Фрагменты ЮА-симфонии: Белые восстают против апартеида-2
Человек меняет жизнь
Жизнь столь же бесхитростно логична, сколь и окутана пеленой таинственности. В лабиринте человеческих страстей, ощущений переживаний не всегда видны мотивы решений, радикально меняющих то, что принято называть жизненной позицией.
Не каждому дано порвать с укладом, пусть даже и глубоко несправедливым, но привычным ему с детства, дающим благополучие и беззаботное существование. Нелегко отказаться от всех благ, покоя, пойти на лишения, страдания и жертвы. И все-таки находятся смельчаки, порывающие с обществом, воспитавшим их, чтобы сокрушить порядки, беречь которые им, казалось бы, выгодно по их положению.
Как же это человек решается на такое? Как же это ему удается? Ведь, по логике взрастившей его среды, личное счастье немногих совместимо с трагедией миллионов. Не будь таких вечных и всеобщих нравственных категорий, как совесть, прямодушие и честь, нельзя было бы понять механизм душевного перерождения, ведущего к крутым поворотам человеческой судьбы, постичь тайну того, почему состоятельные и добившиеся успеха в жизни люди отвергают в один прекрасный день принцип личного благополучия за счет чужого горя, такой образ действий, внешне несущий элементы алогизма, тем не менее вполне объясним законами человеческой морали.
Жизненный подвиг Антона Любовски, который открыто выступил против апартеида и оккупации Намибии, подтверждает старую, но очень важную для понимания существа человеческой натуры истину - не хлебом единым жив человек, а источник его силы и вечности - в незатухающей внутренней вере в нравственное самоусовершенствование, которое превозмогает в нем тщеславие, эгоизм, властолюбие, корысть, подлость. Высокая духовность помогает человеку осознать глубину чужой боли, цену человеческой жизни, уберечься от низких поступков. Наверное, к таким людям, как Антон, применимы грибоедовские строки:
По духу времени и вкусу
Он ненавидел слово «раб»...
- С детства я люблю произведения Льва Толстого, Достоевского, Гёте, Чехова, Гюго, меня волнуют поэтические строки Байрона, Гейне и Пушкина, музыка Чайковского, Моцарта, Баха. В искусстве заключено объяснение всего величия человеческой личности с ее добродетьелями и пороками, - чуть уклончиво отвечал на эти вопросы сам Антон.
В ночь на 19.08.1987, когда Виидхук объят сном, в дом намибийского юриста Антона Любовски вломились полицейские агенты службы безопасности. Его буквально выволокли из постели. Щелкнули наручники.
- Вы арестованы на основании закона о борьбе с терроризмом, - буркнул офицер полиции.
Один из налетчиков, не сдержавшись, процедил зубы:
- Как вам не совестно. Вы - белый, а снюхались с черномазыми.
Габи Любовски грубо оттащили от мужа - и она, обреченно опустив руки, смотрела, как его заталкивают в полицейский фургон, бесцеремонно роются в их вещах, ворошат и разбрасывают по полу бумаги.
Известного по всей Намибии адвоката объявили «террористом» за его яркое изобличение расизма как системы патологического насилия. Доброе слово, которое рушит устоявшиеся «ценности» апартеида, западает в душу, преображает всю человеческую жизнь, внося в нее ясную, осознанную цель, идеал, объявлено в Претории «разновидностью терроризма», «коммунистическим призывом к мятежу».
Наша встреча с Антоном состоялась в Вене на Международной конференции по Намибии. Высокий, сутуловатый, чуть застенчивый человек с короткой русой бородой, глубоким умным взглядом привлекал мягкостью манер. В нем сразу угадывалась добрая, отзывчивая душа.
- Я намибнец в третьем поколении. В моих жилах течет польская кровь, а Габи - намибийка второго поколения, немка по происхождению, - начал он свой рассказ.
