Последние стихи Шаламова, журнал Кубань, 1991
Иван Ахметьев ayktm в комментариях к посту "Последний цикл стихов" приводит варианты стихотворений, записанных под диктовку Шаламова в доме престарелых Морозовым и Сиротинской, и спрашивает: "чем можно это объяснить, есть ли литература об этом?". Поскольку объяснений у меня нет и литературы об этом я тоже не знаю, могу только привести еще одну публикацию стихов Шаламова из последнего цикла (Александр Морозов в журнале Вестник РХД назвал его "Неизвестный солдат"). Стихи были напечатаны в журнале Кубань от июля 1991 года без указания имени публикатора и с редакционным предисловием, текст которого ниже.
__________
ВАРЛАМ ШАЛАМОВ
Среди возвращенных отечественной литературе имен имя Варлама Тихоновича Шаламова примечательно особым даром - тайной нравственно-художественного прозрения. Его жизнь, определенная судьбой “на изломе”, раскрывает для нас понятность во взаимодействии со временем, а вернее и точнее - со вселенской катастрофой, произошедшей во времени на пространстве и живом теле России.
Будучи незаконно репрессированным, писатель 17 лет провел в лагерях. Известный прежде всего как автор "Колымских рассказов", "Левого берега", "Очерков преступного мира", "Воскрешения лиственницы" Варлам Шаламов сегодня все больше открывается в печати как поэт. Мы возвращаемся к тому, что у истоков творческой биографии художника - вышедшие сборники стихов "Огниво" (1961), "Шелест листьев" (1964), "Дорога и судьба" (1967). И не случайно, должно быть, последним словом его было поэтическое откровение. Предлагаемые читателям "Кубани" стихи В Шаламова “расслышаны” от него в доме престарелых и инвалидов, где писатель провел остаток жизни. Вряд ли кого они оставят равнодушными, ибо главное в них не “компрессия” (как отзывались медики, в отличие от литераторов, отказавшихся их печатать как “распад"), а вывод “о человеческой жизни, человеческой психике”, который, по признанию автора, подсознательно “давно лежит я мозгу" и который “достался ценой большой крови и сбережен, как самое важное.”
Памяти известного русского писателя посвящает редакция публикацию этих предсмертных строк.
1
Послеужинный кейф -
Наше лучшее время,
Открывается сейф
Перед всеми.
Под душой - одеяло,
Кабинет мой рабочий,
По сердцу - карандаши
Днем и ночью.
Мозг работает мой,
Как и раньше - мгновенно,
Учреждая стихи
Неизменно.
2
Наверх выносят плащаницу,
Весьма напоминающую стелу.
Гусей целые вереницы
Плывут над тем Христовым Телом.
Я занят службою Пасхальной,
Стихи читаю в стихаре;
Порядок мира идеальный
По той, мальчишеской поре.
3
Я не хочу прогуливать собак -
Псу жалко
Носить мое бессердие в зубах,
Как палку.
В раю я выбрал самый светлый зал,
Где вербы.
Я сердце сунул - он понюхал зал.
Мой цербер.
Сердечный мускул все-таки не кость...
Помягче будет... И цена ему иная.
Так я вошел - последний райский гость -
Под своды рая.
4
Миллионы прослушал я месс,
Литургий, панихид и обеден,
Миллионы талантливых пьес,
Так что опыт мой вовсе не беден.
Говорят, драматург - Демиург,
Я таким сообщеньям не верю,
Не искал и не знал среди пург.
Среди бешенства белого зверя...
Совершив многолетний пробег
Леденящих дыханье движений,
Не прибег к покровительству нег
И подобных ему учреждений.
Я сражался один на один
С этим снежным клокочущим зверем,
И таким я дожил до седин,
До подсчета последним потерям
5
Лермонтов дал звуковые повторы,
Терек царицы Тамары воспел.
Демонов вывел целую свору.
Хоть пополуночи ангел летел.
И тихую песню он пел.
Я - безбожник лермонтовского склада,
Был богоборец, а не аферист...
