Село Гроссевичи и низовья Ботчи
Бухта и одноимённое село названы в честь военного топографа П.С. Гроссевича, проводившего съёмку материкового побережья Татарского пролива в далёком 1871-72 году. В 1908 году здесь, в стойбище в устье реки Ботчи, по данным В.К. Арсеньева, проживало 46 удэгейцев в 6 юртах. Через два года здесь поселился старовер Долганов. Впоследствии сюда переехало ещё несколько семей староверов, так и возникло село.
Я достал тысячерублёвую купюру, но пожилой мужчина из команды отстранил мою руку, сказав, что не нужно, мы вас просто подбросили. Мы с Денисом закатали болотники и подтащили рюкзаки поближе к аппарели.
Приближался берег и плашкоут сбавил ход.
Вода в бухте была мутной - поблизости впадала крупная река Ботчи. Но сколько я ни всматривался - нигде на берегу не увидел её устье, лишь стая чаек, которые обожают располагаться в устье рек, указывала на то, что оно где-то есть.
Зашуршала галька пляжа - плашкоут мягко ткнулся в берег. Я спрыгнул вниз, Денис подал рюкзаки и выбрался сам. Мы помахали рукой на прощанье, и «Восток-100», развернувшись недалеко от берега, взял курс на Совгавань.
В отличие от Нельмы, в Гроссевичах никогда не было большого населения. Развитие Нельмы было обусловлено наличием портпункта, где могли швартоваться плашкоуты, баржи и морские буксиры. Гроссевичи же, оторванные от Совгавани бездорожьем, не имеют и хорошего укрытия для судов. Бухта здесь открытая, устье реки мелкое, заводь небольшая. Тем не менее, в лучшие годы здесь так же было вполне живое село, с инфраструктурой, аэропортом. Сейчас здесь осталось лишь несколько человек - так же, как и в соседней Нельме.
Село располагается на галечниковой косе, и протянулось одной улицей от устья Ботчи до подножья Джари. Несмотря на то, что численность населения Гроссевичей составляет 5-6 человек, село не выглядит запущенным. Дома здесь расположены компактно, многие выкрашены яркой краской. Имеется рыбопромысловое предприятие, на котором работают сезонные рабочие. Так же, в Гроссевичах располагается усадьба Ботчинского заповедника.
Пройдя по селу, мы нашли людей, занимающихся строительством бани. Мужики, узнав в чём дело, отложили работу и принялись нам объяснять, как пройти в верховья Ихи. С их слов следовало, что через несколько километров дороги, когда станут появляться поляны, нужно будет свернуть влево, где будет брод через Ботчи. После того, как перейдём, объяснили, где будет тропа. Рассказали, что в устье Парфёного Ключа есть зимовьё.
Воодушевлённые, мы зашагали прочь. Но блуждания начались сразу же, ещё в селе. Оказалось, что в Гроссевичах имеется ещё одна улица, вернее хуторок, дальше от моря, у подножья сопки Джари. Пара старых деревянных домов, небольшие огороды, окружённые зарослями. За ним дорога обрывалась. Пришлось ещё раз спрашивать дорогу у местного жителя, вышедшего на крыльцо на лай собаки. Оказалось, что нам нужно было спуститься с террасы и перейти по мостику протоку.
И действительно, за протокой, прочь от моря шла лесная дорога. Припекало солнце, в траве трещали цикады, в душном воздухе растворился густой запах листвы и травы. До первой точки отбора проб было далеко, и мы стремились пройти как можно больше, пока дорога позволяла. Дорога на Совгавань здесь вполне проезжая. Не знаю, какая она дальше, и проходимы ли брода, но по низовьям Ботчи она хороша. Только малость подзаросла травой - видимо гроссевичевцы очень редко по ней ездят, во всяком случае автомобилей в селе я не увидел - одни только моторки и катера.
Стали попадаться поляны, местами дорога делала крутые повороты. Видимо здесь мы и пропустили незаметный отворот. Затем мы вышли на какое-то большое поле, на его краю проглядывали развалины одинокого строения. Я решил, что это старый аэродром малой авиации. Сопки далеко отступили - здесь сходились долины Ботчи и её крупного притока Ихи. Судя по навигатору, уже пора было сворачивать в Иху.