Отец Антона - довольно крупный землевладелец. На его плантациях трудятся черные намибийцы, однако никто из батраков не молвил худого слова о хозяине. (Кажется, нам намекают: это потому, что он «из наших, из поляков, из славян»? ;-) - Р.) А ведь намибийские фермеры славятся своим немилосердием. (Странно, что если в ЮАР убийства белых фермеров никого не удивляют, то «Попробовал бы кто тронуть одного фермера в Намибии... Пришли бы овамбо, - для которых работать у белых спасение, больше не у кого, - и никому не докладываясь утопили бы «трогавших» в Атлантике. Много раз было и повторяется все реже. http://witkowsky.livejournal.com/67782.html?thread=1379270»- Р.) Поскольку ближайший город отстоит от их хозяйств на 50 и более км, у плантаторов развязаны руки.
- Видите ли, если белый в Намибии убивает черного, у него всегда будут «веские» причины для оправдания, - рассказывал коллега из Виндхука Джон Ливенберг. - Например, он скажет, что убитый им - «террорист», или что тот «часто говорил о политике, развращая других». Полиция не станет опрашивать свидетелей из числа товарищей убитого. Она только спросит: «При каких обстоятельствах вы убили его?» Ответ же будет примерно такой: «Он был не очень приятным человеком, грубил мне, а я рассердился и нечаянно ударил его».
Подобных случаев - хоть пруд пруди, но они крайне редко доводятся до суда. Приведение приговора в исполнение, если он в конце концов выносится, откладывают. В редчайшем случае белому дают несколько месяцев тюрьмы условно. Африканцев же за убийство обычно карают смертной казнью через повешение или жизненным заключением, вне зависимости от обстоятельств.
Наиболее жестокие из белой общины - лица немецкого происхождения. (Нет ли здесь германофобии? ;-) - Р.)
- Немцы - самые худшие расисты и националисты во всей Африке, (Буры с удовлетворением потирают руки. ;-) - Р.) - сказал как-то бывший верховный комиссар ООН по Намибии, председатель международной комиссии по расследованию преступлений расизма и апартеида на Юге Африки Шон Макбрайд, - Многие из них занимают огромные виллы в среднем с 30 слугами, с которыми обращаются хуже, чем с рабами. Немцы владеют 67 % земель в этой бывшей германской колонии. Они продолжают вести себя как колониальные хозяева наравне с нынешними господами - бурами. При любой возможности горланят «Дойчланд, Дойчланд юбер аллес» («Германия превыше всего»). В Виндхуке выходит информационный бюллетень влиятельной «Лиги ветеранов германской армии». Был такой случай. В 1984 в Намибию пожаловал бывший личный пилот Адольфа Гитлера Ганс Бауэр. На встречу с ним собрались многие бывшие гестаповцы. Пришел лейтенант эсэсовской дивизии «Викинг» Рихард Егер, два Железных креста нацепил видный виндхукскнй бизнесмен, экс-пилот люфтваффе Ганс-Ульрих Хассе.
Недобитые гитлеровские палачи часто устраивают свои церемонии у мемориала завоевателям в Ватербурге. Германские колониальные захватчики закладывали основы морали жестокости по отношению к расам «неполноценных» в Юго-Западной Африке. В 1889 выходец из аристократической семьи, сотрудник германского генштаба капитан Курт фон Франсуа с раздражением писал о гордых и непокорных гереро: «Я вступал в контакт со многими чернокожими племенами, но никогда раньше с таким, как гереро, которое относится к белому человеку со столь нескрываемым презрением и чувством превосходства, столь пренебрежительно». Капитан так и не понял, что для гереро немцы в военных мундирах были не гостями, а поработителями. Первые же миссионеры, проникшие в этот район, были встречены с присущим африканцам доверием и гостеприимством.
