Робер Фориссон "Как британцы получили признания Рудольфа Хёсса"
Эту переведённую мной (и проверенную и заверенную профессиональным переводчиком) статью известного франко-британского учёного, профессора Лионского университета и Университета Сорбонны доктора Робера Фориссона я приобщил к материалам дела в минувшем сентябре, в ходе моего судебного процесса. Судья Пермского краевого суда Ахматов вынужден был приобщить её к делу. однако категорически отказался оглашать её присяжным заседателям. Думается, по простой причине: слишком ясно и чётко этот текст демонстрирует то, чего стоят пресловутые 6 миллионов, газовые камеры и прочие святыни мифологии холокоста, порождённые нюрнбергским приговором.
Как британцы получили признания Рудольфа Хёсса
Робер Фориссон
Рудольф Хёсс был первым из трёх последовательно сменившихся коммендантов концентрационного лагеря Аушвиц. Его часто называют «коммендантом Аушвица», и широкая публика знает о нём из книги, вышедшей под названием «Коммендант Аушвица».
Он предстал как свидетель 15 апреля 1946 года перед Международным Военным Трибуналом, где его показания произвели сенсацию. К изумлению подсудимых в присутствие журналистов со всего мира он признался в наиболее страшных преступлениях, когда либо известных в истории. Он сказал, что лично получил от Гимлера приказ уничтожить евреев. По его оценкам в Аушвице было уничтожено 3 000 000 людей, 2 500 000 из них посредством газовых камер. Его признания были лживы. Они были вытянуты из Хёсса пытками, и пришлось до 1983 года изучать особенности и характер пыток, которые к нему применили.
Признания Рудольфа Хёсса стали краеугольным камнем теории, утверждающей, что систематическое уничтожение евреев, в частности посредством убийства в газовых камерах, были исторической реальностью. Эти признания состоят по сути из четырёх документов, которые, в хронологическом порядке, таковы:
1. Письменные показания, подписанные 14 марта (или 15 марта?) 1946 года в 2.30 утра; это 8-страничный печатный текст, написанный по-немецки; я не думаю, что в нормальных обстоятельствах суд при какой-либо демократии согласился бы принять во внимание эти страницы с отсутствующими каким либо заглавием и каким либо напечатанным административным пояснением; и испещрённый различными исправлениями, как печатными, так и рукописными, неинициализированный и без указания в конце общего числа исправленных или стёртых слов. Хёсс подписал это в первый раз после того, как написал: «14.3.46 230.» Ещё раз он подписал после двух строк, которые предполагаюся как рукописные, но были отпечатаны и которые говорят:
Я прочёл сообщение выше и подтверждаю, что это соответствует моим собственным показаниям, и что это чистая правда (официальный перевод).
Следают имена и подписи двух свидетелей, британских сержантов. Один не помечает дату, в то время как другой указывает 15 марта. Последняя подпись - капитана 92-го Отделения Полевой Безопасности, который удостоверяет, что два сержанта присутствовали на протяжении всей процедуры, в течение которой арестованный Рудольф Хёсс добровольно сделал его сообщение. Указанная дата 14 марта 1946 года. Ничего не указывает на место!
Союзники пронумеровали этот документ NO-1210.
2. Письменные показания под присягой, подписанные 22 днями позже, 5 апреля 1946 года. Это печатный текст объёмом 20 страниц, написанный по английски. Вот что удивительно: таким образом, Хёсс подписал объяснение под присягой не на своём собственном языке, а на языке его стражей. Его подпись появилась трижды: внизу первых двух страниц, далее на третьей и на последней странице после текста из четырёх строк, также по-английски, также отпечатанного, который гласит:
Я понимаю английский, как это написано выше. Выше изложенные сообщения являются правдой: объяснения даны мно добровольно и без принуждения; после прочтения объяснения я подписал и исполнил это же в Нюрнберге, Германия, в 5-й день апреля 1946 года.
Далее следует подпись подполковника Смита У. Брукхарта после высказывания: «Подписал и поклялся передо мной сегодня в 5-й день апреля 1946 года в Нюрнберге, Германия».
По своей форме этот текст является, насколько это возможно, ещё менее приемлемым, чем предыдущий. В частности, целые строки были добавлены заглавными буквами в английском стиле, в то время как другие вычеркнуты карандашной чертой. Нет инициализации на полях рядом с этими правками, и нет обобщения в конце документа касательно вычеркнутых слов. Союзники приписали этому документу номер PS-3868.
Для того, чтобы спрятать тот факт, что Хёсс подписал показания, которые были на английском, в то время как они должны были быть на его собственном языке, и для того, чтобы скрыть вычеркнутые слова и дополнения и исправления, в Нюрнберге был использован следующий трюк: оригинальный текст был переделан и представлен как «перевод»* с немецкого на английский. Однако ответственный за это жульничество человек делал свою работу слишком быстро. Он думал, что рукописное дополнение к параграфу 10 (сделано английским рукописным стилем) было дополнением к концу параграфа 9. Результатом этого непонимания является то, что конец параграфа 9 оказался совершенно непонятным.
Существует, таким образом, два различных документа, которые имеют одинаковый порядковый номер PS-3868: документ, подписанный Хёссом и его «римейк»**. Именно «римейк», в действительности грубая подделка, был использован перед Нюрнбергским трибуналом. Работа историка, которая заявила о переделке документа PS-3868 Хёсса фактически переделанным «ремейком», но опустила (не говоря об этом) конец параграфа 9, также как весь параграф 10: [1] - см. Henri Monneray, La Persécution des Juifs dans les pays de l'Est présentee à Nuremberg, Paris, Center for Contemporary Jewish Documentation,1949, pp.159 - 162.
