Александр Городницкий. Стихи Шаламова в студии в 1947 году?
"Глеб Семенов [Глеб Сергеевич Семенов, поэт, руководитель ленинградских поэтических объединений] как мог воспитывал в нас вкус. А мог он многое. Человек с прекрасной памятью, родом из старой ленинградской интеллигентской семьи (мать, Елена [Наталья] Георгиевна, была когда-то актрисой, а отец - известный писатель Сергей Семенов), он обладал тонким и безошибочным литературным вкусом. Прежде всего он читал нам наизусть множество стихов авторов, о которых мы, тогдашние жертвы полуобразованщины и усеченных школьных программ сталинской эпохи соцреализма, попросту ничего не знали. Только спустя много лет я понял, как рисковал Семенов, называя нам многие запретные тогда имена и читая стихи, в ту пору не печатавшиеся. Ведь на дворе был 1947 год. Помню, как-то он прочел нам на занятии строчки неизвестного (так он сказал) автора, которые я запомнил с первого раза наизусть:
В глубокой выработке, в шахте,
Горю с остатками угля.
Здесь смертный дух, здесь смертью пахнет,
И осыпается земля.
Последние истлеют крепи,
И рухнет небо мертвеца,
И превращаясь в пыль и пепел,
Я домечтаю до конца.
Я лишь на миг тебя моложе, -
Пока еще могу дышать:
Моя шагреневая кожа, -
Моя усталая душа.
"Чьи это стихи?" - спросил кто-то из нас. Глеб Сергеевич по своей привычке многозначительно поднял брови и ничего не ответил. Только год назад, прочтя подборку в одном из толстых журналов, я узнал, что автор этих "безымянных" полюбившихся мне стихов был Варлам Шаламов, сидевший в то время в колымских лагерях. Как стихи эти добрались до Глеба Сергеевича в то время?
Понимал ли он, что играет с огнем - ведь вход на занятия был практически открытый? Видимо, понимал, но миссионерский свой долг понимал еще лучше."
Из воспоминаний поэта и барда Александра Городницкого, «И вблизи и вдали», М., «Полигран», 1991 г., на портале И. Л. Викентьева
________
Биографическая справка
________
Насколько я помню, стихи Шаламов начал записывать в 1949 году на лагпункте Дусканья, а передал их с Еленой Мамучашвили Пастернаку еще позже. Откуда Семенов в 1947 году мог знать, во всей вероятности, еще и не записанное стихотворение "В закрытой выработке, в шахте..."? Рассказанное Городницким определенно смахивает на миф.
UPD
Шаламов писал и записывал стихи еще раньше - как минимум в больнице на Беличьей в 1943-45 гг. Другой вопрост - когда было написано именно это стихотворенье и через кого оно могло попасть в Ленинград.
В глубокой выработке, в шахте,
Горю с остатками угля.
Здесь смертный дух, здесь смертью пахнет,
И осыпается земля.
Последние истлеют крепи,
И рухнет небо мертвеца,
И превращаясь в пыль и пепел,
Я домечтаю до конца.
Я лишь на миг тебя моложе, -
Пока еще могу дышать:
Моя шагреневая кожа, -
Моя усталая душа.
"Чьи это стихи?" - спросил кто-то из нас. Глеб Сергеевич по своей привычке многозначительно поднял брови и ничего не ответил. Только год назад, прочтя подборку в одном из толстых журналов, я узнал, что автор этих "безымянных" полюбившихся мне стихов был Варлам Шаламов, сидевший в то время в колымских лагерях. Как стихи эти добрались до Глеба Сергеевича в то время?
Понимал ли он, что играет с огнем - ведь вход на занятия был практически открытый? Видимо, понимал, но миссионерский свой долг понимал еще лучше."
Из воспоминаний поэта и барда Александра Городницкого, «И вблизи и вдали», М., «Полигран», 1991 г., на портале И. Л. Викентьева
________
Биографическая справка
________
Насколько я помню, стихи Шаламов начал записывать в 1949 году на лагпункте Дусканья, а передал их с Еленой Мамучашвили Пастернаку еще позже. Откуда Семенов в 1947 году мог знать, во всей вероятности, еще и не записанное стихотворение "В закрытой выработке, в шахте..."? Рассказанное Городницким определенно смахивает на миф.
UPD
Шаламов писал и записывал стихи еще раньше - как минимум в больнице на Беличьей в 1943-45 гг. Другой вопрост - когда было написано именно это стихотворенье и через кого оно могло попасть в Ленинград.