Удаляясь на расстрел, троцкисты пели Интернационал
М.Б. Троцкисты на Воркуте. // Социалистический Вестник. Нью-Йорк, 1961. №10-11, с. 201-204.
По указанию уваж. labas, М.Б. - Михаил Иванович Балашов, он же Михаил Иванович Нильский, в 1949-1965 гг. использовал псевдонимы И.М., И. Муравьев, Ив. Муравьев, Ив. Павлов, позднее опубликовал другую редакцию своей статьи в журнале Континент (Нильский М. Воркутинская трагедия. // Континент. Париж, 1978. №18, с. 279-308); его воспоминания (Нильский М. Воркута) были изданы предположительно в США в 1970-х гг., впервые опубликованы в СССР в сост. И.Л. Кузнецовым сборнике воспоминаний Печальная пристань. Сыктывкар, 1991, оцифрованы. Настоящее имя автора и его биография мне неизвестны, не все в его воспоминаниях подтверждается свидетельствами других узников ГУЛАГа.
Другие воспоминания того же автора, по Россия и российская эмиграция в воспоминаниях и дневниках. Том 4. Часть 1. М., 2005. с. 347:
8322. Нильский М. В чукотской ссылке // НРС. 1985. 14 мая. (№ 26784). С. 5, 10.
1932-1935. Ссылка автора на Чукотку после заключения в сибирских лагерях. Этап, пеший переход в глубь Чукотского полуострова. Уклад жизни чукчей, их национальные особенности. Устройство автором своего быта. Дружба с чукотскими детьми. Цинга. Подготовка к побегу на Аляску. Трудности по пути к Берингову проливу, погодные условия. Обратный путь. Посещение автора сотрудниками НКВД.
8322. Нильский М. Побег. // НРС. 1987. 4 янв. (№ 27297). С. 4; 7-8 янв. (№№ 27299-27300). С. 5; 9 янв. (№ 27301). С. 7; 14 янв. (№ 27305). С. 5; 15 янв. (№ 27306). С. 5; 17 янв. (№ 27308). С. 6; 20 янв. (№ 27309). С. 8; 22 янв. (№ 27311). С. 5; 23 янв. (№ 27312). С. 6.
1937-1938. По рассказу заключенного М.И. Балашова. Работа Балашова подручным кузнеца со своим другом В. Петриком на Воркутинской шахте «Капитальная» №2. Усиление репрессий в лагере, арест Петрика, его спасение от расстрела, лечение. Побег друзей из лагеря. Оказание помощи ненецкому мальчику в вымершем от эпидемии ненецком селении. Заболевание Балашова воспалением легких. Голод. Пурга. Встреча с ненцами-оленеводами, их помощь беглецам. Погоня. Приют в семье зырян (коми). Переход по Уральским горам, опасности пути. Ожидание весны в горах. Цинга, лечение травами. Отдых на горном озере. Таежная коммуна «уходцев» (бежавших от советской власти), история ее возникновения, быт и нравы. Завершение побега - прибытие в Москву. Выдача Балашова женой, возвращение в лагерь (авг. 1938). Ненецкая ярмарка на территории лагеря. Спасение Спасение Балашова зырянами.
8324. Нильский М. Из рассказов воркутян // НРС. 1987. 11 авг. (№ 27484). С. 12.
1938-1939. Фальшивое обвинение группы молодежи в покушении на И.В. Сталина, участие в этой группе племянника Н.И. Ежова. Пребывание в Воркутинском лагере бывшего члена Исполкома Коминтерна и редактора газеты «Ленинградская правда» Г.И.Сафарова. Работа автора в шахте, заключение в изолятор, уголовники.
{с. 201}
Троцкисты в середине и во второй половине 30-ых годов представляли на Воркуте довольно пеструю группу; часть их попрежнему называла себя большевиками-ленинцами. На руднике их было около пятисот человек; по Ухто-Печерскому лагерю около тысячи, а по всему Печерскому краю, вероятно, несколько тысяч. Это были ортодоксальные троцкисты, до конца остававшиеся верными своей платформе и вождям. В 1927 году, по решению XV партийного съезда, они были исключены из коммунистической партии, а затем арестованы. Находясь все время в заключении, они по-прежнему считали себя коммунистами, а Сталина и его сторонников - «аппаратчиков» - квалифицировали как ренегатов коммунизма. Среди них были и лица, никогда формально не состоявшие в компартии и только в период обостренной борьбы оппозиции примкнувшие к ее платформе и до конца связавшие себя с ее судьбой.
Кроме этих настоящих троцкистов в Воркутском и других лагерях находилось в ту пору больше 100 тысяч заключенных, которые прежде, будучи коммунистами и комсомольцами, примыкали к троцкистской оппозиции, затем в разное время и по разным причинам (главные из них, конечно, были: репрессии, безработица, травля, исключение из учебных заведений и т.д.) вынуждены были «раскаяться в своих ошибках» и отойти от оппозиции.
Правоверные троцкисты прибыли на рудник летом 1936 года и жили в двух больших палатках компактной массой. Работать в шахте они категорически отказались. Работали физически только на поверхностных работах и не 10-12 часов, как это предписывалось и как работали другие заключенные, а только восемь. Делали это они явочным порядком, организованно и открыто игнорируя лагерные законы. В массе своей они уже около десяти лет находились в заключении. Сначала сидели в политических изоляторах, затем были на Соловках, в ссылке и, наконец, попали на Воркуту. Троцкисты были единственной группой политзаключенных открыто критиковавших сталинскую «генеральную линию» и оказывавших организованное сопротивление тюремщикам.
Однако внутри этой группы тоже были свои разногласия. Часть людей считала себя последователями Тимофея Сапронова (бывший секретарь ВЦИК) и называлась «сапроновцами» или «демократами - централистами» (децисты). Они утверждали, что они левее троцкистов, и считали, что буржуазное перерождение сталинской диктатуры совершилось еще в конце двадцатых годов и что сближение Гитлера и Сталина очень вероятно. Однако, в случае войны сапроновцы заявляли себя оборонцами СССР.
