Старлей Сволочь
Старлей Cволочь
Старший лейтенант Криничный был высок, тощ, морда лошадиная, кулаки - кувалды. Выглядел лет на пятьдесят. Всегда одет с иголочки, сапоги зеркального блеска, подворотничок белее снега. Его никто не любил. Даже жена. Об этом однажды повар старшине проговорился. А уж солдатики, так те вообще старались на глаза не попадаться. И у начальства, видно, старлей был не в почете. В такие-то года и всего три маленькие звездочки.
Старлея впервые Вовка увидел, когда из армейского карантина привезли его в компаниии таких же зеленых новобранцев в поселок Коноша Архангельской области в отдельный батальон радиотехнических войск. Выстроил сержант пацанов около штаба и побежал доложиться дежурному офицеру. Январь месяц, северный ветер с поземкой, холодина собачья, стоят солдатики, дрожат, руки по швам, а в голове только одна мысль: «Скорее бы в казарму, твою мать». Выбегает из штаба сержант (вид вздрюченный), а за ним старлей появляется. Прошелся журавлем вдоль строя. Вовкиному корешу Олежке засунул кулак между пряжкой ремня и животом. Неодобрительно покачал головой. Заметил у Вовки незастегнутую пуговицу воротничка, вырвал с мясом и положил ему же в карман: «Держи, салага». Сержанту приказал:
- Этим два круга бегом вокруг стадиона. Побежишь за ними, чтобы не сачковали. Тебе, кстати, тоже полезно жирок сбросить.
Ну и побежали. Снега по щиколотку, кое-где намело по колено, местами скользко. После первого круга согрелись, после второго взопрели. Все это время старлей торчал на крыльце штаба и курил, пряча сигарету от ледяного ветра в огромном кулаке. Прибежали в казарму - пусто. Все ушли на обед. Сняли шинели и строем пошагали в столовую. А там постные щи и перловая каша с пересоленной жареной треской. Хлеба - в обрез. Кто помнит Хрущевские времена, не даст соврать.
Так началась Вовкина служба в батальоне радиотехнических войск и знакомство со старлеем Криничным..
***
Учебные занятия для новичков проводились в ленинской комнате, где зампотех читал лекции по радиолокации. Школьные успехи в физике и радиокружок в доме пионеров выручали Вовку, и на фоне деревенских пареньков он смотрелся хорошо. А вот приемы штыкового боя ему не давались. Тыкал чучело штыком не так, как полагалось, а как получалось, за что Криничный, очередной раз обозвав парня «салагой», наряжал бедолагу на кухню.
После обеда первогодок отсылали в распоряжение боевых расчетов, где они, прибрав территорию вокруг машин, учились считывать цели с экрана радиолокатора. Через три месяца обучения новички сдали экзамен, получили значки специалиста третьего класса, и Вовка стал пропадать на позициях, скрываясь от занятий по рукопашному бою, которые так любил проводить старлей Криничный. Рядовой Владимир Лукин в общем-то развитый начитанный парень, а никак не мог понять зачем оператору радиолокатора при его сидячей работе нужно уметь размахивать саперной лопаткой и добивать противника откручиванием головы.
***
На втором году службы наш солдатик оброс прочным мясом, дружбан Олежка очень похудел, и Криничный перестал обращать на них внимание, а однажды даже поощрил Вовку внеочередным увольнением за отличную стрельбу из пулемета. Только вот в увольнении опять подгадил. Случилось это на танцплощадке. Присмотрел Вовка себе симпатичную девицу. По батальонным слухам весьма ласковую с военными. Пригласил парень пару раз ее потанцевать и она уже назвала его Вовочкой. Гармоны среагировали правильно и шепнули:
- Грех такой случай упускать.
Гены скомандовали:
- Шашки вон! В атаку!
Жизненный опыт пытался что-то возразить. Правда, оставшись в меньшинстве, заткнулся.
Танечка Вовкиному приглашению прогуляться по окрестностям обрадовалась, но тут черт принес на танцплощадку сволочного старлея. Явился он с двумя солдатиками, а у тех красные повязки на рукаве. Патруль, значит. Орлиным взглядом Криничный окинул публику, подошел к Вовочке с Таней и по хамски так:
- Ефрейтор Лукин (к тому времени Вовку повысили в звании), почему нарушаете форму одежды? - и указал на его офицерского пошива сапоги.
Дело это было обычным, и никто из офицеров в отдельном батальоне, расположенном вдали от полкового и другого начальства, не обращал на такое нарушение внимания. Не в кирзачах же на танцы идти. Но сегодня старлей, как взбесился:
- Возвращайтесь в часть и доложите старшине, что я вам жалую две недели без увольнений.
