Борис Дубин. "Новая проза" и игровое кино
В журнале Сеанс опубликована статья социолога и литератора Бориса Дубина "Протокол как букварь с картинками". Статья критически анализирует сериал Николая Досталя "Завещание Ленина" под углом принципиальной несовместимости эстетик такого массового и традиционного жанра как игровой телесериал и "новой прозы" Шаламова и поднимает актуальную в последнее время проблему свидетельства. Не мешает добавить, что Шаламов и сам время от времени изменял своей эстетике, впадая в архаику, как, например, в рассказах "Золотая медаль" или "Последний бой майора Пугачева". Все, сказанное Дубиным о прозе Шаламова, более или менее верно и очевидно.
"Шаламов искал слова для того, чему не просто не было языка в окружающей социальной и культурной реальности, но, кажется, и вообще не было."
Я думаю, это преувеличение. Языка нет для многих вещей, например, для смерти, даже самой обыденной. Именно язык создает реальность - не ищет в реальности, чему соответствовать, а создает ее, делает достоянием человеческого сознания. Не один Шаламов сидел на Колыме, но один Шаламов создал Колыму какой мы ее знаем. Колыму мы знаем из уст Шаламова, из языка Шаламова, Колыма есть совокупность способа восприятия и закрепления этого восприятия в языке, язык нужен был не для того, чтобы описать нечто неизвестное окружающей социальной и культурной реальности, а для того, чтобы это нечто, Колыму, сотворить, навязать реальности. Художник всегда тиран. Шаламов изобрел (нашел) необходимый язык, на то он и гений.
"Ее [шаламовской "новой прозы"] радикальность, далеко выходящая за границы не только своего, но, во многом, и нынешнего времени, как кажется, всерьез почти не оценена. Выражусь сильнее: Шаламов в России не прочитан. И соглашусь с выводом Елены Михайлик: отечественная аудитория по сей день ищет «возможность не встречаться с травматичным для нее авторским представлением о читателе и обществе. [...]». В подобных условиях вполне благородные задачи напоминания о прошлом, агрессивные установки на эмоциональное сопереживание публики и пафос нескончаемого извлечения исторических уроков по-прежнему преобладают в массе читателей, зрителей, критиков."
Словом, архаика. Пора эволюционировать.
"Шаламов искал слова для того, чему не просто не было языка в окружающей социальной и культурной реальности, но, кажется, и вообще не было."
Я думаю, это преувеличение. Языка нет для многих вещей, например, для смерти, даже самой обыденной. Именно язык создает реальность - не ищет в реальности, чему соответствовать, а создает ее, делает достоянием человеческого сознания. Не один Шаламов сидел на Колыме, но один Шаламов создал Колыму какой мы ее знаем. Колыму мы знаем из уст Шаламова, из языка Шаламова, Колыма есть совокупность способа восприятия и закрепления этого восприятия в языке, язык нужен был не для того, чтобы описать нечто неизвестное окружающей социальной и культурной реальности, а для того, чтобы это нечто, Колыму, сотворить, навязать реальности. Художник всегда тиран. Шаламов изобрел (нашел) необходимый язык, на то он и гений.
"Ее [шаламовской "новой прозы"] радикальность, далеко выходящая за границы не только своего, но, во многом, и нынешнего времени, как кажется, всерьез почти не оценена. Выражусь сильнее: Шаламов в России не прочитан. И соглашусь с выводом Елены Михайлик: отечественная аудитория по сей день ищет «возможность не встречаться с травматичным для нее авторским представлением о читателе и обществе. [...]». В подобных условиях вполне благородные задачи напоминания о прошлом, агрессивные установки на эмоциональное сопереживание публики и пафос нескончаемого извлечения исторических уроков по-прежнему преобладают в массе читателей, зрителей, критиков."
Словом, архаика. Пора эволюционировать.