Были среди «троцкистов» и сторонники «правых», т.е. Рыкова и Бухарина, а также последователи Шляпникова и его платформы «Рабочей оппозиции». Наиболее многочисленной группой все же являлись собственно троцкисты,- последователи Л.Д. Троцкого. Они открыто пропагандировали так называемый тезис Клемансо: «Враг в собственной стране. Сначала устранить реакционное правительство Сталина, и только затем уже организовать оборону страны от внешнего врага». Несмотря на разногласия, все эти группы на руднике жили довольно дружно под одной общей шапкой - «троцкисты». Вожаками и руководителями их были: Сократ Геворкян, Владимир Иванов, Мельнайс, В.В. Коссиор и бывш. секретарь Троцкого Познанский.
Геворкян - спокойный, уравновешенный и рассу- {с. 202} дительный человек. Говорил не торопясь, взвешивая слова и избегая всякой аффектации и театральных жестов. До ареста он был научным работником РАНИОН (Российская ассоциация научно-исследовательских институтов общественных наук. По национальности он был армянин, в ту пору ему было около сорока лет. Вместе с ним в заключении был и его младший брат.
Мельнайс несколькими годами моложе Геворкяна. По национальности - латыш. Прежде состоял членом ЦК Комсомола, затем учился на физико-математическом факультете Московского университета, где в 1925-27 годах возглавлял многочисленную группу (несколько сот человек) студентов-оппозиционеров. На университетских собраниях, когда выступал Мельнайс, сталинцы поднимали шум и крик, не давали ему говорить. Он упрямо стоял и когда уставшие крикуны умолкали, председатель собрания потрясая колокольчиком заявлял: Ваше время истекло. - «Это ваше было время, вы бесновались и кричали, я молчал. Теперь я буду говорить»,- отвечал Мельнайс и обращался к аудитории.
В конце 1927 года Мельнайс один из первых среди университетских оппозиционеров был арестован. Его арест вызвал взрыв возмущения среди студентов. В коридорах и аудиториях университета рассказывали возмутительные подробности. Мельнайс был женат и жил на частной квартире. Жена его, тоже студентка, была беременна. Ночью у нее начались родовые схватки. Вызвав по телефону карету скорой медицинской помощи, Мельнайс нервно ходил по квартире в ожидании врача. Услышав в передней звонок, он поспешно открыл дверь, впустил трех, одетых в гражданское платье, и со словами: пожалуйста, пройдите сюда, жене совсем плохо, - пошел вперед.
- Минутку, - остановил его человек в штатском, - женой вашей пока мы не интересуемся, интересуемся лично вами, - и предъявил ему ордер на обыск и арест.
Вскоре явились врач и санитары скорой помощи. Жену Мельнайса увезли в больницу, а его забрали на Лубянку. С тех пор, т.е. около десяти лет, Мельнайс находился в заключении. В политизоляторе и ссылке он много работал над экономическими проблемами и проявил себя крупным и талантливым экономистом.
Владимир Иванов - плотный мужчина, с круглым полным купеческим лицом, широкими темными усами и умными серыми глазами. Ему за пятьдесят лет, но в нем чувствовалась медвежья сила и воля. Старый большевик и член Ц. К., Иванов до ареста был управляющим Китайско-Восточной железной дороги. Он, как и его жена Варвара Каспаровна были сторонниками демократического централизма (децисты) и примыкали к группе Сапронова. Когда XV съезд признал несовместимым пребывание в оппозиции с пребыванием в партии, Иванов оставил ряды оппозиции, что однако его не спасло. После убийства Кирова он был арестован. В лагере Иванов был начальником узкоколейной жел. дороги, соединявшей Воркутский рудник с рекой Уса. По заданию из центра, в 1936 году лагерное НКВД состряпало дело по обвинению Иванова во вредительстве на этой игрушечной железной дороге протяжением в шестьдесят километров. В лагерь прибыла специальная коллегия верховного суда КОМИ АССР. В закрытом заседании председательствующий, зачитав обвинительное заключение по делу, обратился с вопросом к Иванову:
- Что вы можете сказать в свое оправдание?
- У вас есть шпаргалка. Вы получили задание оформить и санкционировать подлое убийство. Но выполнить задание вы не можете. Эти обвинения, вы знаете не хуже моего, выдуманы и состряпаны услужливыми чиновниками сталинской полиции, поэтому и утруждать вам себя нечего. Делайте свое каиново дело, а я участвовать в судебной комедии не желаю. Спросите вот их,- указывая на трех свидетелей-сексотов из заключенных,- они вам за пачку махорки подтвердят, что я не только вредитель, но и родственник японского микадо.
Суду не оставалось ничего другого, и он приступил к допросу указанных «свидетелей». Судебное следствие получилось куцым и скомканным. Зато совещание суда длилось долго. Куда-то звонил телефон, долго ждали ответа, и, наконец, объявили приговор: «Заслуживает высшей меры, но принимая во внимание и т.д., и т.д., заменить десятью годами заключения». Прядая воровскими глазами, не глядя на Иванова, судьи быстро собрали свои бумажки и удалились. Свидетели-сексоты, пытаясь оправдаться, подошли трусливо к Иванову. - Пошли вон, мерзавцы,- рыкнул он на них и пошел в свою палатку.