Он, как герои его "Маскарада",
Был перед истиной чист.
6
Я на бреющем полете
Землю облетаю -
Велика ль земли забота
Я и сам не знаю.
Мы силою не женской
Устраняем думы,
Мы не самосожженцы
И не Аввакумы.
Фотография страницы журнала (1,14 МБ)
__________
ВАРЛАМ ШАЛАМОВ
Среди возвращенных отечественной литературе имен имя Варлама Тихоновича Шаламова примечательно особым даром - тайной нравственно-художественного прозрения. Его жизнь, определенная судьбой “на изломе”, раскрывает для нас понятность во взаимодействии со временем, а вернее и точнее - со вселенской катастрофой, произошедшей во времени на пространстве и живом теле России.
Будучи незаконно репрессированным, писатель 17 лет провел в лагерях. Известный прежде всего как автор "Колымских рассказов", "Левого берега", "Очерков преступного мира", "Воскрешения лиственницы" Варлам Шаламов сегодня все больше открывается в печати как поэт. Мы возвращаемся к тому, что у истоков творческой биографии художника - вышедшие сборники стихов "Огниво" (1961), "Шелест листьев" (1964), "Дорога и судьба" (1967). И не случайно, должно быть, последним словом его было поэтическое откровение. Предлагаемые читателям "Кубани" стихи В Шаламова “расслышаны” от него в доме престарелых и инвалидов, где писатель провел остаток жизни. Вряд ли кого они оставят равнодушными, ибо главное в них не “компрессия” (как отзывались медики, в отличие от литераторов, отказавшихся их печатать как “распад"), а вывод “о человеческой жизни, человеческой психике”, который, по признанию автора, подсознательно “давно лежит я мозгу" и который “достался ценой большой крови и сбережен, как самое важное.”
Памяти известного русского писателя посвящает редакция публикацию этих предсмертных строк.
1
Послеужинный кейф -
Наше лучшее время,
Открывается сейф
Перед всеми.
Под душой - одеяло,
Кабинет мой рабочий,
По сердцу - карандаши
Днем и ночью.
Мозг работает мой,
Как и раньше - мгновенно,
Учреждая стихи
Неизменно.
2
Наверх выносят плащаницу,
Весьма напоминающую стелу.
Гусей целые вереницы
Плывут над тем Христовым Телом.
Я занят службою Пасхальной,
Стихи читаю в стихаре;
Порядок мира идеальный
По той, мальчишеской поре.
3
Я не хочу прогуливать собак -
Псу жалко
Носить мое бессердие в зубах,
Как палку.
В раю я выбрал самый светлый зал,
Где вербы.
Я сердце сунул - он понюхал зал.
Мой цербер.
Сердечный мускул все-таки не кость...
Помягче будет... И цена ему иная.
Так я вошел - последний райский гость -
Под своды рая.
4
Миллионы прослушал я месс,
Литургий, панихид и обеден,
Миллионы талантливых пьес,
Так что опыт мой вовсе не беден.
Говорят, драматург - Демиург,
Я таким сообщеньям не верю,
Не искал и не знал среди пург.
Среди бешенства белого зверя...
Совершив многолетний пробег
Леденящих дыханье движений,
Не прибег к покровительству нег
И подобных ему учреждений.
Я сражался один на один
С этим снежным клокочущим зверем,
И таким я дожил до седин,
До подсчета последним потерям
5
Лермонтов дал звуковые повторы,
Терек царицы Тамары воспел.
Демонов вывел целую свору.
Хоть пополуночи ангел летел.
И тихую песню он пел.
Я - безбожник лермонтовского склада,
Был богоборец, а не аферист...
Он, как герои его "Маскарада",
Был перед истиной чист.
6
Я на бреющем полете
Землю облетаю -
Велика ль земли забота
Я и сам не знаю.
Мы силою не женской
Устраняем думы,
Мы не самосожженцы
И не Аввакумы.
Фотография страницы журнала (1,14 МБ)