- Есть две недели без увольнений. Разрешите идти?
Отдал бедолага честь, сделал «кругом» и пошагал в казарму, мысленно проклиная старлея последними словами. А подлец Олежка тут же к Танечке приклеился. Правда, через пару дней ребята, которым Таня уделила внимание, зачастили в лазарет с дурной болезнью. А потом и сама девица куда-то уехала.
***
Когда на третьем году Вовкиной службы Карибский кризис случился, личный состав батальона собрали на плацу и командир зачитал приказ о повышенной боевой готовности. А потом старлей Криничный спросил, кто готов добровольно отправиться помогать Кубинским коммунистам защищать свою свободу. Вызвались все, и Вовка в том числе. Не по дури, а по зову сердца.
Неделю разбирали локатор и высотомер. Самые новые, которые месяц перед этим собирали. Работали в две смены по двенадцать часов, высунув от усердия языки. Запаковали электронику в ящики и отправили в Ленинград. Потом пять офицеров и десятка два старослужащих солдат отправили в Питер тоже. Комбат был в ужасе. Забрали половину боевых расчетов. Самых опытных! Остались одни салабоны. С кем служить? Привезли парней в порт, одели в одинаковые серенькие костюмчики, белые рубашки, штатские ботиночки. Не забыли выдать и новую солдатскую одежку для парада победы в Гаване. Кормили по тем временам сытно, выдали сигареты и денежное довольствие. Потом заставили подписать какие-то секретные бумаги, чтоб никому и ни о чем, погрузили на корабль и вытолкали в море. К этому времени кризис как-то разрешился, но корабль все равно куда-то поплыл. Не пропадать же добру.
***
Сухогруз «Армения» обходил Африку с юга. Холодно. Вовчик Лукин сидел на баке и грел руки сигаретой. Пора бы спать, но в трюм неохота. Запахи там солдатские... А здесь, между ящиками, можно спрятаться от ветра. Правда, в этом месте курить запрещают. Увидит Криничный - неприятностей не оберешься. Накаркал, придурок! На баке из тумана появился старлей и пехотный майор. Остановились у борта метрах в пяти. Паренек вжался в щель и задержал дыхание. Офицеры закурили. Им можно, а солдатам, значит, нельзя?
Толкуют о чем-то своем. Мол, долларов выдали только по десятке, и тропической одежды нет. Появилась фляга. Майор расщедрился. Глотнули по очереди из горла. Пехотный хотел о чем-то поговорить и нервничал, как подзалетевшая молоденькая проститутка. Старлею, похоже, было плевать на все с высокой колокольни. Выпили, что было во фляге, и майора прорвало:
- Куда премся, черт его знает... Мало позора на Кубе наглотались.
Старлей лениво так:
- В Индонезию идем. Через два часа капитан второй пакет откроет и узнает.
- А ты откуда знаешь?
- Положено, - пробурчал Криничный.
- А мне зачем сказал? - засуетился майор.
- Инструкцию исполняю. Перекурим и пойду старпома будить.
- Он тоже из ваших? - встревожился пехотный.
- А вот этого тебе знать не положено. Только догадываться.
- Ну извини, брат. А как там?
- Кто останется жив - расскажет.
- Утешил... Американцы? Англичане?
- Если повезет. Еще выпить есть?
- В каюте, - засуетился майор, - спустимся?
- Пожалуй.
Ушли. И Вовчик за ними. Совсем окоченел. Нырнул в трюм, разделся - и на нары. Тепло. Надышали во все дырки солдатики. Сосед проснулся. Дружок и земеля!
- Что случилось? Где лазил?
Ну Вовочка и рассказал ему все новости. А утром наряд с автоматами пришел и повел солдата к старлею. Вовчик по дороге чуть не обгадился от страха.
Посмотрел Криничный на паренька недобро и говорит ехидно так:
- Болтун ты, салага, за борт бы тебя, - а потом командует, - три наряда вне очереди за курение на баке.
***
Индийский океан побаловал штормами. Обстругали солдатики корабль до клотика. Караван и сопровождающие миноносцы разметало так, что собрались вместе где-то возле Явы. Подымили, подождали отставших и разбежались в разные стороны.