Коссиор - низкорослый, почти карлик, с большой головой средних лет человек. До ареста он был начальником Главнефти. Его брат Станислав Коссиор заседал в ту пору в Политбюро и одновременно был секретарем ЦК КП(б) Украины. В лагере Коссиор работал в котельной, подвозил тачкой уголь для шуховских котлов. Здесь же в лагере находились и две жены Коссиора. Украинка, с которой он развелся, и русская, на которой он женился в ссылке. Познанский - стройный и красивый брюнет лет тридцати пяти-тридцати восьми, завзятый шахматист и музыкант. Второй секретарь Л. Троцкого Григорьев, находился тогда где-то на Печоре. Осенью 1936 года, сейчас же после московских судебных инсценировок над вождями оппозиции: Зиновьевым, Каменевым и другими, вся группа ортодоксальных троцкистов, находившихся на руднике, собралась на совещание. Открывший совещание Геворкян обратился к собравшимся: - «Товарищи, прежде чем приступить к совещанию, прошу почтить вставанием погибших мученической смертью от руки сталинских предателей революции, наших товарищей, руководителей и вождей». Собравшиеся встали. Затем в короткой очень резкой речи Геворкян сказал, что предстоит обсудить и решить коренной вопрос, что делать и как вести себя дальше? «Теперь уже стало очевидным, что сталинская группа авантюристов завершила контрреволюционный переворот в нашей стране. Все прогрессивные завоевания нашей революции находятся в смертельной опасности. Не только сумерки, но уже глубокая, беспросветная ночь окутала нашу страну. Никакие кавеньяки не пролили столько крови трудящихся, сколько льет ее Сталин. Физически уничтожая все оппозиционные группы в партии, он стремится к безраздельной личной диктатуре. Партия и весь народ отданы на выучку и расправу полицейскому аппарату. Самые мрачные прогнозы и опасения нашей оппозиции целиком подтвердились. Страна неудержимо ползет в термидорианское болото. Восторжествовали мелко-буржуазные центристские силы, и Сталин является выразителем и апостолом их. Никаких компромиссов со ста- {с. 203} линскими предателями и палачами революции быть не может. Оставаясь до конца пролетарскими революционерами, мы не должны питать никаких иллюзий относительно своей судьбы. Но прежде, чем уничтожить, Сталин попытается безмерно унизить нас. Переводя политзаключенных на режим уголовных отбросов, он пытается распылить нас среди уголовников и натравить ее против нас. У нас осталось единственное средство в этой неравной борьбе - голодовка. Мы с группой товарищей предварительно наметили свои требования. Многие из вас уже осведомлены о них. Давайте сейчас все вместе обсудим и решим».
Собрание было непродолжительным, т.к. вопрос о голодовке и конкретных требованиях обсуждался в среде троцкистов уже несколько месяцев. Группа троцкистов, находившихся на других лагерных пунктах (станция Уса, Чибью, Кочмес и т. д.), также успели обсудить и прислали сообщения о своем согласии поддерживать намеченные требования и участвовать в голодовке. Собравшиеся единодушно утвердили эти требования,- они гласили:
1. Отмена незаконного решения НКВД о переводе всех троцкистов из административной ссылки в концлагеря. Дела политических противников режима должны решаться не Особым Совещанием НКВД, а в открытых судебных заседаниях.
2. Рабочий день в лагере не должен быть более восьми часов.
3. Питание заключенного должно быть независимо от его нормы выработки. Норма выработки должна стимулироваться не хлебной пайкой, а денежной компенсацией.
4. Отдельное размещение в бараках и на рабочих участках политзаключенных от уголовного элемента.
5. Переселение политзаключенных - инвалидов, женщин и стариков из заполярных лагерей в лагеря, расположенные в лучших климатических условиях.
Собрание рекомендовало воздержаться от участия в голодовке больным, инвалидам и старикам. Однако эти люди решительно отвергли рекомендацию. День объявления голодовки собрание не установило, поручив это сделать руководящей пятерке во главе с Геворкяном,- после того, как они известят остальные группы троцкистов, распыленных по всей территории огромного Ухто-Печорского лагеря.
Три недели спустя, 27 октября 1936 года, началась беспримерная в условиях советских лагерей массовая голодовка политзаключенных. Утром, когда дан был сигнал к подъему, почти в каждом бараке оказались лица, объявившие себя голодающими. Палатки, в которых были размещены троцкисты, поголовно голодали. Голодали и дневальные. В этой трагедии, длившейся более четырех месяцев, участвовали около тысячи заключенных, половина из них находилась на руднике.
Первые два дня голодающие оставались на своих прежних местах. Затем администрация лагеря позаботилась об изоляции их от остальных заключенных, чтобы они своим примером не увлекли последних. В тундре, в сорока километрах от рудника, на берегу Сыр-Яга, были полуразрушенные примитивные бараки, ранее служившие базой для рабочих буровой разведки. Эти бараки срочно кое-как отремонтировали, вызвали ненцев с оленьими упряжками и стали перевозить туда голодающих. Здесь было сосредоточено около шестисот человек. Остальные были сконцентрированы недалеко от Чибью. На шестые сутки в отношении голодающих стали применять принудительное искусственное питание.
Изолировав голодающих чекисты приняли меры к тому, чтобы сообщения о голодовке не распространились в стране и не проникли за границу. Была запрещена переписка заключенных с семьями, отменены отпуска и выезд вольнонаемных служащих лагеря. Были попытки натравить заключенных на голодающих. На руднике не было запасов продовольствия, людей, работавших в шахте, кормить было нечем. Лагерная администрация утверждала, что большие запасы масла и сахара, заготовленные для шахтеров, она вынуждена расходовать на искусственное питание голодающих троцкистов.
В конце первого месяца голодовки, умер от истощения один голодающий. На третьем месяце голодовки умерли еще двое. В том же месяце двое голодающих, из числа не ортодоксальных троцкистов, добровольно прекратили голодовку. И, наконец, всего за несколько дней до окончания голодовки умер еще один человек.
Начавшаяся в конце октября 1936 года голодовка продолжалась 132 дня и закончилась только в марте 1937 года. Закончилась она полной победой голодающих. Им объявили радиограмму центрального управления НКВД, которая гласила: «Объявите голодающим заключенным Воркутского рудника, что все их требования будут удовлетворены».
Прекратив голодовку, троцкисты были возвращены на рудник, зачислены на больничное питание и через некоторое время пошли на работу. В шахты их не посылали. Работали исключительно на поверхностных объектах, а некоторые даже в конторе рудоуправления в качестве счетоводов, бухгалтеров, экономистов и т. д. Их рабочий день не превышал восьми часов, и питание не зависело от нормы выработки.
Интерес к голодающим среди прочих заключенных стал постепенно угасать. Внимание всех было приковано к новым московским процессам, о которых сообщало радио, а затем, в конце июня, пришли новые этапы заключенных. Из рассказов вновь прибывших стало известно о массовых пытках, издевательствах и внесудебных расстрелах в застенках НКВД, происходящих по всей стране. Вначале этому не хотели верить, тем более, что прибывшие говорили об этом неохотно и чаще намеками. Но постепенно люди сближались, разговоры становились откровеннее. Прибывали все новые и новые этапники из России, встречались друзья и знакомые, не верить им было уже нельзя.
