РУССКИЙ ЛЕВ - НЕ ЛЕВ АЛЛАХА, или Кое-что о мифическом "пути Льва Толстого к исламу"
В современной путинской буржуазно-православной (эксплуататорски-насильнически-лживой!) России Лев Николаевич Толстой как критик глупостей и мерзостей именно такого строя и как христианский проповедник -- является, без сомнения, "персоной нон-грата".
Но одновременно с неприязнью к Толстому - пророку и спасителю Христа в его отечестве вынуждены признавать и всемирный авторитет его, хотя бы как художественного писателя (да и как мыслителя тоже!).
Так что -- совсем притоптать и хотелось бы, да не выйдет: Лев-таки, не блоха...
И остаётся -- переврать, загнав в прокрустово ложе тенденциозных и искажающих истину, биографию, девальвирующих или очерняющих идеи, ниспровергающих духовный авторитет Льва Николаевича схем и стереотипов.
Для лжехристианской, православнутой, части обитателей Российской Федерации -- это, к примеру, "уличение" Толстого в педерастии (об этом мы писали здесь: http://roman-altuchov.livejournal.com/56976.html), в принадлежности к изуверской секте (см.: http://roman-altuchov.livejournal.com/57184.html) и т.д.
Но не то -- с неправославной Россией. В частности -- с мусульманами. Как при жизни великого христианина, так и по сей день они предпочитают воспринимать и этнографический интерес молодого Толстого к чеченцам, и интеллектуальный -- к нравственному учению ислама, и отрицание им церковного православия -- как свидетельства некоей особой симпатии Льва Николаевича к их вероучению. По соображению некоторых, наиболее горячих, исламских голов (таких, например, как известный фрик от околонаучного "толстоведения" М. Вахидова), Толстой даже мыслил и вёл себя, как чеченец, весь погрузившись в обожаемую им культуру и веру горцев, и, если и не принял тайно, то вплотную подошёл к принятию ислама. Его, дескать, и похоронили по-исламски -- без креста и отпевания попом...
Для мусульман, как и для православных, Толстой -- человек, "оставивший себя без веры". Но если православная околонаучная мифология стремится нынче представить Толстого едва ли не примирившимся перед смертью с "церковью", а проповеданные им истины евангельского христианства и конфликт с православием -- "недоразуменями", то для адептов ислама кажущаяся им "вакантность" позиции Толстого по отношению к Богу представляется удобным поводом для того, чтобы, посредством столь же наглой брехни, перетащить его, хоть и посмертно, в мнимые адепты их религии.
(Кстати, среди лже-"доказательств" М. Вахидовой -- те же фальсифицированные и намеренно ложно трактуемые источники, о которых идёт речь ниже).
Рассмотрение всего массива "исламизирующих" Толстого фальсификатов -- задача не одной публикации. Здесь мы рассмотрим лишь немногое, на примере отрывков из одной "толстоведческой" статьи.
В июне 2008 года на сайте www.islam.az/article/a-140.html была опубликована одна из таких исламско-пропагандистских статей за авторством неких Саидо Кямлиева и Джанната Сергея Маркуса, с весьма тенденциозным заглавием: «Лев Толстой: русский классик на пути к Исламу».
Презентовав читателю тенденциозно, как «путь к исламу», едва ли не всю биографию Л.Н. Толстого, Кямлиев и Маркус считают возможным «подвести итог».
Один из «итогов» заключается в том, что, по мнению авторов, Толстой участвовал в общем с мусульманами «духовном пробуждении на рубеже 19-20 веков, как внутри России, так и далеко за её пределами».
Иначе говоря, Кямлиев и Маркус настаивают, что, начиная со времени своего мировоззренческого кризиса рубежа 1870 - 1880-х гг. Толстой был озабочен как мировыми судьбами ислама, так и лично своей судьбой во Аллахе и рефлексировал по поводу того и другого.
В «доказательство» своего вывода они цитируют ОДИН источник, письмо Толстого - цитируют, произвольно, вырывая из контекста лишь «нужное», и, разумеется, не называя ни адресата письма, ни даты его написания.
