный коктейль из удовлетворения, осознанности, внутренней гармонии, безусловного приятия себя и происходящего вокруг, сопровождаемое наличием интуитивного знания того, куда двигаться, что менять и как сохранять и умножать это ощущение. То есть это не буддийское отсутствие желаний. Напротив, наполненность, в моём понимании, вполне может содержать в себе чувство голода и жажды, потребность действовать специфическим образом, подкрепляющим это состояние и двигаться дальше. В отличие от радости, наполненность не противоречит страданию, а, наоборот, нередко с ним сосуществует или даже предполагает его как необходимый элемент пути. Например, можно испытывать наполненность, переживая неразделённую любовь или во время телесного недуга. Многие духовные практики представляют из себя тяжёлые физические испытания, при которых телесные страдания неизбежны, но люди идут на них, понимая что это часть сознательно выбранного ими пути.
Интересен ещё такой аспект наполненности. С одной стороны, это сложное и многоплановое переживание, которое ближе к тому, что мы называем чувством или эмоцией, то есть нечто обусловленное внутренним состоянием. С другой - в нём явно присутствует элемент восприятия чего-то извне. Это хорошо знакомо тем, кто занят творчеством. Не важно, идёт ли речь о музыке, живописи, литературе или научной деятельности, но очень многие отмечают, что идеи и вдохновение для работы приходит как будто откуда-то “сверху”, извне. Часто можно встретить сравнение творческого человека с радиоприёмником, умеющим ловить эти сигналы и затем трансформировать в доступные формы. Здесь происходит нечто подобное, только нет необходимости в трансформации и переводе воспринимаемого на другой язык. Я бы сказал, что необходимое условие наполненности это подключенность к этому источнику “сверху”. Именно через него идёт импульс, который, как звук камертона, настраивает инструменты нашей души на этот специфический лад, и они начинают звучать слаженно, как оркестр под управлением опытного дирижёра, создавая то самое состояние.
Когда в человеке есть это чувство, то он невольно транслирует его окружающим. Его непросто изобразить, не испытывая изнутри, потому что оно проявляет себя самыми разными способами. Это и особый покой, и специфическое терпимое отношение к другим, и то, что называют внутренним светом. Особенно ценным это состояние делает его устойчивость, его относительно слабая зависимость от происходящего вокруг. Оно похоже на покой моря всего на глубине нескольких метров, который остаётся неизменным даже в самый сильный шторм. Но это в идеале, который, как всегда, трудно достижим. Но даже будучи только приходящим и большую часть времени присутствуя внутри лишь в виде воспоминания, это чувство всё равно не обесценивается, всё равно остаётся светлым пятном, дающим нам, как некогда Полярная звезда мореплавателям, надёжный ориентир, понимание к чему стоит стремиться.
Продолжение
Большая просьба к чиателям оставлять комментарии только под окончанием, чтобы упростить обсуждение