Когда спрашиваешь белого намибнйца об отношении к черному, он приводит слова командующего германскими войсками в Юго-Западной Африке генерала Лотара фон Тротты, возглавлявшего в н. XX в. истребление мирного пастушеского народа гереро: «Я достаточно знаю племена в Африке. Они все одинаковы в убеждении, что подчиняться следует только силе. Моей политикой было и остается применение этой силы с откровенным устрашением и даже жестокостью, если это необходимо». Случай свел нас однажды с намибийским плантатором. Ну и, конечно же, разговор зашел об отношениях между белыми и черными. «Вы говорите как о само собой разумеющемся, что черный должен подчиняться белому. Разве можно так категорично ставить вопрос?»
Наш собеседник изумленно поднял бровь и, не задумываясь, выпалил убийственный, как ему казалось, аргумент: «А что же вы от него еще хотите, если он черный?» Переубедить его было невозможно. Казалось бы, человек как человек: в меру любезен, весьма интеллигентен, а вот зашла речь о правах африканцев - и в нем заклокотало что-то звериное.
- Я вырос в семье, где царили либеральные мысли, где, хотя и не так решительно, как сегодня, отвергался навязанный апартеидом образ жизни и мыслей, - продолжал Антон. - В нашем кругу ратовали за компромисс, в открытую желали его, но еще нужно доказать, что от компромиссов кому-нибудь была какая-то польза.
В школьные годы, подобно другим одноклассникам, Антон сторонился черных, не испытывая к ним, однако, никакого чувства вражды. Что может поделать человек, даже самый благонамеренный, с влиянием среды: ведь презрение к «низшей расе» вдалбливается в Намибии и ЮАР на каждом шагу? По закону о воинской повинности в 1971 Антона мобилизовали в армию. Именно тогда он особенно остро начал осознавать жестокость оккупации, системы апартеида, ее нравственную неприемлемость для нормального человека.
- Апартеид обращен к низменным позывам и страстям заскорузлого обывателя-индивидуалиста, не способного думать о ближнем, признающего лишь собственную боль, гребущего только в собственный карман. Мы часто думаем, что обыватель мелок и не стоит внимания, но забываем при этом, что мещанская мораль, мелкое самодовольство и тщеславие способны заслонить собой даже великие идеалы.
В 1975-77 Антон учился в Кейптаунском университете. Там он впервые близко сошелся с некоторыми африканцами. Внутреннее чувство протеста, неосознанно зревшее в нем, жизненное обоснование в процессе этого общения стало выплескиваться наружу.
- Я ощутил человечность африканцев, их непосредственность и решимость, - оживился Антон. - Что греха таить, где-то и я считал их бесчувственными, дикими существами. Поймите, все эти расистские догмы нам внушают с детства: дома, на улице, по радио и телевидению, в прессе. В университете я соприкоснулся с черными вплотную и обнаружил, что они такие же, как я, обычные люди, со всеми добрыми чувствами и слабостями. Я сидел с ними за одним столом, спорил наравне по изучаемым предметам, соглашался с ними или возражал. Вам покажется наивностью и даже полным абсурдом мой рассказ о перерождении расиста в благообразного либерала, отстаивающего принципы равенства - хотя и без братства. Но это действительно так. Мой пример не единичен в захваченной Намибии и ЮАР. Как-то я прочитал у Льва Толстого изумительную, преображающую душу мысль: «Духовная деятельность и выражение ее, действительно нужные для других, есть самое тяжелое призвание человека - крест, как выражено в евангелии. И единственный несомненный признак присутствия призвания есть самоотвержение, есть жертва собой для проявления вложенной в человека на пользу другим людям силы». И я стал жить не для себя, а на пользу другим людям.
Вернувшись в Виндхук, молодой адвокат был принят на работу в юридическую контору. Намибийские юристы охотно берутся за высокогонорарные гражданские дела и откровенно уклоняются политических, чтобы не нажить себе лишних неприятностей с властями, - объяснял он. - Судьба политического заключенного мало кого волнует в адвокатских кругах Виндхука. Лавров на политических делах не стяжаешь, южноафриканская администрация косо смотрит на тех, кто рьяно защищает лиц, несогласных с оккупацией и апартеидом. Вот почему мне, зеленому, неопытному юристу, подбрасывали самые «неблагодарные» дела, касающиеся заключенных членов СВАПО1: мол, пока молод, нахватает шишек на «пустышках», то есть на безнадежных делах.