С сожалением оставив дорогу, мы пересекли поле и углубились в пойменный лес. Существует много видов таёжного бездорожья - густые ельники на крутых склонах, ерники и стланики в горных лесотундрах, переплетённые лианами широколиственные леса, участки старых гарей, заросшие малинником. Сырой пойменный лес - один из таких таёжных «непропусков», выматывающий силы и испытывающий адское терпение. Больше всего доставляла неприятностей какая-то плетущаяся, слегка колючая трава. Её плотным метровым ковром было покрыто всё: упавшие брёвна, промоины, кустарники. Отдельные плети даже протянулись на несколько метров вверх по стволам огромных тополей. Я полз впереди словно ледокол в тяжёлых торосах. Эту плетучку нельзя было перешагнуть, оставалось только, наваливаясь всем телом, идти через неё напролом. Через пять метров на уровне пояса скапливался зелёный вал, который дальше уже не пускал, несмотря на все усилия. Приходилось отступать на шаг назад и перешагивать через него. Чтобы через пять метров снова застрять в зелёном месиве.
Солнце жарило немилосердно, энцефалитка пропиталась потом. Стали чаще попадаться протоки. Наконец, мы вышли к реке. Ботчи в этом месте не слишком широкая, но глубокая река с быстрым течением на перекатах. Пройти на другой берег, не замочив ног нечего было даже и думать. Даже с раскатанными болотниками. Течение на перекате было настолько сильное, что нам пришлось искать шесты, чтобы упираться ими в дно и держаться на ногах.
Я пошёл первым. Слегка забирая вниз по течению, чтобы бурун у ног был поменьше, я мелкими шажками отправился на середину реки. Чем дальше, тем труднее было удержаться на ногах. Вода уже перехлестнула и набралась в сапоги, подбиралась к рюкзаку. Я понял, что ещё чуть-чуть и течение собьёт меня с ног. А в ту сторону, куда стремилась вода, брод резко обрывался и начиналась глубокая заводь. Нужно было возвращаться на берег.
Тут меня прошиб холодный пот. Чтобы вернуться, нужно было пойти против течения. А я не мог даже развернуться. Для этого нужно было переступить ногами и оторвать шест ото дна. Но, стоило мне чуть пошевелиться, как течение тут же подхватывало и тащило на глубину, где мне вовсе не хотелось оказаться в тяжёлых болотниках, в одежде и с рюкзаком. Кое-как я смог развернуться и тяжело побрёл против бурного течения обратно на берег.
Ничего не оставалось, как искать другое место переправы. Пройдя вверх по течению, мы вышли на длинный плёс, оканчивающийся длинным перекатом с отмелью вблизи противоположного берега. Здесь тоже было глубоко и сильное течение. Но, по крайней мере, за перекатом не было глубокого омута. Здесь мы и переправились. По пояс в воде, мелкими быстрыми шажками, наискосок по течению. Выйдя на небольшую низкую галечниковую косу, разожгли на ней костерок из скудного плавника, и пообедали. Досушиваться отправились на высокий правый берег Ботчи, где на мари, на кустиках, развесили штаны, носки и портянки.
Дальше, в долину крупного правого притока, реку Иху, мы двигались по марям. В другое время передвижение по мари нам показалось бы тяжёлым из-за мягкого мха, в котором утопают ноги, из-за кочек, между которыми чвякает вода, солнцепёка и белоножки. Но сейчас мы радовались открытому пространству, и тому, что ноги не вязнут в плетучке.
Но через несколько километров мари закончились, и мы вошли в еловый лес. По берегу реки кое-где попадалась тропа.
Мы спешили добраться до зимовья в устье Парфёнова Ключа, уже вечерело. Но на подходе к кл. Ночной снова началась пойма, заросшая плетущейся травой. У меня уже начало сводить судорогами ноги от неестественной ходьбы, когда приходится тащить впереди себя вал травы. Наконец мы спустились в русло Ихи и вышли на длинную каменистую косу.
Без труда разыскав устье Парфёнова Ключа, мы сбросили рюкзаки и принялись искать зимовьё. Хотелось уже просто завалиться на нары и спать. Но то ли гроссевичевские охотники так хорошо запрятали его в зарослях, то ли мы что-то пропустили мимо ушей и не так их поняли, но зимовьё мы так и не нашли. Так и не отдохнув, пришлось рубить тонкие ёлки, стелить на сырой мох лапник, ставить накомарник, собирать дрова, готовить поесть. День заметно укорачивался, и спать ложились уже в темноте.
