Глава XI
В японском доме сэра Эдвина Арнольда
(продолжение, начало
здесь)
«Смотрите, мистер Слэйден, - произнес мой хозяин, привлекая внимание к красивой дощечке из темного дерева, являющейся постаментом для изумительно вырезанного петуха из слоновой кости. Этот постамент был сделан из ничтожной щепки, которую европейский резчик бы срезал и выкинул, - Подобно необработанному вишневому стволу, что поддерживает наш потолок, а так же тысяче и одной бамбуковой безделице, она иллюстрирует поразительное умение японцев использовать малейшие намеки на образность, которые дает им Природа. Они не покоряют ее, но делают своим союзником».
О, сколь дивным местом является этот кабинет-студия! Когда слишком ярко светит солнце, застекленные стены можно закрыть занавесом из золотистого шелка, а для пасмурной погоды есть наружная галерея на подобие тех, что можно увидеть в домике настоятеля в
Клюнийском аббатстве.
«Я очень рада, что мы смогли снять обставленный дом, - сказала мне мисс Арнольд, - У папы была мысль, что надо снимать пустое жилище и покупать в него только те предметы, которые ему бы хотелось. Он как-то проголодался и пошел купить яиц. Когда яйца были готовы, он вдруг вспомнил, что к ним нужны подставки и ложки, и ему пришлось идти их покупать».
«О, а как вам удалось узнать, что этот дом сдается?»
«А, капитан Б. дал объявление в
«Джапан Мэйл» о том, что нам хотелось снять дом, который мы бы сочли для себя подходящим, а генерал Палмер увидел объявление в день выхода газеты. Ему нужно было уезжать, а нам был нужен дом, так что он просто съехал, а мы въехали. Первое, что я сделала - это чуть не убила себя с помощью хибати (угольной жаровни) в моей спальне. Когда отец позвал меня утром и не услышал ответа, он вошел туда и нашел меня лежащей без чувств».
«Как вы управляетесь с домашним хозяйством?»
«О! Это очень просто. Я общаюсь через мажордома. Ни повар, ни его жена, ни их дочь, ни рикша с садовником не знают ни слова по-английски».
«С нашей маленькой Фудзи, - вмешивается сэр Эдвин, - мы можем видеть весь Токио - город такой же большой, как Лондон, но только в смысле площади, ибо преимущественно он состоит из маленьких одноэтажных строений, которые охватывают собой множество величественных парков. Не должно ли это служить нам уроком того, как надо обустраивать большие города?»
А затем он продолжил:
«Вы можете заблудиться в сотнях разных мест этого города, если отправитесь блуждать по его улицам, и во всех этих местах вы будете в относительной безопасности. Подумайте об этом, держа в голове Париж, или Вену, хотя здесь надо признать, что таким положением вещей мы частично обязаны необычайной отстраненности японцев.
Как-то я из одной части города в другую проехал восемь миль. Я ехал на японский банкет, который устраивали в мою честь в Кленовом клубе в парке в районе Сиба. Там было восемь министров.
Мне очень нравится японская еда. Я могу есть все: сырую рыбу, сладкое вместе с рыбой - что угодно. Мне нравится сакэ - я могу пить его в любых количествах без головной боли. Часть своих успехов в этой жизни я записываю на счет этого обстоятельства, как это делает и мой друг
Глэдстоун. Я следую одной предосторожности, про которую Глэдстоун мне сказал, что он тоже всегда так поступает. Я ем очень медленно и много разговариваю в перерывах. Глэдстоун считает, что медленная еда - мать хорошего пищеварения. Он пережевывает по двадцать пять раз прежде чем глотает. Еще одна вещь, которой я многим обязан на заре своей жизни - я воспринял греческую идею, и практиковал gimnastike, а также mousike. Вы же знаете смыслы, в которых греки использовали эти понятия в смысле физической и интеллектуальной тренировки».