Его карьера началась с неприятных сюрпризов. Macтитые коллеги советовали не особенно сердобольничать и не «злоупотреблять» гуманностью. «Закон есть закон, его не переделаешь, но сострадание к черным ничего, кроме неприятностей, не принесет вам», - сказал один из них. Ему твердили, что надо закрывать глаза и уши в беседах с подзащитными. Однако Антон не мог пойти на сделку с совестью. Это было сверх его сил. Увиденное в тюрьме потрясло его.
- Переступая порог камеры, я видел людей, измученных чудовищными истязаниями. Заключенным прижигают электрическим током кончики пальцев, причиняя этим нестерпимую боль. Я видел людей с обожженными, раздвоенными языками, разрезанными ушами. Женщинам прижигают током груди. Узники рассказывали, как их подвешивали за руки. Некоторые изуверские пытки просто не поддаются описанию. После посещения тюремных камер у меня началась бессонница. Угрызения совести, нравственные муки могут также наносить тяжелые душевные травмы. Мысль о допущенной несправедливости может неотступно преследовать всю жизнь. Соучастниками преступлений расистов могут считаться и те, кто просто молчит. Пассивная гражданская трусость поощряют преступников...
Люди по-разному приходят к убеждению в необходимости личного участия в борьбе. Но для многих решающим мотивом к действию служит именно «опыт» пребывания в тюремных застенках. Вот, например, судьба одного из молодежных деятелей СВАПО Чарльза Мубиты. В 1972 он был студентом колледжа в Намибии. В рамках плана расчленения Намибии оккупационные власти объявили о создании псевдонезависимого бантустана Каприви 2. Чарльз разобрался в фиктивном характере этой затеи.
- Свое мнение я открыто высказывал товарищам по учебе, - вспоминал он. - Вскоре меня вызвал к себе декан и поручил съездить в поселок для белых за кинофильмами для колледжа. На въезде в поселок меня схватили люди в штатском, объявили, что я арестован, завязали глаза и увезли в неизвестном направлении. Лишь спустя несколько лет узнал, что студент колледжа Джордж Сионго, с которым я откровенно делился своими мыслями, был провокатором.
Когда с него сняли повязку, он увидел, что находится в буше. Его стали допрашивать о связях со СВАПО. Когда он сказал, что ничего не знает об этой организации, начались пытки.
- Меня подвешивали вниз головой, били, пытали электрическим током. Затем объявили, что если я не признаюсь, то меня сбросят с вертолета. Видимо, так бы и случилось, если бы мне не удалось бежать - я перерезал веревку, которой был привязан к дереву. Совершенно не представляя, где нахожусь, я только через неделю странствий вышел к населенному пункту. А когда добрался домой, меня вновь схватили каратели и бросили в тюрьму. На этот раз за решеткой я провел полгода. Но и это еще не был предел. Вскоре последовал еще год тюрьмы. Когда я вернулся, то узнал, что мой отец тоже арестован. Его допрашивали с таким пристрастием, что он умер, не выдержав пыток. Именно тогда я решил, что у меня нет иного пути, кроме вооруженной борьбы против изуверов, оккупирующих мою родину. В 1975 я вступил в ряды СВАПО и буду бороться за освобождение моего народа до тех пор, пока бьется мое сердце.
... Вернемся вновь к рассказу Антона Любовски. В юридической конторе перед ним встал тогда выбор: либо жить до конца дней своих как все белые, с замаранной совестью, пособничая насилию, либо вступить в конфликт с системой, навлечь напасти на себя и близких. Он отважился бросить вызов апартеиду.
- Я пришел к твердому выводу, что апартеид можно искоренить только хирургическим способом, то есть взяться за оружие. Соответственно мои подзащитные превратились из клиентов в единомышленников и друзей.