Я достал тысячерублёвую купюру, но пожилой мужчина из команды отстранил мою руку, сказав, что не нужно, мы вас просто подбросили. Мы с Денисом закатали болотники и подтащили рюкзаки поближе к аппарели.
Приближался берег и плашкоут сбавил ход.
Вода в бухте была мутной - поблизости впадала крупная река Ботчи. Но сколько я ни всматривался - нигде на берегу не увидел её устье, лишь стая чаек, которые обожают располагаться в устье рек, указывала на то, что оно где-то есть.
Зашуршала галька пляжа - плашкоут мягко ткнулся в берег. Я спрыгнул вниз, Денис подал рюкзаки и выбрался сам. Мы помахали рукой на прощанье, и «Восток-100», развернувшись недалеко от берега, взял курс на Совгавань.
В отличие от Нельмы, в Гроссевичах никогда не было большого населения. Развитие Нельмы было обусловлено наличием портпункта, где могли швартоваться плашкоуты, баржи и морские буксиры. Гроссевичи же, оторванные от Совгавани бездорожьем, не имеют и хорошего укрытия для судов. Бухта здесь открытая, устье реки мелкое, заводь небольшая. Тем не менее, в лучшие годы здесь так же было вполне живое село, с инфраструктурой, аэропортом. Сейчас здесь осталось лишь несколько человек - так же, как и в соседней Нельме.
Село располагается на галечниковой косе, и протянулось одной улицей от устья Ботчи до подножья Джари. Несмотря на то, что численность населения Гроссевичей составляет 5-6 человек, село не выглядит запущенным. Дома здесь расположены компактно, многие выкрашены яркой краской. Имеется рыбопромысловое предприятие, на котором работают сезонные рабочие. Так же, в Гроссевичах располагается усадьба Ботчинского заповедника.
Пройдя по селу, мы нашли людей, занимающихся строительством бани. Мужики, узнав в чём дело, отложили работу и принялись нам объяснять, как пройти в верховья Ихи. С их слов следовало, что через несколько километров дороги, когда станут появляться поляны, нужно будет свернуть влево, где будет брод через Ботчи. После того, как перейдём, объяснили, где будет тропа. Рассказали, что в устье Парфёного Ключа есть зимовьё.
Воодушевлённые, мы зашагали прочь. Но блуждания начались сразу же, ещё в селе. Оказалось, что в Гроссевичах имеется ещё одна улица, вернее хуторок, дальше от моря, у подножья сопки Джари. Пара старых деревянных домов, небольшие огороды, окружённые зарослями. За ним дорога обрывалась. Пришлось ещё раз спрашивать дорогу у местного жителя, вышедшего на крыльцо на лай собаки. Оказалось, что нам нужно было спуститься с террасы и перейти по мостику протоку.
И действительно, за протокой, прочь от моря шла лесная дорога. Припекало солнце, в траве трещали цикады, в душном воздухе растворился густой запах листвы и травы. До первой точки отбора проб было далеко, и мы стремились пройти как можно больше, пока дорога позволяла. Дорога на Совгавань здесь вполне проезжая. Не знаю, какая она дальше, и проходимы ли брода, но по низовьям Ботчи она хороша. Только малость подзаросла травой - видимо гроссевичевцы очень редко по ней ездят, во всяком случае автомобилей в селе я не увидел - одни только моторки и катера.
Стали попадаться поляны, местами дорога делала крутые повороты. Видимо здесь мы и пропустили незаметный отворот. Затем мы вышли на какое-то большое поле, на его краю проглядывали развалины одинокого строения. Я решил, что это старый аэродром малой авиации. Сопки далеко отступили - здесь сходились долины Ботчи и её крупного притока Ихи. Судя по навигатору, уже пора было сворачивать в Иху.
