И.О. Кузьмин. Материалы к вопросу об обвинениях евреев в ритуальных преступлениях
9.
№ 57. 1759 г.
Ступницкий процесс.
Акты извлечены из пржемысльского архива и напечатаны М. Schorr'ом в приложежи къ его книге "Zydzi w Przemyslu", Lw., 1903, str. 230-245. Перевод дан в „Евр. Стар.", т. V (1912), 27-33.
А) 11 мая. Добровольные показания обвиняемых евреев.
(Одновременно на польском)
По делу между правоверными Лукашом Литвинским и вдовой Оленкой, некогда матерью правоверного Григория, трех лет слишком, зверски замученного и убитого, - как стороной ищущей и лично от себя обвиняющей, и неверующими: Эйзиком Майоровичем, Гершком Давидовичем, Беньяшем Лейбовичем, Шмулем Беньовичем, Абелем Якубовичем, Псахелем Янкелевичем и Рехлей Безносек, приведенными на суд заключенными и их сообщниками, через данного названным заключенным по их просьбе патрона, пана Мацея Манастерского, лично от их имени выступающего.
Ландвойтовский суд лавников в г. Пшемысле, разбирая пересланный на его рассмотрение отзыв суда радзецкого, pro meliori investigatione veritatis, приказывает привести вышеназванных обвиняемых, поименованных в указанном отзыве для дачи добровольных по делу показаний.
I.Представший первым Эйзик Майорович спрошен был, во-первых: откуда родом, чем занимается, где проживает, не занимается ли воровством и не поддерживает ли сношений с ворами? Ответил: „Такими делами не занимаюсь; родом из Котова, когда женился - жил в Блажовой, теперь живу в Ступнице под паном Кроповницким; воровством не занимаюсь, с ворами знакомства не вожу и краденого не укрываю и не знаю"- все как на первом допросе. Во-вторых был спрошен: много ли христианских детей замучили и убили, - и ответил: „Я не убивал и не знаю, кто убил". На третий вопрос: по чьему совету и по чьему уговору тот ребенок убит,- ответил: „Не знаю: только потому меня и взяли, что я из той деревни, откуда и убитый ребенок; пусть мне и со мною что хотят сделают, а я не знаю".
II. Второй обвиняемый, Герш Давидович из Дрогобыча, показал generalia и заявил, что ничего по настоящему делу не знает.
Ш. Обвиняемому Беньяшу Лайбовичу тоже ничего неизвестно; он прибавляет только: „Старшие могут знать, мне же ничего неизвестно; если меня будут мучить то: выдержу - хорошо, а нет - пусть меня черти возьмут. Не знаю и ничего не могу сказать, все мы по домам сидели, а богослужение отправляем в Сельце". Спрошенный о том, в каком месте кровь потекла, ответил: „Передавали, что возле нижней корчмы. И в своей вере не буду, и иной не хочу веры, и не знаю, в какой вере умру. Пусть меня черти возьмут".
IV. Обвиняемый Шмуйло Беньович, проживающий в Ступнице, ни о чем не знает и все отрицает.
V. Обвиняемый 60-летний Абель Якубович, родом из Бысковиц, двадцать лет состоит
арендатором в Ступнице, живет в корчме "между кустами". Изложив generalia, показал ad 2: не слыхал, чтобы наши евреи похищали христианских детей; о христианской крови не знаю, хотя слыхал о подобных обвинениях; мне неизвестно, чтобы евреи убивали христианских детей. Ad 3: никакой раввин не советовал убивать, и я не знаю, что это такое; слышал, что где-то здесь зарезали еврея, но кто - не знаю. Ad 4: ребенка я не хватал и не видел; евреев из деревни не созывал. Ребенок пропал во вторник перед нашими праздниками, недели за 21/2 до нашей еврейской Пасхи, а живущий в расстоянии трех или более стай от меня Эйзик ребенка не приводил, и неизвестно мне, чтобы евреи мучили, потому что этого нам не нужно.
Крови того ребенка я не рассылал и раввинов не знаю и с ними о том не говорил. Неизвестно мне, чтобы из того ребенка цедили кровь. Ad 5: когда ребенок бежал за матерью на посиделки прях, мать его прогнала, и передавали, что он утонул и что его рыбы или раки съели. Я не имею ни с кем ссоры, за которую мог бы кто-либо нам по злобе то учинить.
VI. Обвиняемому Исахелю Янкелевичу, 26 лет от роду, из Дрогобыча, неизвестно ничего, кроме подробностей, переданных другими.