В 1980 Антон оставил юридическую контору, где к нему стали подозрительно относиться расистски настроенные коллеги, и занялся частной практикой. Родители и обе сестры с пониманием отнеслись к его поступку.
- Возможно, им трудно было осмыслить идейные причины моего решения, но, как честные люди, они разделяли неприятие апартеида и оккупации Намибии, выбор в пользу борьбы против расовой дискриминации.
В 1983 Любовски выехал во Францию по приглашению тогдашнего министра внешних сношений Клода Шейсона. В Париже он впервые встретился с президентом СВАПО Сэмом Нуйомой, другими патриотами. Общение с ними привело к крутому повороту в его жизни. Он примкнул к освободительному движению и чуть позднее отправился в соседнюю Замбию уже в качестве члена СВАПО. Антон был первым белым намнбийцем, публично присоединившимся к этой организации.
Уважаемый юрист в черной адвокатской мантии - и вдруг член СВАПО! Это произвело эффект разорвавшейся бомбы среди белой общины в Виндхуке, не говоря уже об оккупационных властях, разгневанных таким «ударом в спину».
- Всех отрицающих «права» Претории владеть Намибией у нас записывают в коммунисты, которых выставляют чем-то вроде диких зверей. Меня отлучили от белой общины, грозили застрелить. Мне не раз тыкали пистолетом в живот. Не оставляют в покое семью. Но я оптимист. Многое в стране меняется. Есть признаки прозрения и в белой общине.
Неизвестные звонили Антону по телефону, угрожая расправой, требовали, чтобы он убирался из Намибии. Устанавливали ультимативные сроки: 12, 24, 36 часов... Портили автомашину, царапали на ней ругательства. В 07.1984 он был арестован. Однако продержали его недолго, гак как реакция белой общины была стереотипной (это при том, что его «отлучили от белой общины»! - Р.): почему заключен в тюрьму белый человек, адвокат, ничуть не похожий на «террориста».
07.07.1985 Антона снова схватили при следующих обстоятельствах. В этот день в международном аэропорту Виндхука приземлился самолет, с кого прибыли ознакомиться с внутриполитической сигу ей в Намибии трое западногерманских «зеленых», в т. ч. депутат бундестага Аннемари Боргман. Антон и 2 его товарища - белых намибийца повезли гостей в черный пригород Виндхука - Катутуру, образчик расистской политики оккупантов. Туда согнаны тысячи людей, работающих по контрактам. Африканцев расселили по этническим кварталам (компаундам). Это настоящие концлагеря, вход в которые строго контролируется. Зона «х» обозначает, что там живут гереро, зона«н» - нама. Цветные сосредоточены в квартале Хомасдал. По ночам черным запрещено выходить из дома. Они живут в вечном страхе быть выселенными. Кстати, на языке гереро слово «катутура» значит «у нас нет постоянного пристанища».
Не успели западногерманские гости и их сопровождающие вступить в Катутуру, как 35 дюжих полицейских набросились на них. Особенно обозлены они на Антона. Шестеро навалились на него, заломили руки за спину и стали избивать. Ссылки граждан на дипломатический иммунитет не помогли. В таких случаях расисты не объясняют причины ареста, пускают к заключенным близких и адвокатов, не дают ничего читать. Их бросили в одиночки. Через 4 часа после ареста из Бонна позвонил министр иностранных дел ФРГ Ганс-Дитрих Геншер, и 3 западногерманских визитеров отправили домой ближайшим рейсом. Опасаясь волны протестов в мире, оккупационные власти вскоре выпустили Антона и его товарищей.
Антона уже 6 раз арестовывали, трижды он томился в камерах-одиночках.
- Что такое Намибия последних лет? - переспросил он. - Это прежде всего самый милитаризованный район в мире: 1 солдат приходится на каждые 10 жителей, а на севере, у границы с Анголой, это соотношение равно 1:5. Черного намибийца отличает патриотизм, решимость, (Нет ли в этом расизма? - Р.) да и иного выбора, кроме сопротивления, ему не оставляют, настолько беспощадна эксплуатация.