Это письмо Л.Н. Толстого своей родственнице, двоюродной тётке Александре Андреевне Толстой (1817 - 1904), датирующееся приблизительно 22-23 апреля 1884 года. Чтобы читатель мог понять, НАСКОЛЬКО явно подтасованы Кямлиевым и Маркусом их выводы, позволим себе процитировать значительную его часть.
«Вы говорите, что я учительствую. Милый друг, это ужасная неправда. Я считаю, что нет человека убеждённого, верующего, менее склонного к учительству и менее учительствующего, чем я. <…> Что мне делать, когда у меня спрашивают, во что я верю? Скрывать свою веру? Скрывать потому, что моя вера несогласна с царствующей верой, потому что мне неприятно, тяжело и опасно высказывать её? Ясно, что я обязан сказать, во что я верю <…>. Я это самое и сделал. Теперь вы говорите, что я учительствую. Это несправедливо. Весь смысл моих писаний тот, что я высказываю свою, свою личную веру и не только не говорю, что помимо моей веры нет спасения, но признаю, что всякая вера хороша, если она искренна, и непременно соединяет нас в делах любви. Я говорю только то, чему я верю и чему не верю и почему не верю. -- Я часто удивляюсь раздражению, которое вызывает моё исповедание веры. Почему протестантизм, унитарьянство, магометанство не вызывают такого раздражения? <…>
Раздражение же против меня особенно жестоко. Вы вникните немножко в мою жизнь. Все прежние радости моей жизни, я всех их лишился. Всякие утехи жизни - богатства, почестей, славы, всего этого у меня нет. Друзья мои, семейные даже, отворачиваются от меня. Одни - либералы и естетики считают меня сумасшедшим или слабоумным вроде Гоголя, другие - революционеры, радикалы считают меня мистиком, болтуном; правительственные люди считают меня зловредным революционером; православные считают меня диаволом. -- Признаюсь, что это тяжело мне, не потому, что стыдно, а тяжело то, что нарушается то, что составляет главную цель и счастье моей жизни - любовное общение с людьми: оно труднее, когда всякий налетает на тебя с злобой и упрёком. И потому, пожалуйста, смотрите на меня, как на доброго магометанина, тогда всё будет прекрасно» (63, № 291. Выделения жирным шрифтом наши, курсивом -- Толстого. - Р.А.).
Вот на основании этого письма, и в особенности заключительных строк процитированного нами отрывка из него, Кямилев и Маркус и делают вывод о происламских симпатиях и рефлексиях Льва Николаевича.
Посмотрим, однако, каковы были настоящие его симпатии.
Для этого необходимо выяснить некоторые обстоятельства, которые затрагивает Толстой в письме. Каким соображениям А.А. Толстой они служат ответом? Быть может, Толстой проповедал ей что-то исламское?
Отнюдь. Алескандра Андреевна, упрекая Толстого в «учительстве», имела в виду, в числе прочего, его сочинение «В чём моя вера?», где критикуется, как лжехристианство, церковное учение и излагается кредо Толстого как свободного христианина, а об исламе - нет и речи.
Считала ли А.А. Толстая Льва Николаевича исповедником ислама? Тоже нет. Заглянув, к примеру, в её письмо Толстому от 25 февралч 1882 г., мы прочтём там следующее:
«…Никогда не говорите и не думайте, что мы служим не одному Богу. Христос один, и вы и я любим Его» (Л.Н. Толстой и А.А. Толстая. Переписка (1857 - 1903). М., 2011. С. 402).
Итак, в 1882 году Толстой для его двоюродной тётки, убеждённой православной по вероисповеданию, - отнюдь не мусульманин, а только заблуждающийся, впавший в какую-то непонятную для неё ересь, единоверец-христианин.
И на этого христианина можно, по её мнению, с Божьей помощью, ещё повлиять, дабы воротить во всей полноте в церковно-православную веру - если судить по её же письму от 19 апреля 1884 года, тому письму, на которое отвечает Толстой в цитированном нами отрывке.