Несмотря на эти очевидные факты, было немало заключенных, нетерпеливо ожидавших осени 1937 г. В этом году исполнялось двадцать лет октябрьской революции. Люди надеялись, что правительство ознаменует этот день, по примеру 1927 года, широкой амнистией. Тем более, что незадолго до этого была принята многообещающая «сталинская золотая конституция». Но осень принесла только горькие разочарования. И без того тяжелый режим в лагере резко ухудшился. Нарядчики и бригадиры - уголовники, получив новые инструкции от лагерного начальства, вооружились палками, стали немилосердно избивать заключенных. Охранники, стоя на сторожевых вышках у самых палаток, буквально глумились над заключенными. Забавляясь, стреляли ночью в выходящих на оправку в пределах зоны людей. Или скомандовав: «ложись», часами за- {с. 204} ставляли раздетых людей лежать на снегу. Вскоре начались массовые аресты среди заключенных. Почти кажду ночь в палатки являлись чекисты, выкликали по списку людей и уводили.
Некоторых троцкистов, в том числе Вл. Иванова, Коссиора и сына Л. Д. Троцкого Сергея Седова - скромного и симпатичного юношу, который неосторожно отказался в 1928 году следовать за своими родителями в изгнание за границу, специальным конвоем направили в Москву. Видимо, Сталину казалось недостаточным просто убить их в тундре. Его садистская натура жаждала не только крови. Он хотел предварительно безмерно унизить и подвергнуть их истязаниям, вынуждая ложные самообвинения. Первые двое бесследно исчезли в застенках Лубянки, а Сергей Седов, после лубянской обработки, был «судим» в Свердловске, где прежде он работал инженером на электростанции, и, как сообщали газеты, «сознался во вредительстве» и многих других «преступлениях», за что был приговорен к расстрелу.
Глубокой осенью на старокирпичном заводе было сконцентрировано около 1200 человек заключенных. Примерно половину из них составляли троцкисты. Люди жили в четырех больших палатках. Им выдавали только 400 грамм хлеба в сутки. Никакого приварка не было. Палатки были обнесены густой сетью проволочных заграждений. Около сотни свеже-завербованных охранников, вооруженных автоматами, день и ночь стерегли узников.
На старокирпичный завод направляли арестованных заключенных с рудника, Усы и других ближайших лагерных точек. Арестованных в более отдаленных лагпунктах - на Печоре, Имже, Кожве, Чибью и т.д. - сосредотачивали около Чибью.
Всю зиму 1937-8 года голодные заключенные сидели в палатках на старокирпичном заводе в ожидании решения своей судьбы. Наконец, в марте на Воркуту прибыли самолетом из Москвы три лейтенанта НКВД во главе с Кашкетиным. Явившись на кирзавод, лейтенанты стали вызывать на допрос людей из палаток. Вызывали ежедневно 30-40 человек. В течение 5-10 минут каждого бегло опрашивали, грубо оскорбляя и сквернословя. Некоторых награждали зуботычиной: в том числе старому большевику, бывшему члену ЦК Армении, Вирабу Вирабову, лейтенант Кашкетин нанес несколько ударов по лицу.
В конце марта в палатках огласили список на 25 человек. Среди них были Геворкян, Вирабов, Славин и др. Людям выдали по килограмму хлеба и приказали собраться с вещами для следования в этап. Тепло простившись с друзьями, люди вышли из палаток и после переклички этап и после переклички этап последовал за зону. Спустя 15-20 минут, недалеко у обрывистого берега речушки Верхняя Воркута, в полукилометре от палаток, послышался резкий залп, затем беспорядочные отдельные выстрелы и снова все смолкло. Вскоре мимо палаток обратно прошел конвой. Всем стало ясно, в какой этап были отправлены люди. Через день снова список. Теперь уже сорок человек. Снова хлебная пайка. Некоторые от истощения уже не могли двигаться. Таких обещали устроить на подводу. Затаив дыхание слушали люди в палатках скрип снега под ногами удаляющегося этапа. Давно все звуки замерли, а люди напряженно все слушают. Так прошло около часа и снова выстрелы огласили тундру. Теперь стреляли значительно дальше, в направлении узкоколейной железнодорожной линии, проходящей в трех километрах от кирзавода. Второй «этап» окончательно убедил обитателей палаток в их обреченности. Весь апрель и май продолжались расстрелы в тундре. Обычно через день, через два вызывали 30-40 человек. Характерно, что в каждый список обязательно включали несколько человек из уголовного рецидива. Чтобы терроризировать лагерников, чекисты, время от времени, оглашали через местный радиоузел списки расстрелянных. Эти трансляции обычно начинались так: «За контрреволюционную агитацию, саботаж, лагерный бандитизм, отказ от работы, попытки к побегу, расстреляны...» и следовал список лиц, где имена политических заключенных назывались вперемешку с уголовным рецидивом.
Один раз на расстрел забрали из палаток большую, около ста человек, группу заключенных. В ней были преимущественно троцкисты. Удаляясь, люди пели интернационал. Их поддержали своими голосами сотни людей из палаток.
В начале мая была расстреляна группа женщин. Среди них была украинская коммунистка Шумская, Смирнова (жена большевика с 1898 года, б. Наркомпочтеля Ив. Никитича Смирнова; дочь Смирнова, Ольга - молодая аполитичная девушка, увлекавшаяся музыкой, годом раньше была расстреляна в Москве), жены Коссиора, Мельнайса и др. Одна из женщин передвигалась на костылях. При расстреле мужа, жена его находившаяся в заключении, автоматически подлежала тоже расстрелу, а у более значительных оппозиционеров подлежали расстрелу и дети достигшие 12-летнего возраста.
В мае, когда в палатках оставалось немногим более ста человек, расстрелы прекратились. Спокойно прошло около двух недель. Затем всех людей отправили этапом на рудник. Здесь стало известно, что снят Ежов и в роли первого чекиста начал подвизаться Берия...
Среди уцелевших от расстрела на старокирпичном заводе людей было несколько человек ортодоксальных троцкистов. Один из них, инженер Р, был близок к Геворкяну и состоял в руководящей пятерке, организовавшей массовую голодовку. На руднике говорили, что Р. ценой предательства своих товарищей купил себе право на жизнь. Эти подозрения были, видимо, основательны, т.к. после расстрелов Р. пользовался доверием лагерной администрации и выдвигался на руководящие должности.