3. Театрализованные устные показания, как я уже заметил, были сделаны перед МВТ 15 апреля 1946 года, десять дней спустя написания документа PS-3868. Как ни парадоксально, именно защитник, Курт Кауфман, адвокат Эрнста Калтенбрунера, потребовал присутствие Хёсса. Его очевидным намерением было показать, что человеком, ответственным за предполагаемое истребление является Гимлер, а не Калтенбрунер. Когда подошло время представителю прокуратуры (на тот момент американский помощник прокурора полковник Харлан Амен) задавать Хёссу вопросы, казалось, что он читает из показаний, подписанных последними, но на самом деле он читал выдержки из «ремейка». Полковник Амен освободил его от чтения параграфа 9 (и также параграфа 8). Останавливая после чтения каждой выдержки, он спрашивал Хёсса, является ли действительностью то, о чём он заявил. Он получил следующие ответы: "Jawohl," "Jawohl," "Jawohl," "Ja, es stimmt", ответ из двух фраз (содержащий очевидную ошибку о венгерских евреях, предположительно убитых в Аушвице ко 2 мая 1944 года), : "Jawohl," "Jawohl," "Jawohl", ответ из одной фразы, "Jawohl" и "Jawohl" [2] - МВТ, XI, стр. 457-461. Хёсс процитирован согласно тексту немецкоязычного издания многотомника МВТ.
В нормальном судебном деле об убийстве здесь были бы сотни вопросов с тем, чтобы узнать об уничтожении и газовых камерах (чтобы рассказать о преступлении и инструменте преступления, которое не имело прецедентов в истории), но никто не задал этих вопросов. В частности, полковник Амен не спросил ни об единой детали, а также ни о какой-либо дополнительной информации об ужасающем тексте, который он прочёл в присутствии журналистов, чьи истории станут заголовками газет всего мира на следующий день.
4. Тексты, обычно собираемые под названием «Коммендант и Аушвице». Хёссу приписывается написание этих текстов карандашом под зорким взглядом его польско-коммунистических тюремщиков в тюрьме в Кракове в ожидании суда. Он был осуждён на смерть 2 апреля 1947 года и повешен в концентрационном лагере Аушвиц четырнадцатью днями позже. Мир должен был ждать 11 лет, до 1958 года, публикации в Германии приписываемых ему воспоминаний. Они были отредактированы немецким историком Мартином Бросцатом, не принимая во внимание научного метода. Бросцат пошёл столь далеко, что опустил несколько фрагментов, которые бы слишком ясно проявили, что Хёсс (или его польские тюремщики) преподнёс чрезмерные заявления, которые должны были бы вызвать вопросы о достоверности написанного им в целом.
Четыре документа, которые я только что перечислил, тесно связаны с их источником. При более близком взгляде на них видны противоречия между их соответствующим содержанием, но в главной части они между собой согласуются. Восемь страниц NO-1210 по смыслу суммируются в 2 страницы PS-3868; этот последний документ служил как центральный в устном свидетельстве перед МВТ; и, наконец, мемуары, написанные в Кракове, венчают целое. Основой и образцом является таким образом документ NO-1210. В краковских мемуарах, написанных под наблюдением польского магистрата-дознавателя Яна Сена, было, что Хёсс дал подробности о том, как британцы получили это самое первое признание.
Разоблачения Хёсса о его первом признании (документ NO-1210 от 14 или 15 марта 1946 года)
Война кончилась в Германии 8 мая 1945 года. Хёсс попал в руки британцев, которые посадили его в лагерь для СС-вцев. Как обученный агроном он получил скорое освобождение. Его стражи не ведали важности их добычи. Служба занятости нашла ему применение на сельскохозяйственной работе на ферме около Фленсбурга, недалеко от датской границы. Он оставался там восемь месяцев. Военная полиция смотрела за ним. Его семья, с которой он установил контакт, была под плотным наблюдением и являлась объектом частых досмотров.
В своих воспоминаниях Хёсс подробно излагает обстоятельства его ареста и того, что за ним последовало. Обращение, которому он подвергся, было особенно грубым. На первый взгляд удивительно то, что поляки позволили Хёссу сделать разоблачения, которые он делает касательно Британской военной полиции. Поразмыслив, мы осознаём, что они сделали это по одному или более из следующих мотивов:
Я был арестован 11 марта 1946 года (в 11 часов после полудня)
Моя ампула с ядом была разбита двумя днями ранее.
Когда я пробудился, я сначала подумал, что был атакован грабителями, поскольку много ограблений имело место в то время. Так выглядело то, как они меня арестовывали. Меня истязала Полиция полевой безобасности.
Я был доставлен в Хайде, где я был помещён в те самые казармы, из которых я был освобождён британцами восемью месяцами ранее.
На моём первом допросе свидетельства получались посредством моего избиения. Я не знаю, что было записано, хотя я подписал это. Алкоголя и плети оказалось для меня слишком много. Плеть была моя собственная, она случайно попала в багаж моей жены. Она едва ли касалась моей лошади, не то что пленных. Тем не менее один из допрашивавших меня был уверен, что я постоянно применял её для порки пленных.
После нескольких дней я был доставлен в Минден-на-Везере, главный центр допросов в Британской Зоне. Здесь я получил ещё более грубое обращение, находясь в руках английского общественного прокурора, майора.
Условия в тюрьме соответствовали этому поведению
После трёх недель к моему удивлению я был побрит и пострижен, и мне дали вымыться. Мои наручники до этого с меня не снимали с момента моего ареста.
На следующий день я был доставлен на грузовике в Нюрнберг вместе с пленным, который был привезены из Лондона как свидетель защиты Фриче [3]. Моё заключение у Международного Военного Трибунала было курортом по сравнению с тем, что я прошёл до этого. Я был размещён в том же здании, что главные обвиняемые, и мог видеть ежедневно, как их забирали в суд. Почти каждый день нас посещали представители всех союзников. Меня всегда выделяли как особенно интересное животное.
Я был в Нюрнберге по той причине, что адвокат Калтенбрунера потребовал меня как свидетеля его защиты. Я никогда не мог постичь, и это до сих пор не ясно для меня, как я один из всех людей мог помочь оправдать Калтенбрунера. Хотя условия в тюрьме были во всех отношениях хорошими, - я читал, когда у меня было время, там была доступна хорошо подобранная библиотека - допросы были предельно неприятны, и не столько физически, но гораздо больше по причине их сильного психологического эффекта. Я не мог по-настоящему винить допрашивающих - все они были евреи.