«Мои японские слуги иногда смешат меня, но я от них без ума. Вчера был Новый год, и сын моего повара, которому всего-навсего три года, пришел ко мне, отвесил полный японский поклон и, уткнув свой нос в пол, сказал: «В начале года, в его первый день я желаю вам всяческого процветания».
«Горничная мисс Арнольд - милая, миниатюрная девушка. У нее восхитительные манеры, она единственная кто говорит по-английски, а единственно японское слово, которое знает моя дочь - «хибати». Она любит греть свои пальцы над ней, словно японка, или как бедные итальянцы греют свои над скальдини».
Он хлопнул в ладоши в азиатской манере, и появилось симпатичное смуглое создание, облаченное в изящное кимоно.
«Мне нравится Токио, - продолжал сэр Эдвин, - Здесь, в Имаи-тё [дом, в котором жил сэр Эдвин находился в квартале Адзабу, по какой причине в тексте мистера Слэйдена появился Имаи-тё мне так и осталось непонятно], этот город истинная
rus in urbe. Мы в деревне, но в то же время мы в одном из пяти величайших городов мира. Мы окружены бамбуковыми рощами и красивыми полянами. У нас есть чистейшая деревенская атмосфера, но при этом мы в городе с населением в миллион с четвертью жителей. У нас есть лотосовый пруд, розы, камелии, пальмовые деревья. За нашими воротами синтоистские храмы и крепостные стены, а через месяц-другой все вокруг будет белым от цветущей вишни. Здесь я слушаю, как мои ученики играют на кото и сямисэне, а еще правлю историю Японии за авторством моего хозяина (инспектора Ассо). Я - учитель, а вам известно, что даже сам епископ не смог бы получить разрешение жить здесь, если бы он не оказался учителем».
«Мое домовладение состоит из мажордома с поваром, женой повара, их сына, садовника, рикши и горничной моей дочери. Каждый день повар ведет свои расчеты на
соробан (так словари именуют счеты). Он носит стиранную голубую одежду кули с большим красным драконом на спине. Он великолепен в приготовлении рыбы. Его зовут Накасима. За ним следуют Ватанаби [видимо, Ватанабэ] и Сюдзо. Прямо сейчас они пребывают во всем блеске, одетые в свои синие новогодние одежды, украшенные журавлями. Моего садовника зовут Сидзухикандзо [Сидзуки Кандзо]. Я зову его Пиковым тузом, потому что он напоминает мне туза своей маленькой тяпкой. Он готовит мне баню в огромной деревянной бадье на дощатом настиле. Японцы моются каждый день.
Миниатюрную девицу зовут Ёсидатори [Ёсида Тори]. Эта симпатичная, улыбчивая, миниатюрная девушка - дочь самурая. Она никогда не войдет без подобающего случаю японского приветствия. Два раза в неделю она делает себе прическу, закрепляя ее дивными заколками, и передняя часть волос этой прически, когда все закреплено в единую композицию, делается похожей на «Фудзи» возвышающуюся над ее лбом. Он пользуется макура - маленькой и забавной японской подушкой с двумя маленькими выдвижными ящичками, а когда она убирает пыль, она закрывает свою голову красивым синим хлопковым японским полотенцем. На все она отвечает учтивым «касико маримасита» («будет исполнено»).
«Она очень боится землетрясений. Во время довольно сильного, что было позавчера и длилось шесть минут, она убежала к моей дочери. Она сказала: «Чем больше вы знаете про землетрясения, тем меньше вам хочется оставаться с ними наедине». В 5 утра Отори-сан будит меня, убирает ночные ставни, отправляется разводить огонь и готовить ранний завтрак. Жена повара играет в «мяч и цель».
«На Новый год мы украсили наши ворота кадомацу - украшением из травы, бумаги, морской капусты, креветки, мандарина и т.д. - оно приносит удачу. А еще мы вывесили японский флаг».
А потом мы отправились на ланч: сэр Эдвин и мисс Арнольд, блистательный внук своего блистательного деда художник
Генри Сэвидж Лэндор, мистер и миссис П. и я.
Окончание следует