Вспоминается в этой связи, как на одной из пресс-конференций агент разведывательной службы ЮАР попытался выведать отношение вице-президента СВАПО пастора Хенрика Витбоя (Надеюсь, никто не спутает его с этим персонажем. - Р.) к насилию3. Витбой ответил ему: «Действия народа на Юге Африки напоминают разумную реакцию змеи, которая обитает в наших краях. Если вы не тревожите се, она вас не тронет. Если же вы чем-то нарушите ее покой, она ужалит в ответ. Теперь я хочу спросить вас: кто виноват в том, что вас ужалила змея?»
- Отношение белых намибийцев к черным уже меняется в лучшую сторону, - отметил Антон. - Местные бизнесмены чувствуют, что из-за бойкота ЮАР в мире, а также вывоза южноафриканскими и западными компаниями всего добываемого сырья, всех производимых товаров они остаются внакладе. В условиях, когда на страну смотрят только как на объект грабежа, трудно делать бизнес.
- Я не страшусь репрессий, с годами ко всему привыкаешь, становишься тверже, - подчеркнул наш собеседник. - Жизнь закаляет. Габи нет-нет да иногда всплакнет, но, надо отдать ей должное, жена понимает и поддерживает меня. Мы знаем друг друга с детства.
По ночам в Виндхуке раздаются выстрелы. По улицам день и ночь снуют военные грузовики и бронеавтомобили. Оккупированная страна одета в цвет хаки.
- Я считаю независимость неизбежной. Дальше так не может продолжаться. Как бы ни сильны были оккупанты, но незаконный захват нашей страны и отвергаемый народом режим не смогут выстоять против законов истории. Воля народа переборет. Я понимаю, что, как белый, приношу пользу моему народу - и белым, и черным. Своим примером я помогаю своим собратьям по цвету кожи ощутить несправедливость системы. Белая об
Намибия имеет смутные представления о демократии. Каждый подходил к ней по-разному. Еще бы. вот мне четвертый десяток, а я ни разу не голосовал. В Намибии никогда не было выборов. Ее жителям никогда не давали права выбирать. В бантустанах вождей назначают наместники оккупантов. Поэтому белые инстинктивно чувствуют, что что-то не так в их царстве.
Дни оккупации Намибии сочтены, поскольку ее бесперспективность очевидна для всех слоев населения. Одни из ключевых вопросов как для будущего Намибии, так и самой ЮАР, - отношения между расами. Есть ли выход из тупика ненависти?
- Есть, - заверил Антон. - Черные - не расисты. (Нет ли в этом расизма? - Р.) Белые же настроены шовинистически, потому что их с детства воспитывают в духе расового превосходства. Чувство нетерпимости к африканцам распространяется также на женщин и детей. Концепция борьбы за выживание, принцип «один лучше другого» отражают образ мышления бура, и он считает его нормальным. Буры ищут оправдание апартеиду в библии, хотя ничего подобного там нет. Африканер - носитель воли господней, сын расы избранников, произносят с амвонов Голландской реформатской церкви. Черные же - якобы дети Ханаана4, они заклеймены печатью вечного проклятия. (Вероятно, ошибка - речь идёт о детях Хама. - Р.)
Много ли в Намибии знают о Советском Союзе? Средства массовой пропаганды ЮАР не жалеют красок, чтобы очернить социалистические страны, прежде всего СССР, приписать им захватнические замыслы. На произведения русского и советского искусства наложено строжайшее табу. (Наглая дезинформация. Дореволюционных авторов издавали и ставили. - Р.)
- О России я услышал в детстве, - подытожил Антон. - Случайно мне попалась книга о Ленинграде. Там были репродукции картин и скульптур из собрания Эрмитажа, рассказывалось о театре оперы и балета. Мне кажется, что советские люди - мы привычно
говорим русские - наиболее духовная нация в мире. (Нет ли здесь великосоветского шовинизма? - Р.) Я увлекался Достоевским, Толстым и Чеховым. Возможно, их неиссякаемая любовь к человеку, сострадание к его трудной судьбе натолкнули меня на путь справедливости. Я восхищаюсь помощью Советского Союза тем, кто борется за свободу и достоинство, в частности намибийскому народу. В этой помощи нет никакой корысти. Я мечтал бы увидеть свою дочь Надю в русском балете. Это далекая и, наверное, несбыточная мечта.