Психологически я был почти нарезан на куски. Они хотели знать всё обо всём, и это также делали евреи. Они не оставляли мне каких-либо сомнений о судьбе, которая мне уготована.
25 мая, в юбилей моей свадьбы, как это бывает, меня доставили на автомобиле с фоном Бургсдорфом и Бюлером на аэродром и там передали в руки польских офицеров. Мы перелетели на американском самолёте через Берлин в Варшаву. Хотя с нами обращались очень вежливо в течение нашего путешествия, я опасался наихудшего, поскольку я помнил мой опыт в Британской Зоне и истории, которые я слышал о судьбе людей, которые содержались на востоке [4] - Commandant iт Auschwitz, Introduction by Lord Russell of Liverpool. English translation, Weidenfeld and Nicolson,. 1959, p. 173-175.).
Разоблачения 1983 года о британских пытках Рудольфа Гесса
Ревизионисты давно доказали, что различные признания Рудольфа Хёсса содержат так много грубых ошибок, бессмысленных элементов и всякого рода несуразиц, что далее невозможно им верить, как делали судьи в Нюрнберге и Кракове, также как некоторые самозванные историки, без какого-либо предварительного анализа их содержания и обстоятельств, в которых они были получены.
При всём правдоподобии того, что Хёсса пытали британские солдаты 92-го Отделения полевой безопасности было необходимо подтверждение этой гипотезы. Подтверждение пришло с публикацией в Англии книги, содержащей имя главного пытальщика (британского сержанта еврейского происхождения) и описание обстоятельств ареста Хёсса, также как его допроса третьей степени.
Книга Руперта Бутлера. Она была опубликована в 1983 году (издательство «Hamlyn Paperbacks»). Бутлер является автором трёх других работ: «Чёрные ангелы», «Рука стали» и «Гестапо», все опубликованы «Hamlyn Paperbacks». Книга, которая интересует нас, озаглавлена «Легионы смерти». Её вдохновляющая идея это анти-нацизм. Бутлер говорит, что проводил исследование для своей книги в Императорском военном музее в Лондоне, в Институте современной истории, в Библиотеке Винера и других таких же престижных учреждениях. В начале этой книги он выражает свою благодарность этим учреждениям и, среди прочего, двум людям, один из которых Бернард Кларке («который взял в плен коменданта Аушвица Рудольфа Хёсса»). Автор цитирует несколько фрагментов написанных или запечатлённых на магнитофон сообщений Кларке.
Бернард Кларке не выказывает сожалений. Напротив, он определённо демонстрирует гордость за то, что пытал «наци». Руперт Бутлер подобным же образом не находит в этом поводов для критики. Ни один из них не понимает важность их разоблачений. Они говорят, что Хёсс был арестован 11 марта 1946 года, и что потребовалось три дня пыток, чтобы получить «внятные показания». Они не осознают, что мнимые «внятные показания» есть ни что иное, как безумное признание, подписанное их дрожащей жертвой 14 или 15 марта 1946 года в 2.30 утра, которое окончательно решило судьбу Хёсса, признание, которое также отбросит окончательную тень на миф. Это признание также окончательно сформирует миф об Аушвице, предначертанной высшей точкой уничтожения евреев, помимо прочего благодаря мнимому использованию смертельных газовых камер.
11 марта 1946 года капитан Кросс, Бернард Кларке и четверо других экспертов разведки в британской униформе, преимущественно высокий и грозные, вошли в дом фрау Хёсс и её детей.
Шестеро мужчин, как мы сказали, все были «опытны в наиболее сложных техниках непрерывного и беспощадного исследования» (стр. 235), Кларке начал кричать:
Если ты не скажешь нам [где находится твой муж], мы передадим вас русским, и они поставят вас к стенке. Твой сын пойдёт в Сибирь [5].
Фрау Хёсс сломалась и раскрыла, говорит Кларке, местонахождение фермы, где прятался её муж, также как взятое им имя: Франц Ланг. И Бернард Кларке добавляет:
Надлежащее устрашение сына и дочери дали ту же самую информацию.
Затем еврейский сержант и пятеро других экспертов в допросе третьей степени отправились искать Хёсса, которого они застигли в полночь, спящего в нише комнаты, использовавшейся для забоя скота на ферме.
Хёсс в ужасе закричал от одного лишь вида британской формы.
Кларке зарычал: «Как твоё имя?»
С каждым ответом «Франц Ланг» рука Кларка обрушивалась на лицо его пленника. На четвёртый раз это случилось, Хёсс сломался и признался, кто он.
Это признание внезапно дало волю ненависти еврейских сержантов в арестной команде, чьи родители погибли в Аушвице согласно приказу, подписанному Хёссом.
Пленник был вырван со своего спального места, пижаму сорвали с его тела. Его обнажённого затащили на одну из плит для забоя, где, как показалось Кларке, его вопли и наносимые удары были бесконечны.
В конце концов медицинский офицер предупредил капитана: «Скажите им прекратить, если вы не хотите принести назад труп».
На Хёсса набросили одеяло и оттащили его в машину Кларке, где сержант залил хороший глоток виски ему в глотку. Затем Хёсс попытался спать.
Кларке ткнул его служебной тростью под веки и приказал на немецком: «Держи свои поросячьи глаза открытыми, ты, свинья».
В первое время Хёсс вновь и вновь повторял своё часто воспроизводимое объяснение: «Я получал приказы от Гимлера. Я солдат также как вы, и мы должны подчиняться приказам».
Команда прибыла назад в Хайде около трёх часов утра. Всё ещё мело снегом, но одеяло было сорвано с Хёсса, и его заставили идти полностью голым через тюремный двор к его камере (стр. 237)
Итак, вот что открывает Бернард: «Три дня ушло на то, чтобы выдавить из Хёсса внятные показания» (там же). Это признание было подтверждено мистером Кеном Джонсом в статье в «Wrexham Leader» (17 октября 1986 года):
Мистер Кен Джонс был тогда рядовым пятой Артиллерии королевской лошади, размещённой в Хайде, в Шлезвиг-Холштайн. «Они привезли его к нам, когда он отказался сотрудничать по вопросам о его деятельности в течение войны. Он прибыл зимой 1945/6 годов и был помещён в маленькую тюремную камеру в казармах», - вспоминает мистер Джонс. Два других солдата были назначены вместе с мистером Джонсом присоединиться к Хёссу в его камере, чтобы помочь сломать его для допроса. «Мы сидели в камере с ним, ночь и день, вооружённые топорищами. Наша работа была тыкать его каждый раз, когда он засыпал, чтобы помочь сломить его сопротивление», - сказал мистер Джонс. Когда Хёсса выводили на улицу для гимнастики, его заставляли носить только брюки и тонкую хлопковую рубашку на лютом холоде. После трёх дней и ночей без сна Хёсс окончательно сломался и сделал властям полное признание.