VII. „Я, по имени Рехля, по мужу Янклева, лет больше 40, вдова, мужа моего прозывали „безносек", и т. д. - сообщает generalia: воровством не занимается, По всему делу ей ничего неизвестно, потому что не выходила из дому. Когда ребенок пропал, было предположение, что он утонул, а потом его нашел портной по дороге в церковь. Ни шляхта, ни крестьяне не учинили того по злобе. Крови нам не нужно; рассылали ли кровь - правда ли, это меня не касается". По выслушании добровольных показаний обвиняемых суд, по письменному требованию войта города Пшемысля, объявил перерыв до прибытия последнего. Письмо с требованием войта передал суду ксендз Чахурский, «Societatis Jesu minister».
№ 58.
В.) 11 мая. Показания евреев noд пытками.
(Одновременно на польском)
По возобновлении заседания, обвиняемых стали по очереди допрашивать под пыткой. Сперва их клали на „кобыльницу" (особые козлы для пытки) с неровной поверхностью, потом вытягивали члены, прижигали тело горящими факелами и раскаленным железом.
Во время пытки обвиняемых допрашивали о подробностях убийства: с какой целью изуродован ребенок, в знак чего ему отрезали отдельные члены, что было сделано с кровью ребенка, кто уговаривал совершить убийство, кому переслана была кровь?
„Первым был допрошен неверный Майорович, положенный на кобыльницу, и по первому пункту ответил: я из Котова, родился и жил в Блажовой, был шинкарем при Иезуитах, тем и занимался, не воровал, не разбойничал, ничьих вещей не брал. Ad. 2. Раввины меня не уговаривали, я не убивал, не видел, нигде не был; уж лучше бы мне было голову сложить, чем тому ребенку пропадать, лучше бы тому ребенку жить, чем мне такие муки переносить. Ad. 3. Ни с кем я не был и сам не убивал, не знал, кто его у6ил, откуда мне знать? Oj waj mir, oj waj mir geschchn! Как то дитя пропало - не знаю, я но знаю; но вы, сударь знаете, чье дитя то было: Оленкино? Оленкино? не знаю, сколько лет ему было, ребенок был из Ступницы, я из Ступницы; где его держали - не знаю, что, с ним делали не знаю, лучше мне черта проглотить, чем ту кровь пить. Ad. 4. Не знаю, когда мы поймали; серденько, милосердный - не знаю, что ж мне делать? В великий четверг я ничего не делал, кто держал ребенка три недели - не знаю; как мучили - не знаю! какими орудиями кололи - не знаю. Я христианской крови не употребляю; в Сельце я не был и крови не употреблял. В какие края посылали - не знаю; я не знаю; я не знаю - посылали кто; пусть на меня указывают, я его живого не видал, мертвого видел, ехал с ним в Пшемысль. Ой, почему гром меня не убил! Oj mamele! - Ad 5. В знак чего отрезали руку - не знаю; пусть мне нож вонзят в сердце, если знаю! Не знал и не слышал я том; пусть света не взвижу! Правой руки, ни груди не видел, не видел! Ни в какой сосуд не наливал. Oj tatele! В глаза не видел; ничего не знаю о том, куда дели; я сам не отрезывал, ни в какие края не посылал; дома я сидел; не знаю, каким евреям посылали - не знаю; не знаю, куда отправляли исколотое тело, не знаю; в Котовани не был, только впервые поселился и не знаю, кто украл, когда и что.
„Primo tractus (в первый раз вздернутый, вытянутый - показал): Ой! Ой! я ребенка не хватал, ой, ой, не знаю! Как долго его не было - не знаю. Aj waj! кто убивал - не знаю. Aj waj! не знаю, кто убивал - не знаю, гибну, гибну! Бога побойтесь! Кто его поколол - не знаю; не видел. Тятенька мой милый! дитя не утонуло, не знаю!
„Secundo tractus: Oj waj! Oj waj! Что говорили! правда, что я заслужил».
«Tertio tractus: Никто не убивал! У Абеля не убивали, знаю! Не знаю! Не знаю! Не знаю".
„Primo ustus candelis: (в первый раз паленный свечами): Не знаю! гвалт, не знаю! гвалт, голубчики мои!
„Sesundo ustus candelis: He знаю, кто убил дитя! Не знаю! Не знаю! Не знаю".
Tertio ustus candelis: Серденько, не знаю, кто убивал, серденко, не знаю!
