(no subject)
Falkenstein.
Потемневшая икона в церкви св.Урсулы
Мысль о старом заклятье не отпускала меня после приключения на Альт-Кёниге, и особенно усиливала тревогу в моей душе встреча со старой женщиной, растаявшей на моих глазах столь удивительным образом. И ее предостережение о том, чтобы я вошел в башенные ворота, не встретив никого. Я, как мне помнилось, вступил под сырую мрачную каменную сень, где , сделав шаг, увидел появившуюся с другого входа одновременно со мной женщину. Я даже был уверен, что поприветствовал ее, когда она миновала меня..
Навязчивая дума о нарушении обещания полностью овладела мной. Я решил, как только высвободится день, снова пройти под аркадой рыночной площади перед воротами в надежде разыскать выход из беспокойства, теснившего мою грудь. По ночам одолевало видение бешеной пляски огненных лисиц, обступавших меня непреодолимым хороводом, всякий раз как я закрывал глаза. И отдавался в ушах мой собственный возглас тогда, на склоне : «..Урсула ждет тебя..»
Громада Таунуса нависала над Франкфуртом, подавляя его сильнее, чем небоскребы в Bankenviertel. Многие улицы, направленные на север, словно сходились в темневшей стене гор, и однажды я был поражен видом незначительной улочки, на которую меня как-то занесло любопытство - узкий проход, будто прорубленный в толще двухэтажных домов, закрывался как непроницаемым занавесом, повешенным высоко над домами. Приглядевшись, я узнал чудным образом приблизившийся ко мне южный склон Альт-Кенига и то самое светлое пятно, вибрировавшее среди темно-голубой мглы..
Меня неодолимо тянуло к зеленым склонам Оберурзеля. Снова раз за разом я поднимался из города по прямой, как стрела, Фридбергер Ландштрассе, к сторожевой заставе и от нее поворачивал налево. И достигнув края города, не решаясь далее перейти Нидду, гулял по дороге, обвивавшей склоны высоких холмов...
Идя к Беркерсхайму, я оказывался на открытом месте, с которого как на ладони распахивалась живописная долина Нидды. Но мой взгляд был направлен на разбросанные у подножья гор крохотные дома, среди которых возвышался белый шпиль…
Приглядевшись, я едва различал дрожавшие контуры, которые от пристального рассмотрения расплывались и растворялись в лучах солнца. Краски долины менялись поминутно - утром она была желтой, с течением дня зеленела, а с заходом солнца за бастион Альт-Кёнига на долину падали синие тени. Погасавшее солнце превращалось в тонкую ярко-красно-желтую линию, окаймлявшую очертания гор, а тени расползались и постепенно накрывали долину. Граница тени очерчивалась внезапно светлым пунктиром и, захватывая долину, разжигала озерца теплых огоньков. Пропадал белый шпиль, а уставшим глазам все еще чудились смытые очертания.
В одну из ночей меня разбудил тихий шорох за окном. Встав к нему, я увидел как с огромного платана, закрывавшего улицу, оторвался лист. Легкий хруст раздался в тишине моей комнаты. Лист, очутившись на свободе, завертелся будто в налетевшем порыве ветра, и, кружась, описывая сложную траекторию, полетел прочь. Я проследил, где он упал. После этого видения я не смог более заснуть. Одевшись, я вышел из дому, не ведая о своих намерениях…
Странное желание потянуло меня вверх от красного собора к заставе с башенкой..
Незаметно для себя я оказался перед входом в туннель станции «Франкфуртер Берг». Не раздумывая более, я опустился в туннель и, очутившись на его выходе на другую сторону, направился к Бонамесу по непривычно пустынной дороге. Лишь одна машина встретилась мне.
Войдя в Бонамес, я выбрал направление к Боммерсхайму, перешел через трамвайные пути и, вместо обычного маршрута, свернул к Ридбергу…
Альт-Кёниг то высился надо мной, то пропадал в зарослях высоких кустов и рощиц, обступивших дома. Поднявшись к Ридбергу, я пересек его и очутился на западной его окраине. Отсюда я хорошо уже видел чуть приблизившийся белый шпиль. Таунус с этого бока растянулся и не казался мощным спрессованным бастионом. Левое плечо горы, скрываемое при обзоре от Беркерсхайма, уходило далеко на запад и терялось, повернув окончательно на север.
Я размеренно двигался вдоль трамвайного пути, начинавшегося в Эшерсхайме и раздвоившегося в Saendelmuehle.
Трамваи уже пробудились - мимо меня с приглушенным грохотом пронеслись несколько двухвагонных поездов в обоих направлениях. Я был совершенно один на дороге. Метрах в ста впереди ее пересекли двое на роликах и исчезли за поворотом.