«Армения» бросила якорь на рейде около какого-то скалистого островка. Похож на полумесяц. Рога опускались к морю, образуя бухту, а средняя часть острова вздымалась к небу скалой, совершенно неприступной с моря. Красив был остров невероятно. Кальдера вулкана доисторического. Убей - название не вспомнить. Леса, правда, мало - еще голландцы срезали и вывезли. Только на берегу залива у самой воды желтела банановая роща. С тех пор Вовка бананами брезгует.
Подошла баржа к нашему сухогрузу. Стали перегружать ящики с аппаратурой, два бульдозера, два бронетранспортера, кунг с радиостанцией, два кунга для операторов, три дизельных электростанции ярославского завода, два счетверенных зенитных пулемета, боезапас, соляру в бочках, ломы, лопаты, кувалды, палатки, кухонный скарб, продукты и солдатиков грешных с личным оружием. Вошли в бухту, причалили к наскоро сколоченной пристани и стали выгружать груз с баржи прямо под банановые деревья (это я теперь такой умный и знаю, что банан - трава). Выгружаться помогали местные военные. Трындят не по-нашему, тянут все подряд и гадят прямо на дороге.
С горем пополам вывалили матросики и солдатики лахи на остров, и сухогруз ушел куда-то с чем-то страшно секретным в трюме, а личный состав стал в землю зарываться. Командовал строительством дорог и укреплений старлей Сволочь. Иначе солдаты его уже не называли. Два бульдозера и саперы с динамитом работали круглые сутки, но пробили дорогу на плато, а это метров восемьсот над бухтой. Еще метров двести вверх по пологому склону - и на вершине.
Тысяча метров над уровнем океана! Когда втащили локатор на самую высокую точку и запустили, зампотех батальона вопил от восторга. Локатор П14 «хватал» морские и воздушные цели, перекрывая почти все пространство над западной Индонезией и большой кусман Индийского океана. Солдатики тоже были в приподнятом настроении - наконец-то «саперка» позади. Не тут-то было. Старлей Сволочь, прокаркав, что «теперь нас обязательно сбросят в море», выгнал всех свободных от дежурства на рытье окопов и укрытий для пулеметов. Руки вояк покрылись кровавыми мозолями. Морды и спины обгорели. Бульдозеры в конце концов сдохли, а окопы... Вырыли солдатики те трижды проклятые окопы и еще камней на брустверы навалили. Окружающая нас растительность и животный мир были уникальны и изумительно хороши. Но об этом Вовочка потом в книжке прочитал. Кайло, лом и лопата днем, москиты ночью, ливень после обеда и матерщина Криничного круглые сутки - вот и все воспоминания о вожделенной загранице.
Охраняли остров кое-как местные солдатики, пока старлей Криничный не погнал их к чертовой матери. Вот сволочь! Пришлось нашим по очереди и окопы рыть, и караульную службу нести, и боевое дежурство на радиолокаторах.
Незваные гости появились ночью. Их было пятеро. Поднялись на плато по скалам, с казалось бы неприступной южной стороны, и вырезали часовых. Вовочка в ту ночь отдыхал перед боевым дежурством в блиндаже на нарах. Во всей одежде, только сапоги снял. Ближе к утру приспичило побрызгать. Влез в сапоги и вышел из блиндажа. Пахло свежей кровью и смертью. За спиной осыпался камень с бруствера, и солдат кувырком вперед, как учили, упал в темноту. Вцепившийся в спину диверсант на долю секунды не успел полоснуть ножом по горлу, а Вовочка уже пристроил его головой о камень, только череп хрустнул. Еще мгновение, и Лукин уже на нем. Выкручивает нож из руки.
А тут и старлей Криничный откуда-то возник. Осветил зажигалкой лицо диверсанту. Молоденький такой паренек, с редкими усиками, как у Вовочки. Огромная рана на лбу. Кровь и серые комки мозгов на камнях. Пытается что-то сказать, руками по глине скребет и ногами в окопной грязи дергает. Тут Вовку и вывернуло наизнанку. Выстругал вчерашние макароны по-флотски и сто грамм спирта, выданные зампотехом под личную ответственность на протирку контактов, прямо на грудь диверсанту.
Старлей свой белоснежный платок сует:
- Оботрись, салага. Это война, а не киношка про индейцев.
Потом шею диверсанту свернул. Для верности? Или, чтобы не мучился? Вытащил из-за ремня у парнишки ракетницу и говорит :
- И этот из местных охранников. Кажется последний. Беги Лукин к зенитной установке на восточной дуге. Там сейчас никого нет. Дам ракету - бей по заливу. Эй, стой! Вернись в блиндаж за автоматом. Два наряда вне очереди за то, что вышел из блиндажа без оружия. Приказы надо выполнять, салага!