По указанию уваж. labas, М.Б. - Михаил Иванович Балашов, он же Михаил Иванович Нильский, в 1949-1965 гг. использовал псевдонимы И.М., И. Муравьев, Ив. Муравьев, Ив. Павлов, позднее опубликовал другую редакцию своей статьи в журнале Континент (Нильский М. Воркутинская трагедия. // Континент. Париж, 1978. №18, с. 279-308); его воспоминания (Нильский М. Воркута) были изданы предположительно в США в 1970-х гг., впервые опубликованы в СССР в сост. И.Л. Кузнецовым сборнике воспоминаний Печальная пристань. Сыктывкар, 1991, оцифрованы. Настоящее имя автора и его биография мне неизвестны, не все в его воспоминаниях подтверждается свидетельствами других узников ГУЛАГа.
Другие воспоминания того же автора, по Россия и российская эмиграция в воспоминаниях и дневниках. Том 4. Часть 1. М., 2005. с. 347:
8322. Нильский М. В чукотской ссылке // НРС. 1985. 14 мая. (№ 26784). С. 5, 10.
1932-1935. Ссылка автора на Чукотку после заключения в сибирских лагерях. Этап, пеший переход в глубь Чукотского полуострова. Уклад жизни чукчей, их национальные особенности. Устройство автором своего быта. Дружба с чукотскими детьми. Цинга. Подготовка к побегу на Аляску. Трудности по пути к Берингову проливу, погодные условия. Обратный путь. Посещение автора сотрудниками НКВД.
8322. Нильский М. Побег. // НРС. 1987. 4 янв. (№ 27297). С. 4; 7-8 янв. (№№ 27299-27300). С. 5; 9 янв. (№ 27301). С. 7; 14 янв. (№ 27305). С. 5; 15 янв. (№ 27306). С. 5; 17 янв. (№ 27308). С. 6; 20 янв. (№ 27309). С. 8; 22 янв. (№ 27311). С. 5; 23 янв. (№ 27312). С. 6.
1937-1938. По рассказу заключенного М.И. Балашова. Работа Балашова подручным кузнеца со своим другом В. Петриком на Воркутинской шахте «Капитальная» №2. Усиление репрессий в лагере, арест Петрика, его спасение от расстрела, лечение. Побег друзей из лагеря. Оказание помощи ненецкому мальчику в вымершем от эпидемии ненецком селении. Заболевание Балашова воспалением легких. Голод. Пурга. Встреча с ненцами-оленеводами, их помощь беглецам. Погоня. Приют в семье зырян (коми). Переход по Уральским горам, опасности пути. Ожидание весны в горах. Цинга, лечение травами. Отдых на горном озере. Таежная коммуна «уходцев» (бежавших от советской власти), история ее возникновения, быт и нравы. Завершение побега - прибытие в Москву. Выдача Балашова женой, возвращение в лагерь (авг. 1938). Ненецкая ярмарка на территории лагеря. Спасение Спасение Балашова зырянами.
8324. Нильский М. Из рассказов воркутян // НРС. 1987. 11 авг. (№ 27484). С. 12.
1938-1939. Фальшивое обвинение группы молодежи в покушении на И.В. Сталина, участие в этой группе племянника Н.И. Ежова. Пребывание в Воркутинском лагере бывшего члена Исполкома Коминтерна и редактора газеты «Ленинградская правда» Г.И.Сафарова. Работа автора в шахте, заключение в изолятор, уголовники.
{с. 201}
Троцкисты в середине и во второй половине 30-ых годов представляли на Воркуте довольно пеструю группу; часть их попрежнему называла себя большевиками-ленинцами. На руднике их было около пятисот человек; по Ухто-Печерскому лагерю около тысячи, а по всему Печерскому краю, вероятно, несколько тысяч. Это были ортодоксальные троцкисты, до конца остававшиеся верными своей платформе и вождям. В 1927 году, по решению XV партийного съезда, они были исключены из коммунистической партии, а затем арестованы. Находясь все время в заключении, они по-прежнему считали себя коммунистами, а Сталина и его сторонников - «аппаратчиков» - квалифицировали как ренегатов коммунизма. Среди них были и лица, никогда формально не состоявшие в компартии и только в период обостренной борьбы оппозиции примкнувшие к ее платформе и до конца связавшие себя с ее судьбой.
Кроме этих настоящих троцкистов в Воркутском и других лагерях находилось в ту пору больше 100 тысяч заключенных, которые прежде, будучи коммунистами и комсомольцами, примыкали к троцкистской оппозиции, затем в разное время и по разным причинам (главные из них, конечно, были: репрессии, безработица, травля, исключение из учебных заведений и т.д.) вынуждены были «раскаяться в своих ошибках» и отойти от оппозиции.
Правоверные троцкисты прибыли на рудник летом 1936 года и жили в двух больших палатках компактной массой. Работать в шахте они категорически отказались. Работали физически только на поверхностных работах и не 10-12 часов, как это предписывалось и как работали другие заключенные, а только восемь. Делали это они явочным порядком, организованно и открыто игнорируя лагерные законы. В массе своей они уже около десяти лет находились в заключении. Сначала сидели в политических изоляторах, затем были на Соловках, в ссылке и, наконец, попали на Воркуту. Троцкисты были единственной группой политзаключенных открыто критиковавших сталинскую «генеральную линию» и оказывавших организованное сопротивление тюремщикам.
Однако внутри этой группы тоже были свои разногласия. Часть людей считала себя последователями Тимофея Сапронова (бывший секретарь ВЦИК) и называлась «сапроновцами» или «демократами - централистами» (децисты). Они утверждали, что они левее троцкистов, и считали, что буржуазное перерождение сталинской диктатуры совершилось еще в конце двадцатых годов и что сближение Гитлера и Сталина очень вероятно. Однако, в случае войны сапроновцы заявляли себя оборонцами СССР.
