Из книги польского переводчика и литературного критика
Анджея Дравича "Поцелуй на морозе", (польское издание 1989 г., по-русски - СПб, 2011). Речь идет о "салоне" Надежды Мандельштам, то есть о ее квартире в Черемушках, куда Дравич, приезжая в СССР, регулярно наведывался.
"Кого только я там не встречал! Приходил молчаливый, явно подавленный своей частичной глухотой Варлам Тихонович Шаламов, автор одной из самых значительных русских книг - «Колымские рассказы». Он был тут вдвойне своим - и как узник Колымы, и как автор рассказа-фантазии о смерти Мандельштама («Шерри-бренди»). Лицо, выдубленное лагерным Севером еще более сильно и жестоко, чем лицо Домбровского, с глубоко врезанными желобами морщин.
Выражение замкнутости и беспощадности - явно не соответствующее его душевному строю - придала ему смоделировавшая этот облик суровая жизнь. Он говорил мало и казался озабочен своим трудным вхождением в литературу, но это уже мой домысел: доводилось слышать, что он считал себя скорее поэтом, чем прозаиком, и как поэт получил официальное признание, но его лирика довольно традиционна и не выделяется из общего ряда. А «Колымские рассказы» - истинный повод его славы - долго кружили лишь в самиздате и разными путями попадали на Запад, будучи изданы по-русски только в 1978 году, за три года до смерти автора".
"
Kogóż ja tam nie spotkałem! Przychodził milczący, wyraźnie skrępowany swoją częściową głuchotą Warłam Tichonowicz Szałamow, autor jednej z najważniejszych rosyjskich książek, Opowiadań kołymskich. Uważany za swego podwójnie, bo i kołymski łagrowiec, i autor opowiadania-wizji o śmierci Mandelsztama (Cherry-brandy). Twarz wygarbowana lagrową Północą, jeszcze ostrzej i ostateczniej niż u Dombrowskiego, z głęboko wyrytymi koleinami zmarszczek. Wyraz bezwzględności i zamknięcia; na pewno mylący, po prostu tak go życie wymodelowało. Mówił mało, zdawał się zafrasowany swoim trudnym wejściem do literatury, ale to już mój domysł; wiem skądinąd, że uważał się bardziej za poetę niż prozaika i w poezji liczył się oficjalnie, ale jego liryka jest poprawna i konwencjonalna. Natomiast prawdziwy tytuł do chwały, Opowiadania, krążyły w samizdacie i przedostawały się na Zachód własnymi drogami, a wyszły po rosyjsku dopiero w roku 1978, na trzy lata przed śmiercią autora".