(no subject)
„Знание христианской мысли и опытность в христианском делании среди многих западных людей остаются самыми элементарными, на детском уровне. Всё это мы изучаем в школе. И знания эти остаются на том же самом уровне, по своей сложности не превышающем уровень 11-летних. Лишь очень немногие интересуются христианством в той степени, чтобы изучать христианское богословие и философию на достаточно глубоком уровне уже в юношеском возрасте. Ситуация ещё более плачевна в Соединённых Штатах, где религиозное образование не является обязательной частью школьной программы. <…> Когда же мы приходим к буддизму уже взрослыми, мы начинаем изучать его на уровне, на котором традиционно это делает интеллектуально-духовная элита высокоталантливых и продвинутых (advanced) практиков, обычно монахи и монахини.
Мы читаем сложнейшие трактаты (хотя и не можем заниматься описанными там практиками). Эти знания сложнейшей буддийской мысли, почерпнутые из множества философских текстов, доступных теперь на Западе, плюс слепое следование доминирующей культуре и уровню западного образования, является одной из причин, почему тибетцы обычно думают, что западные люди столь умны (хотя им недостаёт самодисциплины и сосредоточенности).
Поэтому неудивительно, что, когда мы начиная сравнивать буддизм и христианство, то обычно склонны думать, что буддизм намного его превосходит по сложности учений и духовных практик. Христианская мысль, выходящая за пределы Нового Завета, обычно остаётся совершенно неизвестной для большинства людей, как правило ограничиваясь так называемыми "христианскими мистиками". Люди, более заинтересованные в общих чертах различных религий, нежели в детальном изучении текстов источников в их контекстуальном обрамлении, обычно представляют этих мистиков в водянисто-размытом виде.
Дело обычно заканчивается тем, что мы себе начинаем представлять, будто христианские мистики наивно и не совсем правильно утверждали то же самое, о чём гораздо более подробно и на неимоверно более высоком уровне излагали буддийские мыслители. Однако мы не сравниваем подобное с подобным. Если мы действительно хотим сравнивать христианство с буддизмом, то мы должны в качестве сравнения привлекать таких мыслителей, как св. Ансельма, св. Фому Аквинского или, если взять современных философов, Алвина Плантинга (Alvin Plantinga) или Петера ван Инвагена (Peter van Inwagen). A это требует долгого времени.
Мы стали буддистами (я говорю прежде всего о себе) не до мозга костей, не потому, что были привлечены тем, как буддизм практикуется в своих традиционных культурах, не пережив глубокого обращения. Мы стали буддистами отчасти потому, что нас заинтересовала буддийская философия, а отчасти по причине того, что буддизм как религиозная традиция может быть представлена в удобном виде, привлекательном для современного Западного мира и постмодернистского индивидуализма.
Это мир, заинтересованный в экзотике, в прибыли от инвестиций, в приятных ощущениях, обладающий болезненным стремлением к душевному комфорту, а также стремящийся к глубоким внутренним переживаниям, к ощущению принадлежности к элите - не только в том, что касается роскоши или достатка, но и в мудрости, и всё вместе это обозначается словом "духовность" (spirituality).
"Нью Эйдж" (новый век) стал путём подавления старого века. Возможно также, что нас вдохновил Далай Лама или другие буддисты, с которыми приходилось встречаться. Всем нравятся тибетцы. Однако я сомневаюсь, что всё это может быть солидной основой для серьёзного обращения. Стать буддистом просто по причине якобы отсутствия в буддизме проблем, которые столь очевидны в случае христианства - всё это слишком слабый фундамент для буддийской практики.
О себе самом я думаю, что я был буддистом, поскольку шёл по пути наименьшего сопротивления, но не по причине глубокого убеждения. <...> Мы проделываем большой путь, чтобы попытаться где-то там, далеко найти нечто крайне ценное. Именно с этого удалённого расстояния становится ясно, что наше сокровище всегда было при нас. И оно было не там, куда мы шли, а там, откуда мы ушли. Тибетские буддисты говорят о "жемчужине на собственной ладони". Почему же мы не смогли её разглядеть? <...> Нам было необходимо это расстояние“.