Объяснения Кларке, полученные в только что описанных условиях громилами Британской военной безопасности под зверским стимулированием сержанта-переводчика Бернарда Кларке стали первым признанием Хёсса, изначальным признанием, зарегистрированным под номером NO-1210. После того, как под пытками пленный начал говорить, согласно Кларке, было невозможно остановить его. Кларке, в 1982 или 1983 не более, чем в 1946 сознающий чудовищность того, в чём он заставил признаться Хёсса, идёт на то, чтобы описать серию вымышленных ужасов, представленных здесь как правда: Хёсс дошёл до того, чтобы рассказать, как тела были подожжены, жировые выделение из них переливались в другие тела (!). Он оценил число умерших только за тот период, когда он был в Аушвице в два миллиона (!); умерщвление достигало 10000 жертв в день (!).
Обязанностью Кларке было цензурировать письма, отправляемые Хёссом своей жене и детям. Каждый полицейский знает, что власть дать или забрать у арестанта разрешение писать своей семье представляет собой психологическое оружие. Чтобы заставить арестанта «запеть» иногда достаточно всего лишь приостановить или отменить это разрешение. Кларке делает интересное замечание о содержании писем Хёсса; он поверяет нам:
Иногда кусок застревал у меня в горле. В этом мужчине было два разных человека. Один был безжалостен и не принимал во внимание человеческую жизнь. Другой был мягким и любящим [6].
Руперт Бутлер заканчивает своё повествование словами, что Хёсс не пытался ни отказаться от своей ответственности, ни избежать её. По существу, на Нюрнбергском трибунале Хёсс вёл себя с «шизоидной апатией». Выражение американского тюремного психолога Г.М.Гилберта, который отвечал за психологический надзор за заключёнными и их подслушивание для содействия американской прокуратуры. Мы безусловно можем поверить, что Хёсс был «расщеплён надвое»! Он выглядел как тряпка, потому что они превратили его в тряпку.
«Апатичный», - пишет Гилберт на странице 229 своей книги [7]; «апатичный», - повторяет он на следующей странице; «шизоидная апатия», - пишет он на странице 239 («Нюрнбергский дневник», 1947, издательство «Signet Book», 1961).
Конец суда в Кракове; Хёсс встречает свой смертельный приговор с видимым безразличием. Руперт Бутлер комментирует это так:
[Хёсс] понимал, что у союзников были свои приказы, и что абсолютно не могло быть вопросов о том, будут ли они выполнены [8].
Лучше не скажешь. Похоже, Рудольф Хёсс подобно тысячам подсудимых немцев, отданных на милость победителей, которые были совершенно уверены в своём великодушие, быстро поняли, что у них нет иного выбора, кроме как страдать по воле их судей, пришли ли они с запада или с востока.
Бутлер затем коротко приводит случай Ганса Франка, бывшего губернатора Польши. С таким же тоном морального удовлетворения он излагает обстоятельства пленения Франка и последовавшее обращение:
Звёздный статус какой-то уникальности не произвели впечатление на двух цветных рядовых, которые арестовали его и удостоверились в том, что он был увезён в муниципальную тюрьму Мисбаха только после того, как он был зверски избит и брошен в грузовик.
На него был наброшен брезент, чтобы спрятать наиболее очевидные приметы жёсткого обращения; Франк счёл прикрытие полезным, когда он пытался перерезать артерию на своей левой руке.
Ясно, что такой лёгкий путь выхода не мог быть разрешён; медицинский офицер армии США спас его жизнь и он предстал перед Международным Военным Трибуналом в Нюрнберге [9] - стр. 238-239.
Рудольф Хёсс и Ганс Франк были не единственными получившими обращение такого рода. Из наиболее известных случаев мы знаем Юлиуса Штрайхера, Ганса Фриче, Освальда Пола, Франца Цирайса и Иосефа Крамера.
Но случай Рудольфа Хёсса гораздо более серьёзный в этом ряду. Не существует документа, который доказывает, что у немцев была политика уничтожения евреев. Леон Поляков согласился с этим в 1951 году:
Что касается концепции, правильно называемой планом тотального уничтожения, трое или четверо главных действующих лица покончили собой в мае 1945 года. Документы не сохранились или же, возможно, никогда не существовали [10] - Bréviaire de la haine: Le IIIe Reich et les Juifs, Calmann-Levy, 1951, Livre de Poche, 1974, p.171
В отсутствие каких-либо документов историки а-ля Поляков раз за разом обращаются прежде всего к сомнительным признаниям типа Курта Герштайна или Рудольфа Хёсса, иногда меняя тексты для своего удобства.
Бернард Кларке «на сегодня успешный бизнесмен, работающий на юге Англии» («Легионы смерти», 1983, стр. 235). На самом деле можно сказать, что это его голос был услышан в Нюрнберге 15 апреля 1946 года, когда помощник прокурора Амен читал фрагмент за фрагментом изумлённой и очумевшей аудитории мнимое признание Рудольфа Хёсса. В этот день была запущена ложь мирового масштаба: ложь Аушвица. За источником этого огромного медиа события стоят несколько еврейских сержантов Британской военной безопасности, включая Бернарда Кларке, «на сегодня успешного бизнесмена, работающего на юге Англии» [11],
Окончание - в следующем посте
Как британцы получили признания Рудольфа Хёсса
Робер Фориссон
Рудольф Хёсс был первым из трёх последовательно сменившихся коммендантов концентрационного лагеря Аушвиц. Его часто называют «коммендантом Аушвица», и широкая публика знает о нём из книги, вышедшей под названием «Коммендант Аушвица».