Были среди «троцкистов» и сторонники «правых», т.е. Рыкова и Бухарина, а также последователи Шляпникова и его платформы «Рабочей оппозиции». Наиболее многочисленной группой все же являлись собственно троцкисты,- последователи Л.Д. Троцкого. Они открыто пропагандировали так называемый тезис Клемансо: «Враг в собственной стране. Сначала устранить реакционное правительство Сталина, и только затем уже организовать оборону страны от внешнего врага». Несмотря на разногласия, все эти группы на руднике жили довольно дружно под одной общей шапкой - «троцкисты». Вожаками и руководителями их были: Сократ Геворкян, Владимир Иванов, Мельнайс, В.В. Коссиор и бывш. секретарь Троцкого Познанский.
Геворкян - спокойный, уравновешенный и рассу- {с. 202} дительный человек. Говорил не торопясь, взвешивая слова и избегая всякой аффектации и театральных жестов. До ареста он был научным работником РАНИОН (Российская ассоциация научно-исследовательских институтов общественных наук. По национальности он был армянин, в ту пору ему было около сорока лет. Вместе с ним в заключении был и его младший брат.
Мельнайс несколькими годами моложе Геворкяна. По национальности - латыш. Прежде состоял членом ЦК Комсомола, затем учился на физико-математическом факультете Московского университета, где в 1925-27 годах возглавлял многочисленную группу (несколько сот человек) студентов-оппозиционеров. На университетских собраниях, когда выступал Мельнайс, сталинцы поднимали шум и крик, не давали ему говорить. Он упрямо стоял и когда уставшие крикуны умолкали, председатель собрания потрясая колокольчиком заявлял: Ваше время истекло. - «Это ваше было время, вы бесновались и кричали, я молчал. Теперь я буду говорить»,- отвечал Мельнайс и обращался к аудитории.
В конце 1927 года Мельнайс один из первых среди университетских оппозиционеров был арестован. Его арест вызвал взрыв возмущения среди студентов. В коридорах и аудиториях университета рассказывали возмутительные подробности. Мельнайс был женат и жил на частной квартире. Жена его, тоже студентка, была беременна. Ночью у нее начались родовые схватки. Вызвав по телефону карету скорой медицинской помощи, Мельнайс нервно ходил по квартире в ожидании врача. Услышав в передней звонок, он поспешно открыл дверь, впустил трех, одетых в гражданское платье, и со словами: пожалуйста, пройдите сюда, жене совсем плохо, - пошел вперед.
- Минутку, - остановил его человек в штатском, - женой вашей пока мы не интересуемся, интересуемся лично вами, - и предъявил ему ордер на обыск и арест.
Вскоре явились врач и санитары скорой помощи. Жену Мельнайса увезли в больницу, а его забрали на Лубянку. С тех пор, т.е. около десяти лет, Мельнайс находился в заключении. В политизоляторе и ссылке он много работал над экономическими проблемами и проявил себя крупным и талантливым экономистом.
Владимир Иванов - плотный мужчина, с круглым полным купеческим лицом, широкими темными усами и умными серыми глазами. Ему за пятьдесят лет, но в нем чувствовалась медвежья сила и воля. Старый большевик и член Ц. К., Иванов до ареста был управляющим Китайско-Восточной железной дороги. Он, как и его жена Варвара Каспаровна были сторонниками демократического централизма (децисты) и примыкали к группе Сапронова. Когда XV съезд признал несовместимым пребывание в оппозиции с пребыванием в партии, Иванов оставил ряды оппозиции, что однако его не спасло. После убийства Кирова он был арестован. В лагере Иванов был начальником узкоколейной жел. дороги, соединявшей Воркутский рудник с рекой Уса. По заданию из центра, в 1936 году лагерное НКВД состряпало дело по обвинению Иванова во вредительстве на этой игрушечной железной дороге протяжением в шестьдесят километров. В лагерь прибыла специальная коллегия верховного суда КОМИ АССР. В закрытом заседании председательствующий, зачитав обвинительное заключение по делу, обратился с вопросом к Иванову:
- Что вы можете сказать в свое оправдание?
- У вас есть шпаргалка. Вы получили задание оформить и санкционировать подлое убийство. Но выполнить задание вы не можете. Эти обвинения, вы знаете не хуже моего, выдуманы и состряпаны услужливыми чиновниками сталинской полиции, поэтому и утруждать вам себя нечего. Делайте свое каиново дело, а я участвовать в судебной комедии не желаю. Спросите вот их,- указывая на трех свидетелей-сексотов из заключенных,- они вам за пачку махорки подтвердят, что я не только вредитель, но и родственник японского микадо.
Суду не оставалось ничего другого, и он приступил к допросу указанных «свидетелей». Судебное следствие получилось куцым и скомканным. Зато совещание суда длилось долго. Куда-то звонил телефон, долго ждали ответа, и, наконец, объявили приговор: «Заслуживает высшей меры, но принимая во внимание и т.д., и т.д., заменить десятью годами заключения». Прядая воровскими глазами, не глядя на Иванова, судьи быстро собрали свои бумажки и удалились. Свидетели-сексоты, пытаясь оправдаться, подошли трусливо к Иванову. - Пошли вон, мерзавцы,- рыкнул он на них и пошел в свою палатку.