Primo ferro admoto ustus (в первый раз жженый раcкаленным железом): Не знаю, не знаю, батюшки, не знаю, гвалт не знаю! Никого не называю, никто не уговаривал, oj waj [У жены каштеляна Саноцкого денег не крал?] Не знаю, не знаю!
«Secundum ferro admoto ustus hoc ipsum reposuit, tertio ferro ustus - concordat. (При вторичном жжении раскаленным железом ответил то же самое; при третьем согласился)» Спорным является здесь слово concordat, которое может обозначать и "согласие" в смысле сознания, и „согласование" с прежними ответами. В пользу последнего толкования говорит замечание собирателя данных актов, д-ра Шорра (н. с. 213), что „таким же образом, упорно отрицая свою вину, показывали и другие обвиняемые, несмотря на пытку". (Прим. переводчика).
№ 59.
С.) 4 мая. Приговор суда.
Войтовский суд в соединенном заседании с радзецким судом лавников приказал прочитать протоколы следствия и показаний как добровольных, так и данных после пыток в уницком монастыре.
«Прочитавши протоколы и подвергши их тщательному обсуждению, суд из консисторского производства и из добровольных и пыточных показаний установил, что ребенок, по имени Григорий, правоверный, сын проживающей в Ступнице вдовы Оленки, христианин, русского исповедания, 3 лет и 10 недель от роду, выйдя из дому 27 марта настоящего 1759 г., т. е. ровно за три недели до Пасхи, внезапно исчез. Непрерывно разыскивая пропавшего сына, мать горько по нем плакала; неверующая же, жена арендатора вельможного пана Юрия Кроповницкого из Ступницы, Эйзика, приходя постоянно к проживающей в Ступнице ясновельможной пане Манастерской (у которой жила Оленка с упомянутым сыном), уверяла ее, что ребенок отыщется, и старательно расспрашивала о том, кого она подозревает в убийстве. После многих таковых расспросов, спустя три недели, в самое пасхальное воскресенье, упомянутый ребенок был найден портным села Ступницы, благочестивым Яном Карпинским, в поле возле дороги, неподалеку от корчмы вельможных панов Лещинских, расположенной в той же Ступнице, в открытом поле, - с отрезанными языком, нижней губой, левой ручонкой у самого плеча и половыми органами, со скрученными, истерзанными - по изобретательному жестокосердию еврейскому, с целью выцедить христианскую кровь - суставами уцелевших при тельце рук и ног, И, когда тело было пронесено мимо корчмы, кровь сама потекла из невинного младенца, а позже, при предъявлении его в г. Пшемысле, она вторично ручьем полилась из надколотых и порезанных суставов. Это было ясным доказательством того, что сказанное злодеяние было совершено приведенными на суд заключенными неверующими, а именно: Эйзиком Майоровичем, арендатором вельможного пана Кроповницкого; Гершком Давидовичем (пана Яворского), Беньяшем Лайбовичем (пани Винницкой), арендаторами Шмулем Беньовичем, а также Абелем Якубовичем и Псахелем Янклевичем (вельможных Лещинских), проживающими в Ступнице, причем злодеяние было приведено в исполнение в четверг, что перед Пасхой, в корчме «под буграми», Беньяшем Лайбовичем.
Вняв голосу права и справедливости и принимая во внимание столько прецедентов в разных судах государства (attentis tot praeiudicatis in variis subsеliis regni) по делам о совершенных евреями, по обычному их вероломству, убийствах и истязаниях христианских детей, - (суд) признает названных неверующих: Эйзика Майоровича, Гершка Давидовича, Беньяша Лейбовича, Шмуля Беньовича, Абеля Якубовича, Псахра (Псахля?) Янклевича, христианской крови губителей, указанного ребенка мучителей, - заслуживающими смерти. А для изобличения оных, (суд) повелевает правоверной Оленке, матери умерщвленного ребенка, трижды присягнуть в том, что перечисленные неверующие достойны смерти за убийство ребенка; присутствовать при той присяге суд повелевает своему возному. После принесения той присяги, признавая вышеозначенных неверующих заслуживающими большей кары, настоящий суд однако, по милосердию своему, смягчил им наказание и приговорил их к отсечению головы. Для приведения сего в исполнение, подсудимые немедленно же передаются исполнителю правосудия под реdellum суда. - Неверующую же Рехлю Безносек, вдову, настоящий суд, ex rationibus iudicium suum permoventibus, оставляет в живых, для изобличения других соучастников убийства, и повелевает заточить ее в тюрьму при городской ратуше».
