По следам Чеслава Милоша.
Там
Да, я поехал туда и очутился в краю своих тринадцати лет. Там я был прежним, с прежним чувством пространства. Речка; дорога к дому ответвляется от главной и бежит в лес - налево, потом прямо и направо. Все изменилось - кроме направления. Словно минуло не несколько десятков, а несколько сотен лет, и меня даже не слишком занимало, прежние ли это сосны или уже новое их поколение.
Я там не прежняя, но то чувство пространства... да, возвращается с каждым разом, поэтому временами ощущаю необходимость возвращения, и возникает острое чувство тоски, когда не получается увидеть просторы перелесков, холмов, озёр….
Какая-то необходимость насытиться солнцем, вдохнуть озерную свежесть и аромат луговых трав…. Необходимость долго смотреть вдаль - блуждая среди островков и заканчивая линией дальнего берега... где сливается озеро с полосой леса….
И обязательно тёплый ветерок будет ласкать лицо и волосы, а вокруг не будет ни души… и только слышен мягкий взмах крыла низко летящего аиста….
Там - пока осталось, пока не изменилось, там то, что помнит детство, юность, там солнце всегда всплывает из-за большого холма поросшего лесом, а луна глядит прямо на крыльцо...и туман медленно покрывает низину... глотая силуэты лошадей и стогов…..
Там всегда так, пока что так…..
Поэтому, там я всегда буду чувствовать силу земли, энергию солнца и целительность воздуха и воды…..
Благодарность
Я благодарен за то, что когда-то давным-давно в маленьком деревянном костеле, окруженном дубами, меня приняли в лоно римско-католической церкви. А также за то, что прожил долгую жизнь и мог, веруя или не веруя, размышлять о своей двухтысячелетней истории.
Наверное, да, я тоже благодарна, что давным -давно в маленькой деревянной церквушке, на тёплой певучей украинской земле, меня окрестили…
И прожив ещё не такую долгую жизнь, веруя и не веруя, я размышляю о истории... но не могу ограничиться её двухтысячелетием…
Небольшой трактат о цвете
Листья дуба похожи на кожу книжного переплета. Как еще сказать о них в октябре, когда они буреют, коричневеют и словно становятся кожаными, будто только и ждут, чтобы их оправили в золото. Почему так убог наш язык, когда мы говорим о красках? Чем мы располагаем, чтобы обозначить великолепие цвета? Вот желтые листья, вот красные, и это все? Но ведь есть еще и желто-красные, и огненно-красные, и винно-красные (бордовые - что ж, значит, нет ничего лучше сравнения с вином bord е aux ?). А березы? Их листья, маленькие бледно-желтые монеты, свисают с веточек - какого цвета? сиреневого? фиолетового? (То есть от lilas - сирени или фиолетового от vi о lette - фиалки, опять эти бездарные сравнения.) Чем отличается желтизна березовых листьев от желтизны осины, сдобренной медью, которая проступает все отчетливее, пока не возьмет верх? Медный цвет? Значит, снова материальное сравнение - медь. Пожалуй, только зеленый и желтый глубоко укоренены в языке, а вот небесно-голубой взят у неба, червонно-красный происходит от червца, краски для окрашивания тканей, которую некогда делали из червей. Неужели язык так неповоротлив из-за того, что глаз не различает мелких черточек природы, если от них нет практической пользы? В октябре на полях желтеют тыквы, но на самом деле они оранжевого цвета. Почему от апельсина, orange? Сколько жителей северной страны видели апельсины? Все это пришло мне в голову потому, что описать осенние пейзажи в долине реки Коннектикут, описать точно и обыденно, не прибегая к метафорам и сравнениям, оказалось необыкновенно трудно.
Да, описывать точно и обыденно , не прибегая к метафорам и сравнениям, не используя образов, и трудно и невозможно, когда перед глазами такое прекрасное буйство осенних красок….