Он предстал как свидетель 15 апреля 1946 года перед Международным Военным Трибуналом, где его показания произвели сенсацию. К изумлению подсудимых в присутствие журналистов со всего мира он признался в наиболее страшных преступлениях, когда либо известных в истории. Он сказал, что лично получил от Гимлера приказ уничтожить евреев. По его оценкам в Аушвице было уничтожено 3 000 000 людей, 2 500 000 из них посредством газовых камер. Его признания были лживы. Они были вытянуты из Хёсса пытками, и пришлось до 1983 года изучать особенности и характер пыток, которые к нему применили.
Признания Рудольфа Хёсса стали краеугольным камнем теории, утверждающей, что систематическое уничтожение евреев, в частности посредством убийства в газовых камерах, были исторической реальностью. Эти признания состоят по сути из четырёх документов, которые, в хронологическом порядке, таковы:
1. Письменные показания, подписанные 14 марта (или 15 марта?) 1946 года в 2.30 утра; это 8-страничный печатный текст, написанный по-немецки; я не думаю, что в нормальных обстоятельствах суд при какой-либо демократии согласился бы принять во внимание эти страницы с отсутствующими каким либо заглавием и каким либо напечатанным административным пояснением; и испещрённый различными исправлениями, как печатными, так и рукописными, неинициализированный и без указания в конце общего числа исправленных или стёртых слов. Хёсс подписал это в первый раз после того, как написал: «14.3.46 230.» Ещё раз он подписал после двух строк, которые предполагаюся как рукописные, но были отпечатаны и которые говорят:
Я прочёл сообщение выше и подтверждаю, что это соответствует моим собственным показаниям, и что это чистая правда (официальный перевод).
Следают имена и подписи двух свидетелей, британских сержантов. Один не помечает дату, в то время как другой указывает 15 марта. Последняя подпись - капитана 92-го Отделения Полевой Безопасности, который удостоверяет, что два сержанта присутствовали на протяжении всей процедуры, в течение которой арестованный Рудольф Хёсс добровольно сделал его сообщение. Указанная дата 14 марта 1946 года. Ничего не указывает на место!
Союзники пронумеровали этот документ NO-1210.
2. Письменные показания под присягой, подписанные 22 днями позже, 5 апреля 1946 года. Это печатный текст объёмом 20 страниц, написанный по английски. Вот что удивительно: таким образом, Хёсс подписал объяснение под присягой не на своём собственном языке, а на языке его стражей. Его подпись появилась трижды: внизу первых двух страниц, далее на третьей и на последней странице после текста из четырёх строк, также по-английски, также отпечатанного, который гласит:
Я понимаю английский, как это написано выше. Выше изложенные сообщения являются правдой: объяснения даны мно добровольно и без принуждения; после прочтения объяснения я подписал и исполнил это же в Нюрнберге, Германия, в 5-й день апреля 1946 года.
Далее следует подпись подполковника Смита У. Брукхарта после высказывания: «Подписал и поклялся передо мной сегодня в 5-й день апреля 1946 года в Нюрнберге, Германия».
По своей форме этот текст является, насколько это возможно, ещё менее приемлемым, чем предыдущий. В частности, целые строки были добавлены заглавными буквами в английском стиле, в то время как другие вычеркнуты карандашной чертой. Нет инициализации на полях рядом с этими правками, и нет обобщения в конце документа касательно вычеркнутых слов. Союзники приписали этому документу номер PS-3868.
Для того, чтобы спрятать тот факт, что Хёсс подписал показания, которые были на английском, в то время как они должны были быть на его собственном языке, и для того, чтобы скрыть вычеркнутые слова и дополнения и исправления, в Нюрнберге был использован следующий трюк: оригинальный текст был переделан и представлен как «перевод»* с немецкого на английский. Однако ответственный за это жульничество человек делал свою работу слишком быстро. Он думал, что рукописное дополнение к параграфу 10 (сделано английским рукописным стилем) было дополнением к концу параграфа 9. Результатом этого непонимания является то, что конец параграфа 9 оказался совершенно непонятным.
Существует, таким образом, два различных документа, которые имеют одинаковый порядковый номер PS-3868: документ, подписанный Хёссом и его «римейк»**. Именно «римейк», в действительности грубая подделка, был использован перед Нюрнбергским трибуналом. Работа историка, которая заявила о переделке документа PS-3868 Хёсса фактически переделанным «ремейком», но опустила (не говоря об этом) конец параграфа 9, также как весь параграф 10: [1] - см. Henri Monneray, La Persécution des Juifs dans les pays de l'Est présentee à Nuremberg, Paris, Center for Contemporary Jewish Documentation,1949, pp.159 - 162.
3. Театрализованные устные показания, как я уже заметил, были сделаны перед МВТ 15 апреля 1946 года, десять дней спустя написания документа PS-3868. Как ни парадоксально, именно защитник, Курт Кауфман, адвокат Эрнста Калтенбрунера, потребовал присутствие Хёсса. Его очевидным намерением было показать, что человеком, ответственным за предполагаемое истребление является Гимлер, а не Калтенбрунер. Когда подошло время представителю прокуратуры (на тот момент американский помощник прокурора полковник Харлан Амен) задавать Хёссу вопросы, казалось, что он читает из показаний, подписанных последними, но на самом деле он читал выдержки из «ремейка». Полковник Амен освободил его от чтения параграфа 9 (и также параграфа 8). Останавливая после чтения каждой выдержки, он спрашивал Хёсса, является ли действительностью то, о чём он заявил. Он получил следующие ответы: "Jawohl," "Jawohl," "Jawohl," "Ja, es stimmt", ответ из двух фраз (содержащий очевидную ошибку о венгерских евреях, предположительно убитых в Аушвице ко 2 мая 1944 года), : "Jawohl," "Jawohl," "Jawohl", ответ из одной фразы, "Jawohl" и "Jawohl" [2] - МВТ, XI, стр. 457-461. Хёсс процитирован согласно тексту немецкоязычного издания многотомника МВТ.