Коссиор - низкорослый, почти карлик, с большой головой средних лет человек. До ареста он был начальником Главнефти. Его брат Станислав Коссиор заседал в ту пору в Политбюро и одновременно был секретарем ЦК КП(б) Украины. В лагере Коссиор работал в котельной, подвозил тачкой уголь для шуховских котлов. Здесь же в лагере находились и две жены Коссиора. Украинка, с которой он развелся, и русская, на которой он женился в ссылке. Познанский - стройный и красивый брюнет лет тридцати пяти-тридцати восьми, завзятый шахматист и музыкант. Второй секретарь Л. Троцкого Григорьев, находился тогда где-то на Печоре. Осенью 1936 года, сейчас же после московских судебных инсценировок над вождями оппозиции: Зиновьевым, Каменевым и другими, вся группа ортодоксальных троцкистов, находившихся на руднике, собралась на совещание. Открывший совещание Геворкян обратился к собравшимся: - «Товарищи, прежде чем приступить к совещанию, прошу почтить вставанием погибших мученической смертью от руки сталинских предателей революции, наших товарищей, руководителей и вождей». Собравшиеся встали. Затем в короткой очень резкой речи Геворкян сказал, что предстоит обсудить и решить коренной вопрос, что делать и как вести себя дальше? «Теперь уже стало очевидным, что сталинская группа авантюристов завершила контрреволюционный переворот в нашей стране. Все прогрессивные завоевания нашей революции находятся в смертельной опасности. Не только сумерки, но уже глубокая, беспросветная ночь окутала нашу страну. Никакие кавеньяки не пролили столько крови трудящихся, сколько льет ее Сталин. Физически уничтожая все оппозиционные группы в партии, он стремится к безраздельной личной диктатуре. Партия и весь народ отданы на выучку и расправу полицейскому аппарату. Самые мрачные прогнозы и опасения нашей оппозиции целиком подтвердились. Страна неудержимо ползет в термидорианское болото. Восторжествовали мелко-буржуазные центристские силы, и Сталин является выразителем и апостолом их. Никаких компромиссов со ста- {с. 203} линскими предателями и палачами революции быть не может. Оставаясь до конца пролетарскими революционерами, мы не должны питать никаких иллюзий относительно своей судьбы. Но прежде, чем уничтожить, Сталин попытается безмерно унизить нас. Переводя политзаключенных на режим уголовных отбросов, он пытается распылить нас среди уголовников и натравить ее против нас. У нас осталось единственное средство в этой неравной борьбе - голодовка. Мы с группой товарищей предварительно наметили свои требования. Многие из вас уже осведомлены о них. Давайте сейчас все вместе обсудим и решим».
Собрание было непродолжительным, т.к. вопрос о голодовке и конкретных требованиях обсуждался в среде троцкистов уже несколько месяцев. Группа троцкистов, находившихся на других лагерных пунктах (станция Уса, Чибью, Кочмес и т. д.), также успели обсудить и прислали сообщения о своем согласии поддерживать намеченные требования и участвовать в голодовке. Собравшиеся единодушно утвердили эти требования,- они гласили:
1. Отмена незаконного решения НКВД о переводе всех троцкистов из административной ссылки в концлагеря. Дела политических противников режима должны решаться не Особым Совещанием НКВД, а в открытых судебных заседаниях.
2. Рабочий день в лагере не должен быть более восьми часов.
3. Питание заключенного должно быть независимо от его нормы выработки. Норма выработки должна стимулироваться не хлебной пайкой, а денежной компенсацией.
4. Отдельное размещение в бараках и на рабочих участках политзаключенных от уголовного элемента.
5. Переселение политзаключенных - инвалидов, женщин и стариков из заполярных лагерей в лагеря, расположенные в лучших климатических условиях.
Собрание рекомендовало воздержаться от участия в голодовке больным, инвалидам и старикам. Однако эти люди решительно отвергли рекомендацию. День объявления голодовки собрание не установило, поручив это сделать руководящей пятерке во главе с Геворкяном,- после того, как они известят остальные группы троцкистов, распыленных по всей территории огромного Ухто-Печорского лагеря.
Три недели спустя, 27 октября 1936 года, началась беспримерная в условиях советских лагерей массовая голодовка политзаключенных. Утром, когда дан был сигнал к подъему, почти в каждом бараке оказались лица, объявившие себя голодающими. Палатки, в которых были размещены троцкисты, поголовно голодали. Голодали и дневальные. В этой трагедии, длившейся более четырех месяцев, участвовали около тысячи заключенных, половина из них находилась на руднике.
Первые два дня голодающие оставались на своих прежних местах. Затем администрация лагеря позаботилась об изоляции их от остальных заключенных, чтобы они своим примером не увлекли последних. В тундре, в сорока километрах от рудника, на берегу Сыр-Яга, были полуразрушенные примитивные бараки, ранее служившие базой для рабочих буровой разведки. Эти бараки срочно кое-как отремонтировали, вызвали ненцев с оленьими упряжками и стали перевозить туда голодающих. Здесь было сосредоточено около шестисот человек. Остальные были сконцентрированы недалеко от Чибью. На шестые сутки в отношении голодающих стали применять принудительное искусственное питание.
Изолировав голодающих чекисты приняли меры к тому, чтобы сообщения о голодовке не распространились в стране и не проникли за границу. Была запрещена переписка заключенных с семьями, отменены отпуска и выезд вольнонаемных служащих лагеря. Были попытки натравить заключенных на голодающих. На руднике не было запасов продовольствия, людей, работавших в шахте, кормить было нечем. Лагерная администрация утверждала, что большие запасы масла и сахара, заготовленные для шахтеров, она вынуждена расходовать на искусственное питание голодающих троцкистов.
В конце первого месяца голодовки, умер от истощения один голодающий. На третьем месяце голодовки умерли еще двое. В том же месяце двое голодающих, из числа не ортодоксальных троцкистов, добровольно прекратили голодовку. И, наконец, всего за несколько дней до окончания голодовки умер еще один человек.
Начавшаяся в конце октября 1936 года голодовка продолжалась 132 дня и закончилась только в марте 1937 года. Закончилась она полной победой голодающих. Им объявили радиограмму центрального управления НКВД, которая гласила: «Объявите голодающим заключенным Воркутского рудника, что все их требования будут удовлетворены».
Прекратив голодовку, троцкисты были возвращены на рудник, зачислены на больничное питание и через некоторое время пошли на работу. В шахты их не посылали. Работали исключительно на поверхностных объектах, а некоторые даже в конторе рудоуправления в качестве счетоводов, бухгалтеров, экономистов и т. д. Их рабочий день не превышал восьми часов, и питание не зависело от нормы выработки.
Интерес к голодающим среди прочих заключенных стал постепенно угасать. Внимание всех было приковано к новым московским процессам, о которых сообщало радио, а затем, в конце июня, пришли новые этапы заключенных. Из рассказов вновь прибывших стало известно о массовых пытках, издевательствах и внесудебных расстрелах в застенках НКВД, происходящих по всей стране. Вначале этому не хотели верить, тем более, что прибывшие говорили об этом неохотно и чаще намеками. Но постепенно люди сближались, разговоры становились откровеннее. Прибывали все новые и новые этапники из России, встречались друзья и знакомые, не верить им было уже нельзя.