12.09.1987 Габи, Надя и сын Антона Альмо дождались отца. Под давлением мировой общественности его и других арестованных деятелей СВАПО и профсоюзов выпустили на свободу. Вопрос только в том - надолго ли? Весь мир надеется, что не за горами время, когда всем этим ужасам настанет конец.
...По вечерам в Катутуре слышится старинная хоровая песня, которую овамбо когда-то пели в час испытаний:
Слушай, когда песня лягушек
Зазвучит из болот.
Слушай то, что они хотят сказать;
Это хорошо, когда мы вместе,
Это хорошо, когда есть согласие.
Это хорошо, когда голоса многих
Сливаются в единый общий хор.
Теперь эта песня наполняет будни намибийского народа. В его недрах выковывалось единство - самое оружие, которое знает история.
(+ Бонус:
Любовски - лауреат премии Бруно Крайского в области защиты прав человека
16.09.1989 в черном квартале Виндхука Катутура более 1000 человек присутствовали на похоронах Антона Любовски, белого юриста, одного из руководителей СВАПО, убитого в 12.09.1989.
В убийстве был обвинён Дональд Ачесон, бывший карикатурист журнала «Плейбой».
13.05.1990
...
В ходе следствия выяснилось, что в Виндхук Ачесон прилетел из ЮАР, где тайно встречался со «специалистами» по совершению актов политического террора и диверсий из особого отряда полиции, законспирированного под названием «Бюро гражданского сотрудничества».
Хотя прямых улик в отношении Ачесона не было, ряд сотрудников бюро назвали его, а также бывших полицейских Бюргера и Марэ в качестве исполнителей преступления. Однако когда генпрокурор Намибии Ханс Хайман попросил юридической помощи ЮАР, чтобы обеспечить их явку в виндхукский суд, и направил повестки 4 свидетелям из того же «Бюро гражданского сотрудничества», возникла заминка. Сначала южноафриканские законники отказались присоединить к Ачесону на скамье подсудимых Бюргера и Марэ, находящихся в настоящее время под арестом, в ЮАР, поскольку-де «сомневаются «сомневаются, есть ли у Намибии основания для их привлечения к ответственности». А затем и все 4 свидетеля как по команде отказались лететь в Намибию и дать показания в суде, хотя всем им был гарантирован личный иммунитет.
В этих условиях ульям в Виндхуке не оставалось ничего иного, как прекратить процесс. Ачесон был освобожден после того, как верховный суд Намибии снял обвинения.
19.02.1990
Бывший полицейский детектив Ферди Барнард, который считался специалистом но борьбе с наркотиками, а на самом деле входил в тайный эскадрон убийц, занимавшихся политическим террором, непосредственно связав с загадочным убийством А. Любовски. К такому выводу приходит йоханнесбургская газета «Стар», которая провела собственное расследование.
1 СВАПО - Народная организация Юго-Западной Африки, основана в 1958. Возглавила освободительную борьбу (с к. 1960-х вооруженную) народа Намибии.
2 Каприви - часть намибийской территории, вклинивающаяся между Анголой, Замбией, Зимбабве и Ботсваной.
3 Для отвода глаз власти ранее разрешили СВАПО открыть свое легальное отделение в Намибии, однако превентивные меры сводили на нет его деятельность.
4 Ханаан - древнее, доизраильское название территории Палестины, Сирии и Финикии. С XIII в. до и. э. началось завоевание Ханаана израильскими племенами. Впоследствии название «Ханаан» применялось к Финикии, а «ханаанеяне» - иногда к жителям финикийских колоний в Северной Африке.
upd Подробности см. здесь.