№ 57. 1759 г.
Ступницкий процесс.
Акты извлечены из пржемысльского архива и напечатаны М. Schorr'ом в приложежи къ его книге "Zydzi w Przemyslu", Lw., 1903, str. 230-245. Перевод дан в „Евр. Стар.", т. V (1912), 27-33.
А) 11 мая. Добровольные показания обвиняемых евреев.
(Одновременно на польском)
По делу между правоверными Лукашом Литвинским и вдовой Оленкой, некогда матерью правоверного Григория, трех лет слишком, зверски замученного и убитого, - как стороной ищущей и лично от себя обвиняющей, и неверующими: Эйзиком Майоровичем, Гершком Давидовичем, Беньяшем Лейбовичем, Шмулем Беньовичем, Абелем Якубовичем, Псахелем Янкелевичем и Рехлей Безносек, приведенными на суд заключенными и их сообщниками, через данного названным заключенным по их просьбе патрона, пана Мацея Манастерского, лично от их имени выступающего.
Ландвойтовский суд лавников в г. Пшемысле, разбирая пересланный на его рассмотрение отзыв суда радзецкого, pro meliori investigatione veritatis, приказывает привести вышеназванных обвиняемых, поименованных в указанном отзыве для дачи добровольных по делу показаний.
I.Представший первым Эйзик Майорович спрошен был, во-первых: откуда родом, чем занимается, где проживает, не занимается ли воровством и не поддерживает ли сношений с ворами? Ответил: „Такими делами не занимаюсь; родом из Котова, когда женился - жил в Блажовой, теперь живу в Ступнице под паном Кроповницким; воровством не занимаюсь, с ворами знакомства не вожу и краденого не укрываю и не знаю"- все как на первом допросе. Во-вторых был спрошен: много ли христианских детей замучили и убили, - и ответил: „Я не убивал и не знаю, кто убил". На третий вопрос: по чьему совету и по чьему уговору тот ребенок убит,- ответил: „Не знаю: только потому меня и взяли, что я из той деревни, откуда и убитый ребенок; пусть мне и со мною что хотят сделают, а я не знаю".
II. Второй обвиняемый, Герш Давидович из Дрогобыча, показал generalia и заявил, что ничего по настоящему делу не знает.
Ш. Обвиняемому Беньяшу Лайбовичу тоже ничего неизвестно; он прибавляет только: „Старшие могут знать, мне же ничего неизвестно; если меня будут мучить то: выдержу - хорошо, а нет - пусть меня черти возьмут. Не знаю и ничего не могу сказать, все мы по домам сидели, а богослужение отправляем в Сельце". Спрошенный о том, в каком месте кровь потекла, ответил: „Передавали, что возле нижней корчмы. И в своей вере не буду, и иной не хочу веры, и не знаю, в какой вере умру. Пусть меня черти возьмут".
IV. Обвиняемый Шмуйло Беньович, проживающий в Ступнице, ни о чем не знает и все отрицает.
V. Обвиняемый 60-летний Абель Якубович, родом из Бысковиц, двадцать лет состоит
арендатором в Ступнице, живет в корчме "между кустами". Изложив generalia, показал ad 2: не слыхал, чтобы наши евреи похищали христианских детей; о христианской крови не знаю, хотя слыхал о подобных обвинениях; мне неизвестно, чтобы евреи убивали христианских детей. Ad 3: никакой раввин не советовал убивать, и я не знаю, что это такое; слышал, что где-то здесь зарезали еврея, но кто - не знаю. Ad 4: ребенка я не хватал и не видел; евреев из деревни не созывал. Ребенок пропал во вторник перед нашими праздниками, недели за 21/2 до нашей еврейской Пасхи, а живущий в расстоянии трех или более стай от меня Эйзик ребенка не приводил, и неизвестно мне, чтобы евреи мучили, потому что этого нам не нужно.
Крови того ребенка я не рассылал и раввинов не знаю и с ними о том не говорил. Неизвестно мне, чтобы из того ребенка цедили кровь. Ad 5: когда ребенок бежал за матерью на посиделки прях, мать его прогнала, и передавали, что он утонул и что его рыбы или раки съели. Я не имею ни с кем ссоры, за которую мог бы кто-либо нам по злобе то учинить.
VI. Обвиняемому Исахелю Янкелевичу, 26 лет от роду, из Дрогобыча, неизвестно ничего, кроме подробностей, переданных другими.