В нормальном судебном деле об убийстве здесь были бы сотни вопросов с тем, чтобы узнать об уничтожении и газовых камерах (чтобы рассказать о преступлении и инструменте преступления, которое не имело прецедентов в истории), но никто не задал этих вопросов. В частности, полковник Амен не спросил ни об единой детали, а также ни о какой-либо дополнительной информации об ужасающем тексте, который он прочёл в присутствии журналистов, чьи истории станут заголовками газет всего мира на следующий день.
4. Тексты, обычно собираемые под названием «Коммендант и Аушвице». Хёссу приписывается написание этих текстов карандашом под зорким взглядом его польско-коммунистических тюремщиков в тюрьме в Кракове в ожидании суда. Он был осуждён на смерть 2 апреля 1947 года и повешен в концентрационном лагере Аушвиц четырнадцатью днями позже. Мир должен был ждать 11 лет, до 1958 года, публикации в Германии приписываемых ему воспоминаний. Они были отредактированы немецким историком Мартином Бросцатом, не принимая во внимание научного метода. Бросцат пошёл столь далеко, что опустил несколько фрагментов, которые бы слишком ясно проявили, что Хёсс (или его польские тюремщики) преподнёс чрезмерные заявления, которые должны были бы вызвать вопросы о достоверности написанного им в целом.
Четыре документа, которые я только что перечислил, тесно связаны с их источником. При более близком взгляде на них видны противоречия между их соответствующим содержанием, но в главной части они между собой согласуются. Восемь страниц NO-1210 по смыслу суммируются в 2 страницы PS-3868; этот последний документ служил как центральный в устном свидетельстве перед МВТ; и, наконец, мемуары, написанные в Кракове, венчают целое. Основой и образцом является таким образом документ NO-1210. В краковских мемуарах, написанных под наблюдением польского магистрата-дознавателя Яна Сена, было, что Хёсс дал подробности о том, как британцы получили это самое первое признание.
Разоблачения Хёсса о его первом признании (документ NO-1210 от 14 или 15 марта 1946 года)
Война кончилась в Германии 8 мая 1945 года. Хёсс попал в руки британцев, которые посадили его в лагерь для СС-вцев. Как обученный агроном он получил скорое освобождение. Его стражи не ведали важности их добычи. Служба занятости нашла ему применение на сельскохозяйственной работе на ферме около Фленсбурга, недалеко от датской границы. Он оставался там восемь месяцев. Военная полиция смотрела за ним. Его семья, с которой он установил контакт, была под плотным наблюдением и являлась объектом частых досмотров.
В своих воспоминаниях Хёсс подробно излагает обстоятельства его ареста и того, что за ним последовало. Обращение, которому он подвергся, было особенно грубым. На первый взгляд удивительно то, что поляки позволили Хёссу сделать разоблачения, которые он делает касательно Британской военной полиции. Поразмыслив, мы осознаём, что они сделали это по одному или более из следующих мотивов:
- придать признанию вид искренности и достоверности;
- заставить читателя делать сравнение, приукрасив польских коммунистов, между британским и польским методами, ведь Хёсс действительно позже сказал, что в течение первой части заключения в Кракове его тюремщики очень близко подошли к тому, чтобы прикончить его физически и ещё более морально, но что потом они обращались с ним «так пристойно и внимательно», что он согласился написать свои воспоминания;
- дать объяснение некоторым нелепостям, имеющимся в тексте (NO-1210), который Британская полиция заставила Хёсса подписать, одна из этих нелепостей является выдумка «лагеря уничтожения» в месте, которого никогда не существовало ни на одной польской карте: «Вольцек рядом с Люблином»; путаница с Бельцеком невозможна, поскольку Хёсс говорит о трёх лагерях: «Белцек (так в исходном тексте), Тублинка (так в исходном тексте) и Волцек рядом с Люблином». Далее, написание Треблинки будет исправлено. Позвольте нам попутно заметить, что лагеря Белцек и Треблинка ещё не существовали в то время (июнь 1941), когда Гиммлер, согласно Хёссу, сказал ему, что они уже действуют как «лагеря уничтожения».
Я был арестован 11 марта 1946 года (в 11 часов после полудня)
Моя ампула с ядом была разбита двумя днями ранее.
Когда я пробудился, я сначала подумал, что был атакован грабителями, поскольку много ограблений имело место в то время. Так выглядело то, как они меня арестовывали. Меня истязала Полиция полевой безобасности.
Я был доставлен в Хайде, где я был помещён в те самые казармы, из которых я был освобождён британцами восемью месяцами ранее.
На моём первом допросе свидетельства получались посредством моего избиения. Я не знаю, что было записано, хотя я подписал это. Алкоголя и плети оказалось для меня слишком много. Плеть была моя собственная, она случайно попала в багаж моей жены. Она едва ли касалась моей лошади, не то что пленных. Тем не менее один из допрашивавших меня был уверен, что я постоянно применял её для порки пленных.
После нескольких дней я был доставлен в Минден-на-Везере, главный центр допросов в Британской Зоне. Здесь я получил ещё более грубое обращение, находясь в руках английского общественного прокурора, майора.
Условия в тюрьме соответствовали этому поведению
После трёх недель к моему удивлению я был побрит и пострижен, и мне дали вымыться. Мои наручники до этого с меня не снимали с момента моего ареста.
На следующий день я был доставлен на грузовике в Нюрнберг вместе с пленным, который был привезены из Лондона как свидетель защиты Фриче [3]. Моё заключение у Международного Военного Трибунала было курортом по сравнению с тем, что я прошёл до этого. Я был размещён в том же здании, что главные обвиняемые, и мог видеть ежедневно, как их забирали в суд. Почти каждый день нас посещали представители всех союзников. Меня всегда выделяли как особенно интересное животное.
Я был в Нюрнберге по той причине, что адвокат Калтенбрунера потребовал меня как свидетеля его защиты. Я никогда не мог постичь, и это до сих пор не ясно для меня, как я один из всех людей мог помочь оправдать Калтенбрунера. Хотя условия в тюрьме были во всех отношениях хорошими, - я читал, когда у меня было время, там была доступна хорошо подобранная библиотека - допросы были предельно неприятны, и не столько физически, но гораздо больше по причине их сильного психологического эффекта. Я не мог по-настоящему винить допрашивающих - все они были евреи.