- Вот сволочь!
Бежалось с горы по размокшей глине тракторной дороги и в темноте, - сами знаете как. Добежал ефрейтор злой на жизнь, как бешенная собака, и ни разу не упал. У зенитной установки лежат двое наших с перерезанными глотками и один ихний, шея свернута. Оттащил Вовочка тела от лафета, проверил ленты, смахнул мокрый чехол с прицела, влез на седушку и поставил ноги на педали. Тут маленький татарин-сержантик прискакал. С бланжем под глазом и хромает. Видно, упал неудачно. За пулеметом старший не тот у кого лычек больше, а кто лучше стреляет. Будет заряжающим и прожектористом по совместительству. Натягивает любимый мамочкин сынок ефрейтор Лукин шлемофон. В наушниках голос старлея ожил:
- На месте, салага? Берешь на себя цели от выхода бухты и внутрь, а я от пляжа в центр. Понял?
- Так точно, товарищ старший лейтенант.
- Не торопись. Работай аккуратно, как на стрельбище, но патронов не жалей. Начали!
Ночной бой - скоротечен. Красная ракета, включенные прожектора и четыре бота в заливе. С одного уже десант высаживается. Вовчик нажал на педаль и пулемет сыпанул крупным калибром с восточного берега, а старлей ударил с западного. Счетверенная зенитная установка - серьезное оружие. Черт его знает, что на том последнем боте было, но рвануло так, что Вовочку чуть с позиции не снесло вместе с пулеметом и прожекторами. Те, кто из десантников уцелел: «Аллах Акбар!» и в банановую рощу, а там мины. Крови и грязного тряпья на камнях было много, а пленных мало... С утра пораньше акулы лагуну почистили. А нашим пришлось самим отмываться, пулеметы с прожекторами отдраивать и могилы копать. Половину ребят там зарыли... И Вовкиного земелю тоже. Не успел ефрейтор другу-доносчику морду начистить.
Могилы для своих копать и десантников в окопах заваливать (пригодились таки окопчики) та еще работа. Первым не выдержал зампотех. Крыша поехала. Ну им санбрат занимался. Солдатикам психологическую поддержку старлей Криничный оказывал. Кому кулаком по морде, кому стакан разведенного спирта, а кому и то и другое.
Через три дня - приказ: передать технику индонезийским военным и вернуться на Родину. Рыбацкими лодками добрались до миноносца. Как только поднялись на борт, местные солдатики локаторы в море сбросили.
Вернулись домой, и всем по бляхе на грудь, а лучше бы дембель досрочно. Толку для службы от оставшихся в живых не было никакой. А Вовочка - тот вообще с кухни носа не высовавал. В конце концов разъехались по домам, но связь не теряли. Спасибо маленькому сержанту-татарину. Убей, не вспомнить как зовут. Переписывался он со всеми и Лукину писал тоже. А однажды сообщил, что старлей Криничный погиб в Афгане. Остался прикрывать отходящую роту спецназа и, когда пришло время, подорвал себя гранатой, чтобы с живого кожу не содрали.
***
Прошло много лет. Жизни осталось с гулькин хрен и надо бы хоть что-то оставить после себя, кроме кучи грязных носков и дырявых штиблет под кроватью. Сидит Владимир Семенович за компьютером в чужой стране и пишет рассказ в виде письма маленькому сержанту-татарину. Единственному из наших с того острова, кого нашел в интернете. И вдруг на экране сообщение: «Вам новое письмо». Наверное сестра. Открывает почту, а там: «Как жизнь, салага? Поздравляю с днем защитника отечества. Старлей Сволочь». И фотка в полный рост на фоне какой-то бронемашины прилагается: высок, тощ, морда лошадиная, кулаки - кувалды. Выглядит лет на пятьдесят. Одет с иголочки, сапоги зеркального блеска, подворотничок белее снега.
Это ж как? Семенычу скоро семьдесят. Так ему должно быть за сто? Да и погиб он. Похоронен где-то на Полтавщине. И адрес какой-то странный: www.totsvetsvoloch.ru. Как это бывает - убей, не понять. Отшлепал Семеныч одним пальцем на компе ответное поздравление, выполз из кресла к бару, налил пятьдесят грамм Столичной в граненный стаканчик и чокнулся с фоткой на экране:
- За твое здоровье, старлей Криничный. Я до сих пор ненавижу тебя. Ты научил меня убивать, а учиться жить пришлось самому. Видно, и сам не умел. Не знаю, где ты сейчас и кому служишь, но пусть хоть там тебе будет хорошо.