VII. „Я, по имени Рехля, по мужу Янклева, лет больше 40, вдова, мужа моего прозывали „безносек", и т. д. - сообщает generalia: воровством не занимается, По всему делу ей ничего неизвестно, потому что не выходила из дому. Когда ребенок пропал, было предположение, что он утонул, а потом его нашел портной по дороге в церковь. Ни шляхта, ни крестьяне не учинили того по злобе. Крови нам не нужно; рассылали ли кровь - правда ли, это меня не касается". По выслушании добровольных показаний обвиняемых суд, по письменному требованию войта города Пшемысля, объявил перерыв до прибытия последнего. Письмо с требованием войта передал суду ксендз Чахурский, «Societatis Jesu minister».
№ 58.
В.) 11 мая. Показания евреев noд пытками.
(Одновременно на польском)
По возобновлении заседания, обвиняемых стали по очереди допрашивать под пыткой. Сперва их клали на „кобыльницу" (особые козлы для пытки) с неровной поверхностью, потом вытягивали члены, прижигали тело горящими факелами и раскаленным железом.
Во время пытки обвиняемых допрашивали о подробностях убийства: с какой целью изуродован ребенок, в знак чего ему отрезали отдельные члены, что было сделано с кровью ребенка, кто уговаривал совершить убийство, кому переслана была кровь?
„Первым был допрошен неверный Майорович, положенный на кобыльницу, и по первому пункту ответил: я из Котова, родился и жил в Блажовой, был шинкарем при Иезуитах, тем и занимался, не воровал, не разбойничал, ничьих вещей не брал. Ad. 2. Раввины меня не уговаривали, я не убивал, не видел, нигде не был; уж лучше бы мне было голову сложить, чем тому ребенку пропадать, лучше бы тому ребенку жить, чем мне такие муки переносить. Ad. 3. Ни с кем я не был и сам не убивал, не знал, кто его у6ил, откуда мне знать? Oj waj mir, oj waj mir geschchn! Как то дитя пропало - не знаю, я но знаю; но вы, сударь знаете, чье дитя то было: Оленкино? Оленкино? не знаю, сколько лет ему было, ребенок был из Ступницы, я из Ступницы; где его держали - не знаю, что, с ним делали не знаю, лучше мне черта проглотить, чем ту кровь пить. Ad. 4. Не знаю, когда мы поймали; серденько, милосердный - не знаю, что ж мне делать? В великий четверг я ничего не делал, кто держал ребенка три недели - не знаю; как мучили - не знаю! какими орудиями кололи - не знаю. Я христианской крови не употребляю; в Сельце я не был и крови не употреблял. В какие края посылали - не знаю; я не знаю; я не знаю - посылали кто; пусть на меня указывают, я его живого не видал, мертвого видел, ехал с ним в Пшемысль. Ой, почему гром меня не убил! Oj mamele! - Ad 5. В знак чего отрезали руку - не знаю; пусть мне нож вонзят в сердце, если знаю! Не знал и не слышал я том; пусть света не взвижу! Правой руки, ни груди не видел, не видел! Ни в какой сосуд не наливал. Oj tatele! В глаза не видел; ничего не знаю о том, куда дели; я сам не отрезывал, ни в какие края не посылал; дома я сидел; не знаю, каким евреям посылали - не знаю; не знаю, куда отправляли исколотое тело, не знаю; в Котовани не был, только впервые поселился и не знаю, кто украл, когда и что.
„Primo tractus (в первый раз вздернутый, вытянутый - показал): Ой! Ой! я ребенка не хватал, ой, ой, не знаю! Как долго его не было - не знаю. Aj waj! кто убивал - не знаю. Aj waj! не знаю, кто убивал - не знаю, гибну, гибну! Бога побойтесь! Кто его поколол - не знаю; не видел. Тятенька мой милый! дитя не утонуло, не знаю!
„Secundo tractus: Oj waj! Oj waj! Что говорили! правда, что я заслужил».
«Tertio tractus: Никто не убивал! У Абеля не убивали, знаю! Не знаю! Не знаю! Не знаю".
„Primo ustus candelis: (в первый раз паленный свечами): Не знаю! гвалт, не знаю! гвалт, голубчики мои!
„Sesundo ustus candelis: He знаю, кто убил дитя! Не знаю! Не знаю! Не знаю".
Tertio ustus candelis: Серденько, не знаю, кто убивал, серденко, не знаю!