Психологически я был почти нарезан на куски. Они хотели знать всё обо всём, и это также делали евреи. Они не оставляли мне каких-либо сомнений о судьбе, которая мне уготована.
25 мая, в юбилей моей свадьбы, как это бывает, меня доставили на автомобиле с фоном Бургсдорфом и Бюлером на аэродром и там передали в руки польских офицеров. Мы перелетели на американском самолёте через Берлин в Варшаву. Хотя с нами обращались очень вежливо в течение нашего путешествия, я опасался наихудшего, поскольку я помнил мой опыт в Британской Зоне и истории, которые я слышал о судьбе людей, которые содержались на востоке [4] - Commandant iт Auschwitz, Introduction by Lord Russell of Liverpool. English translation, Weidenfeld and Nicolson,. 1959, p. 173-175.).
Разоблачения 1983 года о британских пытках Рудольфа Гесса
Ревизионисты давно доказали, что различные признания Рудольфа Хёсса содержат так много грубых ошибок, бессмысленных элементов и всякого рода несуразиц, что далее невозможно им верить, как делали судьи в Нюрнберге и Кракове, также как некоторые самозванные историки, без какого-либо предварительного анализа их содержания и обстоятельств, в которых они были получены.
При всём правдоподобии того, что Хёсса пытали британские солдаты 92-го Отделения полевой безопасности было необходимо подтверждение этой гипотезы. Подтверждение пришло с публикацией в Англии книги, содержащей имя главного пытальщика (британского сержанта еврейского происхождения) и описание обстоятельств ареста Хёсса, также как его допроса третьей степени.
Книга Руперта Бутлера. Она была опубликована в 1983 году (издательство «Hamlyn Paperbacks»). Бутлер является автором трёх других работ: «Чёрные ангелы», «Рука стали» и «Гестапо», все опубликованы «Hamlyn Paperbacks». Книга, которая интересует нас, озаглавлена «Легионы смерти». Её вдохновляющая идея это анти-нацизм. Бутлер говорит, что проводил исследование для своей книги в Императорском военном музее в Лондоне, в Институте современной истории, в Библиотеке Винера и других таких же престижных учреждениях. В начале этой книги он выражает свою благодарность этим учреждениям и, среди прочего, двум людям, один из которых Бернард Кларке («который взял в плен коменданта Аушвица Рудольфа Хёсса»). Автор цитирует несколько фрагментов написанных или запечатлённых на магнитофон сообщений Кларке.
Бернард Кларке не выказывает сожалений. Напротив, он определённо демонстрирует гордость за то, что пытал «наци». Руперт Бутлер подобным же образом не находит в этом поводов для критики. Ни один из них не понимает важность их разоблачений. Они говорят, что Хёсс был арестован 11 марта 1946 года, и что потребовалось три дня пыток, чтобы получить «внятные показания». Они не осознают, что мнимые «внятные показания» есть ни что иное, как безумное признание, подписанное их дрожащей жертвой 14 или 15 марта 1946 года в 2.30 утра, которое окончательно решило судьбу Хёсса, признание, которое также отбросит окончательную тень на миф. Это признание также окончательно сформирует миф об Аушвице, предначертанной высшей точкой уничтожения евреев, помимо прочего благодаря мнимому использованию смертельных газовых камер.
11 марта 1946 года капитан Кросс, Бернард Кларке и четверо других экспертов разведки в британской униформе, преимущественно высокий и грозные, вошли в дом фрау Хёсс и её детей.
Шестеро мужчин, как мы сказали, все были «опытны в наиболее сложных техниках непрерывного и беспощадного исследования» (стр. 235), Кларке начал кричать:
Если ты не скажешь нам [где находится твой муж], мы передадим вас русским, и они поставят вас к стенке. Твой сын пойдёт в Сибирь [5].
Фрау Хёсс сломалась и раскрыла, говорит Кларке, местонахождение фермы, где прятался её муж, также как взятое им имя: Франц Ланг. И Бернард Кларке добавляет:
Надлежащее устрашение сына и дочери дали ту же самую информацию.
Затем еврейский сержант и пятеро других экспертов в допросе третьей степени отправились искать Хёсса, которого они застигли в полночь, спящего в нише комнаты, использовавшейся для забоя скота на ферме.
Хёсс в ужасе закричал от одного лишь вида британской формы.
Кларке зарычал: «Как твоё имя?»
С каждым ответом «Франц Ланг» рука Кларка обрушивалась на лицо его пленника. На четвёртый раз это случилось, Хёсс сломался и признался, кто он.
Это признание внезапно дало волю ненависти еврейских сержантов в арестной команде, чьи родители погибли в Аушвице согласно приказу, подписанному Хёссом.
Пленник был вырван со своего спального места, пижаму сорвали с его тела. Его обнажённого затащили на одну из плит для забоя, где, как показалось Кларке, его вопли и наносимые удары были бесконечны.
В конце концов медицинский офицер предупредил капитана: «Скажите им прекратить, если вы не хотите принести назад труп».
На Хёсса набросили одеяло и оттащили его в машину Кларке, где сержант залил хороший глоток виски ему в глотку. Затем Хёсс попытался спать.
Кларке ткнул его служебной тростью под веки и приказал на немецком: «Держи свои поросячьи глаза открытыми, ты, свинья».
В первое время Хёсс вновь и вновь повторял своё часто воспроизводимое объяснение: «Я получал приказы от Гимлера. Я солдат также как вы, и мы должны подчиняться приказам».