«…Что за дикая мысль вошла в вашу умную, но неразумную голову. Чтоб я стала вас обращать… -- Станете вы слушать мой писк из-под лавки с высоты вашей кафедры. Да, я часто не пишу, а кричу за вас перед кем следует, -- но это другое дело. Он понимает все побуждения души и знает, чего я за вас прошу и чего опасаюсь, а вы покамест с этим согласиться не можете. Стало быть, толчок должен прийти свыше… Речь идёт не об Православии, а единственно об искажении истины. Страшно подумать, что вы можете соблазнить одного из малых сих. Вот моя заноза на ваш счёт, и она болит и колет меня беспрестанно. <…> Что вы хотите? Как я ни верчусь, но ваше здание всё представляется мне в виде Вавилонской башни с основою людской, адской гордости» (Там же. С. 407).
Вот, теперь многое можно прояснить и восстановить настоящие смыслы письма Толстого. Итак:
Первое. А.А. Толстая знакомится с писаниями Л.Н. Толстого, в которых он, отрицая открывшуюся ему ложь церковного учения, проповедует выяснившееся ему в ходе исследования евангелий во всех его значении и силе учение Христа;
Второе. Для А.А. Толстой, однако, единственным христианством является православие, толстовская же проповедь воспринимается ею как еретическая, как заблуждение;
Третье. В связи с этим А.А. Толстая стремится оказать на Толстого религиозное влияние, ибо беспокоится, что, как ей представляется, лжеучение Толстого основано только на гордости ума, но при этом соблазнительно для простого народа и может поставить Толстого в положение ересиарха, основателя секты, отманив и других от православной церкви.
Четвёртое. Отвечая А.А. Толстой, Лев Николаевич отрицает приписанные ему намерения прозелитизма, учительства «с высоты кафедры». И далее - сетует, что исповедание им ЕГО ВЕРЫ вызывает общее раздражение в среде церковно-православных, тогда как исповедания ДРУГИХ ВЕР, В ТОМ ЧИСЛЕ МАГОМЕТАНСТВА, такового раздражения не вызывает.
Пятое. Таким образом, в письме чётко сказано: ВЕРА ТОЛСТОГО - НЕ МАГОМЕТАНСТВО, не ислам. Вера его - христова вера любви, для адепта которой, и для Толстого в том числе, главное - «любовное общение с людьми», независимо от их вероисповедания. А раздражение окружающих в ответ на попытки Толстого исповедовать Христа не с позиций церковной догматики - нарушает любовь.
Шестое. Но ни Александра Андреевна Толстая, ни прочие, искренне верующие в учение православия, бывшие единоверцы Толстого не способны преодолеть «барьера» неприязни и отторжения того, что представляется им ересью в его проповедании.
В то же время они готовы, как и пишет об этом Толстой, без раздражения выслушать исповедание веры католика, протестанта и даже мусульманина - ибо для них верования эти не ереси, не извращения истины милого им церковного православного учения, а просто - другие веры.
Вот почему Толстой и предлагает любимой своей двоюродной тётушке раз и навсегда вынуть из сердца мучающую её «занозу», и не считать его исказителем «истины», еретиком, бунтарём среди христиан, а лучше уж, как меньшее из двух зол, - считать его просто человеком, сменившим христианство на другое, официально признаваемое, вероисповедание, «смотреть как на доброго магометанина».
Наш вывод может быть подкреплён и тем фактом, что такая просьба Толстого к тётке в его письмах 1884 г. - не единственная и не первая, если иметь в виду не текст, но его смысл. В предыдущем анализированному нами письме А.А. Толстой от 17 апреля 1884 г. Лев Николаевич просит свою адресатку (собственно, на эту его просьбу и отвечает А.А. Толстая в вышеприведённом отрывке письма от 19 апреля 1884 г.):
«Только, пожалуйста, не обращайте меня в христианскую веру. Я думаю, у вас много друзей новообращённых или оглашённых, причислите меня к ним по-старому» (63, № 212).