У остановки «Stierstadt» я, миновав рельсы и пропустив несколько машин, вступил в крохотный городок. Через едва ли полсотни шагов моим глазам открылась узкая прямая как стрела улица. Осматриваясь на ней, я увидел, как далеко внизу, почти у самых моих ног, вырастают в розоватом отсвете крохотные небоскребы. Между стенами улочки, они чудились дивными цветами на клумбе под домом...
Дальнейший мой путь оказался совсем легким - через гору, за которой скрывался парк, к оживленной трассе. Дорожный указатель «Altes Zeughaus» означал, что я уже находился в Оберурзеле…
Городок просыпался: от уличного прилавка к лавке на первом этаже миниатюрного, по обыкновению двух-, реже - трехэтажного домика, в другие, побольше, магазины без всякой суеты переходили люди. Разливался шум от разговоров, тихого треска шин притормаживавших автомобилей, из которых выглядывали полные хлопот лица. Бродили неспешным шагом туристы, в основном пожилые. Направлявшиеся далее, в Alte Stadt, будто один за другим затягивались во внезапно раскрывавшемся отверстии, хватавшем неосторожных. Через несколько минут я тоже был проглочен этим отверстием и перенесен в другое пространство.
Передо мной, как и тогда, распахнулась старинная рыночная площадь, отгороженная аркадой с прохладными сумрачными сводами. В этот час аркада была пуста.
Не заходя под своды, хранившие призрак старой женщины, на этот раз в полном одиночестве, я добрался до каменных ворот, перевитых источавшими прелый запах балками почерневшего дерева.
Я стоял перед зиявшей чернотой прохода, открытой растворенными настежь такими же почерневшими массивными деревянными воротами. На меня волнами шла неторопливая ночная застоявшаяся сырость. Я раздумывал, пройти ли мне к церкви с белым шпилем через ворота или по боковому переулку. Сделав шаг вовнутрь, я вдруг отчетливо услышал эхо, точно в дальнем углу шаркнули стершейся подошвой.. Колеблясь, я попробовал шагнуть дальше, наступив на выщербленную тяжелыми воротами полосу. И снова раздался шаркающий звук, уже сильнее.. Я отступил на один шаг назад - никакого эха, еще на один - то же самое. Выбравшись из-под сени ворот, я свернул налево.
Переулок между глухими, грубого камня, стенами описывал крутую петлю, охватывая ворота и ведя далеко за ними вправо. Петля оборвалась внезапно - передо мной на возвышении, среди низкорослых фахверковых обжитых домов, возник белый шпиль. Сначала я увидел острие, рассекавшее голубое пятно среди вершин деревьев, и только затем опустил взгляд на здание из темно-серого камня...
Металлическая, обитая шипами, дверь церкви святой Урсулы легко подалась моим рукам. Меня поглотила притаившаяся под высокими сводами тишина. Ни одна живая душа не нарушила моего взгляда в пустынном помещении. Оглядевшись в полутьме, я приблизился к алтарю, заглянул в него. Но мое внимание сильнее привлекли потемневшие иконы, висевшие по обе стороны алтаря. Их насчитывалось четыре - по две с каждой стороны..
Сюжетом икон послужили эпизоды жизни святой Урсулы. Картины, судя по стилю и потемневшей темпере, были выполнены в традиционной манере, со множеством фигур, вероятно, относившихся к местным значительным персонам. Но перед самой последней, с дальнего от входа края, я задержался надолго.
В центре стояла женщина в простом платье, с распущенными волосами и сложенными на груди ладонями. Справа и слева расположились группы людей, лицами обращенными друг к другу. Руки почти всех их указывали на женщину. Я смог догадаться, что окружавшие поражены смирением святой, тем, что она вынудила их совершить что-то против их воли. Но я продолжал вглядываться в икону и вдруг обнаружил второй план.
Встав почти вплотную, досадуя на недостаток света, я продолжал исследовать картину. Она вдруг стала трехмерной, раздалась на необычайную глубину. Я увидел разворачивавшиеся там сцены. Они были выписаны с тщательностью, напоминавшей мне Ван-Эйка с его отделыванием мельчайших деталей на заднем плане, таких, что можно было разглядеть пуговицу на одежде. Так и тут - в глубине собирались группы людей, занятых работами на земле, переносивших и перетаскивавших предметы, строивших.. По очертаниям строения было похоже, что художник запечатлел строительство самой церкви. И еще одна загадочная фигура заворожила меня..
Вдали ехал рыцарь в полном вооружении. Шлем его пересекала светлая полоска и, лишь всмотревшись до рези в глазах, я разглядел, что это была повязка поверх шлема. За рыцарем высился темный силуэт, похожий на камень, на вершине которого стоял светильник. А еще выше, чуть впереди рыцаря распластал крылья сокол. Птица была выписана с удивительными подробностями - я даже сумел различить перья на окантовках крыльев и выставленные когти, точно сокол нацеливался на близкую добычу..
Скачущий за соколом рыцарь со странной повязкой поверх забрала не отпускал мое воображение и после того, как я неслышными шагами вышел из церкви.