Команда прибыла назад в Хайде около трёх часов утра. Всё ещё мело снегом, но одеяло было сорвано с Хёсса, и его заставили идти полностью голым через тюремный двор к его камере (стр. 237)
Итак, вот что открывает Бернард: «Три дня ушло на то, чтобы выдавить из Хёсса внятные показания» (там же). Это признание было подтверждено мистером Кеном Джонсом в статье в «Wrexham Leader» (17 октября 1986 года):
Мистер Кен Джонс был тогда рядовым пятой Артиллерии королевской лошади, размещённой в Хайде, в Шлезвиг-Холштайн. «Они привезли его к нам, когда он отказался сотрудничать по вопросам о его деятельности в течение войны. Он прибыл зимой 1945/6 годов и был помещён в маленькую тюремную камеру в казармах», - вспоминает мистер Джонс. Два других солдата были назначены вместе с мистером Джонсом присоединиться к Хёссу в его камере, чтобы помочь сломать его для допроса. «Мы сидели в камере с ним, ночь и день, вооружённые топорищами. Наша работа была тыкать его каждый раз, когда он засыпал, чтобы помочь сломить его сопротивление», - сказал мистер Джонс. Когда Хёсса выводили на улицу для гимнастики, его заставляли носить только брюки и тонкую хлопковую рубашку на лютом холоде. После трёх дней и ночей без сна Хёсс окончательно сломался и сделал властям полное признание.
Объяснения Кларке, полученные в только что описанных условиях громилами Британской военной безопасности под зверским стимулированием сержанта-переводчика Бернарда Кларке стали первым признанием Хёсса, изначальным признанием, зарегистрированным под номером NO-1210. После того, как под пытками пленный начал говорить, согласно Кларке, было невозможно остановить его. Кларке, в 1982 или 1983 не более, чем в 1946 сознающий чудовищность того, в чём он заставил признаться Хёсса, идёт на то, чтобы описать серию вымышленных ужасов, представленных здесь как правда: Хёсс дошёл до того, чтобы рассказать, как тела были подожжены, жировые выделение из них переливались в другие тела (!). Он оценил число умерших только за тот период, когда он был в Аушвице в два миллиона (!); умерщвление достигало 10000 жертв в день (!).
Обязанностью Кларке было цензурировать письма, отправляемые Хёссом своей жене и детям. Каждый полицейский знает, что власть дать или забрать у арестанта разрешение писать своей семье представляет собой психологическое оружие. Чтобы заставить арестанта «запеть» иногда достаточно всего лишь приостановить или отменить это разрешение. Кларке делает интересное замечание о содержании писем Хёсса; он поверяет нам:
Иногда кусок застревал у меня в горле. В этом мужчине было два разных человека. Один был безжалостен и не принимал во внимание человеческую жизнь. Другой был мягким и любящим [6].
Руперт Бутлер заканчивает своё повествование словами, что Хёсс не пытался ни отказаться от своей ответственности, ни избежать её. По существу, на Нюрнбергском трибунале Хёсс вёл себя с «шизоидной апатией». Выражение американского тюремного психолога Г.М.Гилберта, который отвечал за психологический надзор за заключёнными и их подслушивание для содействия американской прокуратуры. Мы безусловно можем поверить, что Хёсс был «расщеплён надвое»! Он выглядел как тряпка, потому что они превратили его в тряпку.
«Апатичный», - пишет Гилберт на странице 229 своей книги [7]; «апатичный», - повторяет он на следующей странице; «шизоидная апатия», - пишет он на странице 239 («Нюрнбергский дневник», 1947, издательство «Signet Book», 1961).
Конец суда в Кракове; Хёсс встречает свой смертельный приговор с видимым безразличием. Руперт Бутлер комментирует это так:
[Хёсс] понимал, что у союзников были свои приказы, и что абсолютно не могло быть вопросов о том, будут ли они выполнены [8].
Лучше не скажешь. Похоже, Рудольф Хёсс подобно тысячам подсудимых немцев, отданных на милость победителей, которые были совершенно уверены в своём великодушие, быстро поняли, что у них нет иного выбора, кроме как страдать по воле их судей, пришли ли они с запада или с востока.
Бутлер затем коротко приводит случай Ганса Франка, бывшего губернатора Польши. С таким же тоном морального удовлетворения он излагает обстоятельства пленения Франка и последовавшее обращение:
Звёздный статус какой-то уникальности не произвели впечатление на двух цветных рядовых, которые арестовали его и удостоверились в том, что он был увезён в муниципальную тюрьму Мисбаха только после того, как он был зверски избит и брошен в грузовик.
На него был наброшен брезент, чтобы спрятать наиболее очевидные приметы жёсткого обращения; Франк счёл прикрытие полезным, когда он пытался перерезать артерию на своей левой руке.
Ясно, что такой лёгкий путь выхода не мог быть разрешён; медицинский офицер армии США спас его жизнь и он предстал перед Международным Военным Трибуналом в Нюрнберге [9] - стр. 238-239.
Рудольф Хёсс и Ганс Франк были не единственными получившими обращение такого рода. Из наиболее известных случаев мы знаем Юлиуса Штрайхера, Ганса Фриче, Освальда Пола, Франца Цирайса и Иосефа Крамера.
Но случай Рудольфа Хёсса гораздо более серьёзный в этом ряду. Не существует документа, который доказывает, что у немцев была политика уничтожения евреев. Леон Поляков согласился с этим в 1951 году:
Что касается концепции, правильно называемой планом тотального уничтожения, трое или четверо главных действующих лица покончили собой в мае 1945 года. Документы не сохранились или же, возможно, никогда не существовали [10] - Bréviaire de la haine: Le IIIe Reich et les Juifs, Calmann-Levy, 1951, Livre de Poche, 1974, p.171
В отсутствие каких-либо документов историки а-ля Поляков раз за разом обращаются прежде всего к сомнительным признаниям типа Курта Герштайна или Рудольфа Хёсса, иногда меняя тексты для своего удобства.
Бернард Кларке «на сегодня успешный бизнесмен, работающий на юге Англии» («Легионы смерти», 1983, стр. 235). На самом деле можно сказать, что это его голос был услышан в Нюрнберге 15 апреля 1946 года, когда помощник прокурора Амен читал фрагмент за фрагментом изумлённой и очумевшей аудитории мнимое признание Рудольфа Хёсса. В этот день была запущена ложь мирового масштаба: ложь Аушвица. За источником этого огромного медиа события стоят несколько еврейских сержантов Британской военной безопасности, включая Бернарда Кларке, «на сегодня успешного бизнесмена, работающего на юге Англии» [11],
Окончание - в следующем посте