Primo ferro admoto ustus (в первый раз жженый раcкаленным железом): Не знаю, не знаю, батюшки, не знаю, гвалт не знаю! Никого не называю, никто не уговаривал, oj waj [У жены каштеляна Саноцкого денег не крал?] Не знаю, не знаю!
«Secundum ferro admoto ustus hoc ipsum reposuit, tertio ferro ustus - concordat. (При вторичном жжении раскаленным железом ответил то же самое; при третьем согласился)» Спорным является здесь слово concordat, которое может обозначать и "согласие" в смысле сознания, и „согласование" с прежними ответами. В пользу последнего толкования говорит замечание собирателя данных актов, д-ра Шорра (н. с. 213), что „таким же образом, упорно отрицая свою вину, показывали и другие обвиняемые, несмотря на пытку". (Прим. переводчика).
№ 59.
С.) 4 мая. Приговор суда.
Войтовский суд в соединенном заседании с радзецким судом лавников приказал прочитать протоколы следствия и показаний как добровольных, так и данных после пыток в уницком монастыре.
«Прочитавши протоколы и подвергши их тщательному обсуждению, суд из консисторского производства и из добровольных и пыточных показаний установил, что ребенок, по имени Григорий, правоверный, сын проживающей в Ступнице вдовы Оленки, христианин, русского исповедания, 3 лет и 10 недель от роду, выйдя из дому 27 марта настоящего 1759 г., т. е. ровно за три недели до Пасхи, внезапно исчез. Непрерывно разыскивая пропавшего сына, мать горько по нем плакала; неверующая же, жена арендатора вельможного пана Юрия Кроповницкого из Ступницы, Эйзика, приходя постоянно к проживающей в Ступнице ясновельможной пане Манастерской (у которой жила Оленка с упомянутым сыном), уверяла ее, что ребенок отыщется, и старательно расспрашивала о том, кого она подозревает в убийстве. После многих таковых расспросов, спустя три недели, в самое пасхальное воскресенье, упомянутый ребенок был найден портным села Ступницы, благочестивым Яном Карпинским, в поле возле дороги, неподалеку от корчмы вельможных панов Лещинских, расположенной в той же Ступнице, в открытом поле, - с отрезанными языком, нижней губой, левой ручонкой у самого плеча и половыми органами, со скрученными, истерзанными - по изобретательному жестокосердию еврейскому, с целью выцедить христианскую кровь - суставами уцелевших при тельце рук и ног, И, когда тело было пронесено мимо корчмы, кровь сама потекла из невинного младенца, а позже, при предъявлении его в г. Пшемысле, она вторично ручьем полилась из надколотых и порезанных суставов. Это было ясным доказательством того, что сказанное злодеяние было совершено приведенными на суд заключенными неверующими, а именно: Эйзиком Майоровичем, арендатором вельможного пана Кроповницкого; Гершком Давидовичем (пана Яворского), Беньяшем Лайбовичем (пани Винницкой), арендаторами Шмулем Беньовичем, а также Абелем Якубовичем и Псахелем Янклевичем (вельможных Лещинских), проживающими в Ступнице, причем злодеяние было приведено в исполнение в четверг, что перед Пасхой, в корчме «под буграми», Беньяшем Лайбовичем.
Вняв голосу права и справедливости и принимая во внимание столько прецедентов в разных судах государства (attentis tot praeiudicatis in variis subsеliis regni) по делам о совершенных евреями, по обычному их вероломству, убийствах и истязаниях христианских детей, - (суд) признает названных неверующих: Эйзика Майоровича, Гершка Давидовича, Беньяша Лейбовича, Шмуля Беньовича, Абеля Якубовича, Псахра (Псахля?) Янклевича, христианской крови губителей, указанного ребенка мучителей, - заслуживающими смерти. А для изобличения оных, (суд) повелевает правоверной Оленке, матери умерщвленного ребенка, трижды присягнуть в том, что перечисленные неверующие достойны смерти за убийство ребенка; присутствовать при той присяге суд повелевает своему возному. После принесения той присяги, признавая вышеозначенных неверующих заслуживающими большей кары, настоящий суд однако, по милосердию своему, смягчил им наказание и приговорил их к отсечению головы. Для приведения сего в исполнение, подсудимые немедленно же передаются исполнителю правосудия под реdellum суда. - Неверующую же Рехлю Безносек, вдову, настоящий суд, ex rationibus iudicium suum permoventibus, оставляет в живых, для изобличения других соучастников убийства, и повелевает заточить ее в тюрьму при городской ратуше».