Лишь внешне кажется, что эта просьба различается от «смотрите на меня как на доброго магометанина», но по существу - она о том же: Толстой умоляет тётку не «атаковать» криками его нового религиозного миросозерцания, не «обличать», не проповедовать церковной веры - то есть не поступать с ним так, как поступает церковноверующий с впавшим в ересь или миссионер с иноверцем, уже поколебленным в своей вере и могущем быть переманенным в веру миссионера. Он - не то и не другое, он - то, что тётушке с её церковно-православной зашоренностью мозгов всё равно не понять… Поэтому он предлагает ей смотреть на него либо как на стойкого в иной, но официальной вере (не ереси, ибо для А.А. Толстой это представляется наиболее страшным!) верующего, например, магометанина, либо (что в данном контексте одно и то же) - как на верующего, но не принявшего церковного крещения.
Таким образом, всё процитированное Кямилевым и Маркусом письмо Толстого имеет смысл совершенно обратный той трактовке, из которой исходят авторы, иллюстрируя свой вывод о некоем «единстве» Толстого с исламским миром.
Продолжим рассмотрение «выводов» Кямилева и Маркуса. Открываем новую фазу их бреда: они приводят одну из - как они утверждают -- ”исламские страниц” (! - Р.А.) в биографии Толстого, «острота и ценность которых не утрачены по сей день». Для авторов эта «страница» -- подтверждение того, что Толстой жил и умер «ханифом-единобожником» (!! - Р.А.), то есть богоискателем в исламе.
Что же это за «исламская страница» в жизни писателя и христианского мыслителя?
Имеется в виду ответ Толстого на письмо к нему некоей Елены Ефимовны Векиловой, написанный им 13-16 марта 1909 г.
Векилова была русской, вышедшей замуж за мусульманина. В своём письме Толстому от 2 марта 1909 г. Она сообщала, что её два сына, учащиеся в Петербурге и Москве, просят у неё разрешения перейти из православной веры в магометанскую.
«Причина, побудившая их, -- поясняет Векилова, -- не имеет жизненной подкладки … а только одно желание прийти на помощь этому тёмному татарскому народу толкает их на этот шаг; а слиться с ним, войти в его среду мешает религия» (79, 120. Выделения наши. - Р.А.).
И далее Векилова просит мнения и совета Льва Николаевича. Вот выдержки из его ответного письма (жирным шрифтом выделен отрывок, процитированный Кямилевым и Маркусом в их статье):
«Не могу не одобрить желания ваших сыновей содействовать просвещению татарского народа.
Что касается до самого предпочтения магометанства православию и в особенности по тем благородным мотивам, которые выставляют ваши сыновья, я могу только всей душой сочувствовать такому переходу. Как ни странно это сказать, для меня, ставящего выше всего христианские идеалы и христианское учение в его истинном смысле, для меня не может быть никакого сомнения в том, что магометанство по своим внешним формам стоит выше церковного православия. Так что если человеку поставлено только два выбора: держаться церковного православия или магометанства, то для всякого разумного человека не может быть сомнения в выборе и всякий предпочтёт магометанство с признанием одного догмата единого Бога и его пророка, вместо того сложного и непонятного богословия - троицы, искупления, таинств, богородицы, святых и их изображений и сложных богослужений. Оно и не могло быть иначе, <…> уже по одному тому, что магометанство возникло на 600 лет позднее христианства.
…Извращения истины, чем дольше исповедовались религии, тем всё больше и больше нарастали на открытую основателями истину и затемняли её. И потому в самых древних религиях больше всего чудесного и всякого рода суеверий, скрывающих истину <…>.
И потому магометанство находится в самых выгодных в этом отношении условиях. Ему стоит только откинуть всё неестественное, внешнее в своём вероучении и в основу поставить основное религиозно-нравственное учение Магомета, и оно естественно сольётся с основами всех больших религий и в особенности с христианским учением, которое оно признаёт истиной.
Пишу вам так длинно потому, что думаю, что вы сообщите мои мысли вашим сыновьям и что мысли эти могут им пригодиться в исполнении их прекрасного намерения» (79, № 131. Выделения курсивом наши. - Р.А.).
Как видим, авторы, в своём стремлении «доказать» недоказуемое и невозможное, прибегли здесь к тому же приёму, что и в случае с перепиской Льва Николаевича с А.А. Толстой 1884 г.: текст источника цитируется и интерпретируется некорректно, с вырыванием отрывка из общего контекста переписки.