Несмотря на эти очевидные факты, было немало заключенных, нетерпеливо ожидавших осени 1937 г. В этом году исполнялось двадцать лет октябрьской революции. Люди надеялись, что правительство ознаменует этот день, по примеру 1927 года, широкой амнистией. Тем более, что незадолго до этого была принята многообещающая «сталинская золотая конституция». Но осень принесла только горькие разочарования. И без того тяжелый режим в лагере резко ухудшился. Нарядчики и бригадиры - уголовники, получив новые инструкции от лагерного начальства, вооружились палками, стали немилосердно избивать заключенных. Охранники, стоя на сторожевых вышках у самых палаток, буквально глумились над заключенными. Забавляясь, стреляли ночью в выходящих на оправку в пределах зоны людей. Или скомандовав: «ложись», часами за- {с. 204} ставляли раздетых людей лежать на снегу. Вскоре начались массовые аресты среди заключенных. Почти кажду ночь в палатки являлись чекисты, выкликали по списку людей и уводили.
Некоторых троцкистов, в том числе Вл. Иванова, Коссиора и сына Л. Д. Троцкого Сергея Седова - скромного и симпатичного юношу, который неосторожно отказался в 1928 году следовать за своими родителями в изгнание за границу, специальным конвоем направили в Москву. Видимо, Сталину казалось недостаточным просто убить их в тундре. Его садистская натура жаждала не только крови. Он хотел предварительно безмерно унизить и подвергнуть их истязаниям, вынуждая ложные самообвинения. Первые двое бесследно исчезли в застенках Лубянки, а Сергей Седов, после лубянской обработки, был «судим» в Свердловске, где прежде он работал инженером на электростанции, и, как сообщали газеты, «сознался во вредительстве» и многих других «преступлениях», за что был приговорен к расстрелу.
Глубокой осенью на старокирпичном заводе было сконцентрировано около 1200 человек заключенных. Примерно половину из них составляли троцкисты. Люди жили в четырех больших палатках. Им выдавали только 400 грамм хлеба в сутки. Никакого приварка не было. Палатки были обнесены густой сетью проволочных заграждений. Около сотни свеже-завербованных охранников, вооруженных автоматами, день и ночь стерегли узников.
На старокирпичный завод направляли арестованных заключенных с рудника, Усы и других ближайших лагерных точек. Арестованных в более отдаленных лагпунктах - на Печоре, Имже, Кожве, Чибью и т.д. - сосредотачивали около Чибью.
Всю зиму 1937-8 года голодные заключенные сидели в палатках на старокирпичном заводе в ожидании решения своей судьбы. Наконец, в марте на Воркуту прибыли самолетом из Москвы три лейтенанта НКВД во главе с Кашкетиным. Явившись на кирзавод, лейтенанты стали вызывать на допрос людей из палаток. Вызывали ежедневно 30-40 человек. В течение 5-10 минут каждого бегло опрашивали, грубо оскорбляя и сквернословя. Некоторых награждали зуботычиной: в том числе старому большевику, бывшему члену ЦК Армении, Вирабу Вирабову, лейтенант Кашкетин нанес несколько ударов по лицу.
В конце марта в палатках огласили список на 25 человек. Среди них были Геворкян, Вирабов, Славин и др. Людям выдали по килограмму хлеба и приказали собраться с вещами для следования в этап. Тепло простившись с друзьями, люди вышли из палаток и после переклички этап и после переклички этап последовал за зону. Спустя 15-20 минут, недалеко у обрывистого берега речушки Верхняя Воркута, в полукилометре от палаток, послышался резкий залп, затем беспорядочные отдельные выстрелы и снова все смолкло. Вскоре мимо палаток обратно прошел конвой. Всем стало ясно, в какой этап были отправлены люди. Через день снова список. Теперь уже сорок человек. Снова хлебная пайка. Некоторые от истощения уже не могли двигаться. Таких обещали устроить на подводу. Затаив дыхание слушали люди в палатках скрип снега под ногами удаляющегося этапа. Давно все звуки замерли, а люди напряженно все слушают. Так прошло около часа и снова выстрелы огласили тундру. Теперь стреляли значительно дальше, в направлении узкоколейной железнодорожной линии, проходящей в трех километрах от кирзавода. Второй «этап» окончательно убедил обитателей палаток в их обреченности. Весь апрель и май продолжались расстрелы в тундре. Обычно через день, через два вызывали 30-40 человек. Характерно, что в каждый список обязательно включали несколько человек из уголовного рецидива. Чтобы терроризировать лагерников, чекисты, время от времени, оглашали через местный радиоузел списки расстрелянных. Эти трансляции обычно начинались так: «За контрреволюционную агитацию, саботаж, лагерный бандитизм, отказ от работы, попытки к побегу, расстреляны...» и следовал список лиц, где имена политических заключенных назывались вперемешку с уголовным рецидивом.
Один раз на расстрел забрали из палаток большую, около ста человек, группу заключенных. В ней были преимущественно троцкисты. Удаляясь, люди пели интернационал. Их поддержали своими голосами сотни людей из палаток.
В начале мая была расстреляна группа женщин. Среди них была украинская коммунистка Шумская, Смирнова (жена большевика с 1898 года, б. Наркомпочтеля Ив. Никитича Смирнова; дочь Смирнова, Ольга - молодая аполитичная девушка, увлекавшаяся музыкой, годом раньше была расстреляна в Москве), жены Коссиора, Мельнайса и др. Одна из женщин передвигалась на костылях. При расстреле мужа, жена его находившаяся в заключении, автоматически подлежала тоже расстрелу, а у более значительных оппозиционеров подлежали расстрелу и дети достигшие 12-летнего возраста.
В мае, когда в палатках оставалось немногим более ста человек, расстрелы прекратились. Спокойно прошло около двух недель. Затем всех людей отправили этапом на рудник. Здесь стало известно, что снят Ежов и в роли первого чекиста начал подвизаться Берия...
Среди уцелевших от расстрела на старокирпичном заводе людей было несколько человек ортодоксальных троцкистов. Один из них, инженер Р, был близок к Геворкяну и состоял в руководящей пятерке, организовавшей массовую голодовку. На руднике говорили, что Р. ценой предательства своих товарищей купил себе право на жизнь. Эти подозрения были, видимо, основательны, т.к. после расстрелов Р. пользовался доверием лагерной администрации и выдвигался на руководящие должности.