Виктор Кротов о Мандельштамовском вечере в МГУ 1965 года
Писатель и математик, а в то время студент мехмата МГУ, где проводился первый вечер памяти Мандельштама, Виктор Кротов буквально на днях выпустил книгу воспоминаний под названием «Навстречу своему лучу». В анонсе мелькнуло имя Варлама Шаламова, и я обратился к автору с просьбой прислать для публикации в сообществе отрывки из книги, связанные с Шаламовым. О Шаламове оказалось совсем немного - впечатление о его выступлении на памятном вечере. Выкладываю этот отрывок с благодарностью Виктору Гавриловичу за любезно предоставленный текст.
_______
Из главы "Полуразрешённая культура"
Самым ярким событием, по-моему, стал первый в СССР вечер памяти Мандельштама в 1965 году. Он проходил в аудитории 16-10, спускавшейся крутым амфитеатром к длинному преподавательскому столу и забитой в тот день до предела. Сидели на лесенках и даже на подоконниках вверху. Естественный ажиотаж: на этот вечер собрался цвет свободной литературы. Вёл его Илья Эренбург. Выступали Варлам Шаламов, Арсений Тарковский и многие другие, кого не так-то просто было увидеть и услышать. Мне довелось встречать и провожать гостей. Помню свой трепет, когда я ехал в лифте с Эренбургом и даже беседовал с ним. И он благодарил нас за этот вечер!..
На вечере была Надежда Яковлевна Мандельштам. Она сидела в середине аудитории, теребила подаренный ей букетик цветов. Когда Эренбург сообщил, что она здесь, и все устроили овацию, она встала и, отказавшись спуститься вниз, негромко сказала:
- Спасибо. Не обращайте внимания на меня, пожалуйста. Я ещё не привыкла к почестям. И Осип Эмильевич писал: «Я к величаньям не привык...».
Это тихое и гордое «ещё» нас всех тронуло.
Поразило выступление Шаламова. Он читал «Шерри-бренди» - рассказ, посвящённый смерти Мандельштама в лагере, сам по себе трагичный и вызывающий, но особенно волнующий в исполнении автора, высокого, корявого, с какой-то изломанной жестикуляцией, нервно переживающего каждую свою фразу.
В середине рассказа Эренбургу пришла записка, он её прочитал и молча сунул в карман. Потом я узнал, что кто-то из нашего партийного начальства забеспокоился и просил Илью Григорьевича «тактично прервать это выступление». Он тактично... этого не сделал. А в заключение высказал надежду, что этот вечер поможет приблизить издание книги поэта.
Читали стихи Мандельштама. Какой-то студент Щукинского училища был приглашён специально для этого, но читал плохо, без понимания, а в одном стихотворении вообще забыл последнюю строфу.
- Я качался в далёком саду... На простой деревянной качели... - стали подсказывать из зала.
Так что слова одного из выступавших о том, что «Мандельштам - поэт широко известный в узком кругу литераторов», звучали эффектно, но были не очень справедливы.
_______
Из главы "Полуразрешённая культура"
Самым ярким событием, по-моему, стал первый в СССР вечер памяти Мандельштама в 1965 году. Он проходил в аудитории 16-10, спускавшейся крутым амфитеатром к длинному преподавательскому столу и забитой в тот день до предела. Сидели на лесенках и даже на подоконниках вверху. Естественный ажиотаж: на этот вечер собрался цвет свободной литературы. Вёл его Илья Эренбург. Выступали Варлам Шаламов, Арсений Тарковский и многие другие, кого не так-то просто было увидеть и услышать. Мне довелось встречать и провожать гостей. Помню свой трепет, когда я ехал в лифте с Эренбургом и даже беседовал с ним. И он благодарил нас за этот вечер!..
На вечере была Надежда Яковлевна Мандельштам. Она сидела в середине аудитории, теребила подаренный ей букетик цветов. Когда Эренбург сообщил, что она здесь, и все устроили овацию, она встала и, отказавшись спуститься вниз, негромко сказала:
- Спасибо. Не обращайте внимания на меня, пожалуйста. Я ещё не привыкла к почестям. И Осип Эмильевич писал: «Я к величаньям не привык...».
Это тихое и гордое «ещё» нас всех тронуло.
Поразило выступление Шаламова. Он читал «Шерри-бренди» - рассказ, посвящённый смерти Мандельштама в лагере, сам по себе трагичный и вызывающий, но особенно волнующий в исполнении автора, высокого, корявого, с какой-то изломанной жестикуляцией, нервно переживающего каждую свою фразу.
В середине рассказа Эренбургу пришла записка, он её прочитал и молча сунул в карман. Потом я узнал, что кто-то из нашего партийного начальства забеспокоился и просил Илью Григорьевича «тактично прервать это выступление». Он тактично... этого не сделал. А в заключение высказал надежду, что этот вечер поможет приблизить издание книги поэта.
Читали стихи Мандельштама. Какой-то студент Щукинского училища был приглашён специально для этого, но читал плохо, без понимания, а в одном стихотворении вообще забыл последнюю строфу.
- Я качался в далёком саду... На простой деревянной качели... - стали подсказывать из зала.
Так что слова одного из выступавших о том, что «Мандельштам - поэт широко известный в узком кругу литераторов», звучали эффектно, но были не очень справедливы.