А контекст-то - противоречит их «аргументам»!
Первое. Е.Е. Векилова сообщает о желании её сыновей не «принять ислам», а - содействовать просвещению татар, для чего им необходимо успешно инкультурироваться в татарскую социокультурную общность, для чего, в свою очередь, необходимым становится принятие одной с татарами веры - ислама. Толстой начитает своё ответное письмо с того, что одобряет именно просветительскую инициативу сыновей Векиловой, а не принятие ими ислама.
Второе. О принятии же ислама сыновьями Векиловой Толстой отзывается хоть и одобрительно (имея в виду их мотивы), но явно не по причине каких-то своих симпатий к исламу. Напротив того, он определённо заявляет, что ВЫШЕ ВСЕГО СТАВИТ ХРИСТИАНСКИЕ ИДЕАЛЫ И ХРИСТИАНСКОНЕ УЧЕНИЕ, как он его понимает.
То есть: христианство для Льва Николаевича не равнозначно церковному православию, и, отринув, как известно, на рубеже 1870 - 1880-х гг. именно церковное православие, Толстой выбрал для себя отнюдь не переход в ислам или иную, отличную от православной, религию, а тяжёлый, напряжённый труд самостоятельного постижения по евангелиям - учения Христа в его истинном, неперетолкованном богословием, значении, а по другим книгам - мудрости других вероисповеданий, которые, как верил и понимал Лев Николаевич, в своих основах все сходятся с христианством и друг с другом, ибо все имеют источником - открытое от Бога людям учение о доброй и разумной жизни.
Третье. Но Толстой понимал, что мало кто способен и готов пройти за ним этот же путь, как и признать, отбросив внушённое с детства ложными религиозными учителями, те истины высшего религиозного жизнепонимания (наилучшим выражением которого Лев Николаевич считал христианство), которым последовал сам с начала своего религиозного пробуждения. Он понимал, что не только татары, но и сыновья Векиловой не готовы к этому.
Вот почему Лев Николаевич (опять же, памятуя о благородстве мотивов сыновей Векиловой) одобрял тот выбор, который ОНИ могли сделать: между тем, чтобы отказаться от своего замысла, но остаться церковно-православными, и тем, чтобы, по необходимости перейдя в ислам, осуществить его.
По мнению Толстого, сыновья Векиловой при этом всё-таки выбирают «из двух зол меньшее»: исполняют свой просветительский замысел, и при этом переходят из более древней и замусоренной суевериями и ложью религии в более молодую и менее извращённую.
То есть: для Толстого исторический ислам - отнюдь не вместилище истины в сравнении с православием, а только меньшее извращение единой для всех религий Божеской истины.
Четвёртое. И так как высшее, всемирно-божеское, жизнепонимание имеет лучшим своим выражением учение Христа в его настоящем, евангельском, без церковных перетолкований, виде (см. концепцию "трёх жизнепониманий" в статье Л.Н. Толстого "Религия и нравственность"), то верным направлением очищения ислама от того, что сделало его тем, что он есть, является, по мнению Толстого, его самоуничтожение как самобытной религии, слияние с христианством и «с основами всех больших религий», которые (как полагает Толстой) выражены в исламе в «религиозно-нравственном учении Магомета».
Сыновья Векиловой, считает Лев Николаевич, могут, как просветители, послужить этому созидательному делу уничтожения исторического, самобытного ислама во имя религиозного единения человечества как сынов общего отца - Бога.
Итак, мы видим, что и в данном случае авторы разобранной нами статьи прибегают к подлогу: меняют трактовку цитируемого ими источника вплоть до противоположной.
*****
Таким образом, Толстой, на протяжении своей жизни прошедший путь от формальной церковности и фактического безверия к обретению истинной Христовой веры и свободному (внецерковному) исповеданию учения Христа, к пониманию единства нравственных основ всех великих религий мира и необходимости религиозного единения человечества на этих основах - не подаёт НИКАКИХ надежд исламским мифотворцам, желающим представить его жизненный путь как «богоискание болярина Льва во исламе».
___________________