[Paul Williams, The Unexpected Way: On Converting from Buddhism to Catholicism. Edinburgh and NY: T&T Clark 2002
взято у edgar-leitan
Мы читаем сложнейшие трактаты (хотя и не можем заниматься описанными там практиками). Эти знания сложнейшей буддийской мысли, почерпнутые из множества философских текстов, доступных теперь на Западе, плюс слепое следование доминирующей культуре и уровню западного образования, является одной из причин, почему тибетцы обычно думают, что западные люди столь умны (хотя им недостаёт самодисциплины и сосредоточенности).
Поэтому неудивительно, что, когда мы начиная сравнивать буддизм и христианство, то обычно склонны думать, что буддизм намного его превосходит по сложности учений и духовных практик. Христианская мысль, выходящая за пределы Нового Завета, обычно остаётся совершенно неизвестной для большинства людей, как правило ограничиваясь так называемыми "христианскими мистиками". Люди, более заинтересованные в общих чертах различных религий, нежели в детальном изучении текстов источников в их контекстуальном обрамлении, обычно представляют этих мистиков в водянисто-размытом виде.
Дело обычно заканчивается тем, что мы себе начинаем представлять, будто христианские мистики наивно и не совсем правильно утверждали то же самое, о чём гораздо более подробно и на неимоверно более высоком уровне излагали буддийские мыслители. Однако мы не сравниваем подобное с подобным. Если мы действительно хотим сравнивать христианство с буддизмом, то мы должны в качестве сравнения привлекать таких мыслителей, как св. Ансельма, св. Фому Аквинского или, если взять современных философов, Алвина Плантинга (Alvin Plantinga) или Петера ван Инвагена (Peter van Inwagen). A это требует долгого времени.
Мы стали буддистами (я говорю прежде всего о себе) не до мозга костей, не потому, что были привлечены тем, как буддизм практикуется в своих традиционных культурах, не пережив глубокого обращения. Мы стали буддистами отчасти потому, что нас заинтересовала буддийская философия, а отчасти по причине того, что буддизм как религиозная традиция может быть представлена в удобном виде, привлекательном для современного Западного мира и постмодернистского индивидуализма.
Это мир, заинтересованный в экзотике, в прибыли от инвестиций, в приятных ощущениях, обладающий болезненным стремлением к душевному комфорту, а также стремящийся к глубоким внутренним переживаниям, к ощущению принадлежности к элите - не только в том, что касается роскоши или достатка, но и в мудрости, и всё вместе это обозначается словом "духовность" (spirituality).
"Нью Эйдж" (новый век) стал путём подавления старого века. Возможно также, что нас вдохновил Далай Лама или другие буддисты, с которыми приходилось встречаться. Всем нравятся тибетцы. Однако я сомневаюсь, что всё это может быть солидной основой для серьёзного обращения. Стать буддистом просто по причине якобы отсутствия в буддизме проблем, которые столь очевидны в случае христианства - всё это слишком слабый фундамент для буддийской практики.
О себе самом я думаю, что я был буддистом, поскольку шёл по пути наименьшего сопротивления, но не по причине глубокого убеждения. <...> Мы проделываем большой путь, чтобы попытаться где-то там, далеко найти нечто крайне ценное. Именно с этого удалённого расстояния становится ясно, что наше сокровище всегда было при нас. И оно было не там, куда мы шли, а там, откуда мы ушли. Тибетские буддисты говорят о "жемчужине на собственной ладони". Почему же мы не смогли её разглядеть? <...> Нам было необходимо это расстояние“.
[Paul Williams, The Unexpected Way: On Converting from Buddhism to Catholicism. Edinburgh and NY: T&T Clark 2002
взято у edgar-leitan