С сожалением оставив дорогу, мы пересекли поле и углубились в пойменный лес. Существует много видов таёжного бездорожья - густые ельники на крутых склонах, ерники и стланики в горных лесотундрах, переплетённые лианами широколиственные леса, участки старых гарей, заросшие малинником. Сырой пойменный лес - один из таких таёжных «непропусков», выматывающий силы и испытывающий адское терпение. Больше всего доставляла неприятностей какая-то плетущаяся, слегка колючая трава. Её плотным метровым ковром было покрыто всё: упавшие брёвна, промоины, кустарники. Отдельные плети даже протянулись на несколько метров вверх по стволам огромных тополей. Я полз впереди словно ледокол в тяжёлых торосах. Эту плетучку нельзя было перешагнуть, оставалось только, наваливаясь всем телом, идти через неё напролом. Через пять метров на уровне пояса скапливался зелёный вал, который дальше уже не пускал, несмотря на все усилия. Приходилось отступать на шаг назад и перешагивать через него. Чтобы через пять метров снова застрять в зелёном месиве.
Солнце жарило немилосердно, энцефалитка пропиталась потом. Стали чаще попадаться протоки. Наконец, мы вышли к реке. Ботчи в этом месте не слишком широкая, но глубокая река с быстрым течением на перекатах. Пройти на другой берег, не замочив ног нечего было даже и думать. Даже с раскатанными болотниками. Течение на перекате было настолько сильное, что нам пришлось искать шесты, чтобы упираться ими в дно и держаться на ногах.
Я пошёл первым. Слегка забирая вниз по течению, чтобы бурун у ног был поменьше, я мелкими шажками отправился на середину реки. Чем дальше, тем труднее было удержаться на ногах. Вода уже перехлестнула и набралась в сапоги, подбиралась к рюкзаку. Я понял, что ещё чуть-чуть и течение собьёт меня с ног. А в ту сторону, куда стремилась вода, брод резко обрывался и начиналась глубокая заводь. Нужно было возвращаться на берег.
Тут меня прошиб холодный пот. Чтобы вернуться, нужно было пойти против течения. А я не мог даже развернуться. Для этого нужно было переступить ногами и оторвать шест ото дна. Но, стоило мне чуть пошевелиться, как течение тут же подхватывало и тащило на глубину, где мне вовсе не хотелось оказаться в тяжёлых болотниках, в одежде и с рюкзаком. Кое-как я смог развернуться и тяжело побрёл против бурного течения обратно на берег.
Ничего не оставалось, как искать другое место переправы. Пройдя вверх по течению, мы вышли на длинный плёс, оканчивающийся длинным перекатом с отмелью вблизи противоположного берега. Здесь тоже было глубоко и сильное течение. Но, по крайней мере, за перекатом не было глубокого омута. Здесь мы и переправились. По пояс в воде, мелкими быстрыми шажками, наискосок по течению. Выйдя на небольшую низкую галечниковую косу, разожгли на ней костерок из скудного плавника, и пообедали. Досушиваться отправились на высокий правый берег Ботчи, где на мари, на кустиках, развесили штаны, носки и портянки.
Дальше, в долину крупного правого притока, реку Иху, мы двигались по марям. В другое время передвижение по мари нам показалось бы тяжёлым из-за мягкого мха, в котором утопают ноги, из-за кочек, между которыми чвякает вода, солнцепёка и белоножки. Но сейчас мы радовались открытому пространству, и тому, что ноги не вязнут в плетучке.
Но через несколько километров мари закончились, и мы вошли в еловый лес. По берегу реки кое-где попадалась тропа.
Мы спешили добраться до зимовья в устье Парфёнова Ключа, уже вечерело. Но на подходе к кл. Ночной снова началась пойма, заросшая плетущейся травой. У меня уже начало сводить судорогами ноги от неестественной ходьбы, когда приходится тащить впереди себя вал травы. Наконец мы спустились в русло Ихи и вышли на длинную каменистую косу.
Без труда разыскав устье Парфёнова Ключа, мы сбросили рюкзаки и принялись искать зимовьё. Хотелось уже просто завалиться на нары и спать. Но то ли гроссевичевские охотники так хорошо запрятали его в зарослях, то ли мы что-то пропустили мимо ушей и не так их поняли, но зимовьё мы так и не нашли. Так и не отдохнув, пришлось рубить тонкие ёлки, стелить на сырой мох лапник, ставить накомарник, собирать дрова, готовить поесть. День заметно укорачивался, и спать ложились уже в темноте.