“Звездные, поздние, чуждые, яркие сны нам снятся ночью…»
Сегодня это было лето, отпуск и странное дерево посреди оврага. Его верхушку видно было, где ни находись… И однажды, увидев ее отражение в витрине, я задумалась: почему за неделю пребывания здесь, когда обфотографированы даже бродячие собаки, никому не пришло в голову запечатлеть странное дерево.
А оно действительно странное. Какое-то хвойное, но непонятно - какое: нижние ветви вроде бы еловые, спускаются до земли. Но хвоя на них длинная, типа сосновой или даже кедровой. Хотя откуда бы взяться кедрам в этом климате? И желтая. Ярко-желтая. Но не опадает. Наверное, потому, что дерево сплошь затянуто паутиной - или чем-то, на нее похожим.
И только самая верхушка зеленая. Правда, с ней тоже что-то нехорошее. Из паутинного кокона на насколько метров вверх торчит, закручиваясь спиралью, одинокая палка. И уже на ее верху кокетливой шапочкой кудрявится островок темно-зеленой, короткой хвои.
Вообще, чем ближе мы подходили, тем менее нравилась мне идея это фотографировать. И действительно - после пары сделанных кадров с дерева упал паутинный кокон. Осы, из него полезли осы. Мне будто бы кто-то дал крупный план тварей, пугающих до немоты и оцепенения с тех пор, как одна из них, влетев мне в волосы и запутавшись там, укусила в глаз. Я понимаю, что надо засвечивать пленку, бросать фотоаппарат - тогда, возможно, нас отпустят. Но как это сделать, если не разжимаются пальцы… и я падаю лицом в землю, чувствуя полосатых тварей у себя в волосах.
И просыпаюсь.
А позавчера я была замужем.
Причем, кажется, в любимом и родном своем времени.
Утро. Я иду поприветствовать мужа. Он намного старше меня, он преподает в университете.
Я не только люблю его, я его уважаю, я восхищаюсь им… и немного боюсь.
Иду по дому, в котором теперь я хозяйка. Я до сих пор немного робею. А поначалу робела даже перед кухаркой: ведь она лучше знает, как вести хозяйство - что я могу ей указывать? Но освоилась. Во многом благодаря его поддержке - спокойной, мудрой, доброжелательной.
Из комнаты в комнату. Зеркало говорит мне, что я красива. Что, кроме этого, я выгляжу, как подобает - благонравно и скромно. Темно-синее домашнее платье подчеркивает тонкую талию, высоко подобранные волосы - изящную шею, а умывание ледяной водой подчеркнуло нежным румянцем скулы.
Он уже работает: я вижу в прихожей зонты и верхнюю одежду. Студентки.
Легко стучусь и приоткрываю дверь в кабинет. Не буду мешать, скажу только: «Доброе утро» и уйду. Не думаю, что прилично барышне о таком думать, но я успела соскучиться по нему с того времени, как он ранним утром покинул мою постель….
Почему он смотрит недовольно? Почему студентка так близко к нему? Она спиной ко мне. Она… она застегивает корсаж. Я вижу закушенную ее губу. Я вижу растрепавшиеся, закрывающие лицо волосы. Я вижу неловкие пальцы, не справляющиеся с мелкими пуговками. Я вижу рыхловатое уже в столь юном возрасте белое-белое тело. Снова крупные планы.
Я бегу сквозь анфиладу комнат. И зеркало, лгавшее мне, что я люблю и любима, отражает мое смятение. Я не знаю, как жить дальше. Я не знаю, есть ли я теперь….
И просыпаюсь.
Я люблю эти сонные трипы за искренность и неподдельность их эмоций. А еще - за их безопасность. Ведь никто, падая во сне, так и не упал? Не увидел собственных мозгов на асфальте, не почувствовал боли последних минут, когда прокалывает легкое осколок ребра, когда невозможно вдохнуть от боли и от того, что рот полон кровью и крошками зубов…
Сны милосердны к нам и милостивы: они дарят кусочки других жизней и сказок, но не причиняют взаправдашней боли.