Потому что пятак не просто падает на мостовую, он звенит и подпрыгивает, он сверкает медью на солнце, да и падает не на просто мостовую, а на раскаленную, дышащую летним зноем мостовую… Только так мастер слова будет описывать обыденность момента….
И только так можно воспринимать всю цветовую гамму - образно, сочно, с чувством….и под влиянием предшествующих восприятий ….
Прощайте, острова!
Пронизанное поэзией слово “остров” манит, притягивает, обещает. Жюль-верновский “Таинственный остров” - прекрасное название, но таинствен любой остров. Даже для мореходов-греков, островных жителей; ведь приключения Одиссея - путешествие от острова к острову, и каждый остров замечателен по-своему. На одном живут циклопы, на другом обитает бог ветров Эол; остров Эя принадлежит богине Кирке, способной превращать людей в свиней, а на Тринакрии пасутся быки бога Гелиоса. В конце концов Одиссей попадает на Огигию, остров нимфы Калипсо, которая так его полюбила, что удерживала у себя семь лет и подарила ему бессмертие, но странник не перестал тосковать по родной Итаке и бессмертной нимфе предпочел свою смертную жену Пенелопу. Судьба его меняется, когда он наконец доплывает до острова царя феаков - по преданию, это мог быть Коркира, или Корфу. И я, пришелец с севера, очутившись на Корфу, отправился к тому заливчику, куда, выбиваясь из сил, вплавь, уже без своего плота, добрался Одиссей. Реки, в которой стирала белье царевна Навсикая, я не нашел.
В культурном сознании европейцев живет миф островов Блаженства, возможно, притягательных именно тем, что они отделены водой от истории. На картине Ватто “Паломничество на Киферу”, то есть на остров Афродиты, аристократы и их дамы собираются в путешествие - в самую пору, как раз перед революцией. Но идеальное общество иногда тоже размещают на острове, как это сделал Томас Мор, назвавший такой остров Утопией, и Красицкий, у которого остров зовется Ниппу. Только на острове мог творить чудеса Просперо в шекспировской “Буре”, и только там знаки чародейской книги заставляли повиноваться служивших ему Ариэля и Калибана. Начиная с “Робинзона Крузо”, необитаемый остров, мечта каждого, кому слишком досадило человечество, находил горячий отклик в сердцах читателей. На островах прятали свои сокровища пираты. “Островом сокровищ” Стивенсона считают маленький островок неподалеку от чуть большего, Тортолы, в архипелаге британских Виргинских островов. На протяжении нескольких последних столетий зреет миф о беззаботной жизни первобытных островных обитателей: пальмы, солнце, синее море - что еще нужно? Созданию этого мифа способствовал американский писатель Герман Мелвилл, который в молодости, плавая матросом на китобойном судне, сбежал с корабля и провел несколько счастливых месяцев среди кротких людоедов на одном из Маркизских островов. В романах, а в двадцатом веке в фильмах (помню “Белые тени”!) раз за разом оживают слащавые мечты, уже припечатанные пародией: “На острове Таити /жил негр Тити-Мити, / жена его Фаити /и попугай Кеке”. (Откуда это взялось? Вряд ли кто помнит.)
Но и до островов наконец добрался мощный туристический бизнес и завалил нас заманчивыми рекламными проспектами. На вторую половину века приходится, пожалуй, наибольшее число поездок на острова, где возведены огромные фешенебельные отели. Поток туристов уже достиг или вот-вот достигнет предела, если судить по тому, во что превращаются - и довольно быстро - эти кусочки суши. Мне случилось оказаться в гуще уличного движения в час пик на одном из островов французской Антилии. Совсем как в Париже.
А как мне хочется сказать - здравствуйте острова !
В Корфу я влюбилась после сериала о Даррелле, (о книжных образах я уж и не говорю), хотя и осознаю, что не увижу того острова его детства , даже если посещу эти места... Корфу стал действительно туристическим, как и множество других, ранее уникальных своею непосредственной природной девственностью, островов…
Но остались, остались ещё не тронутые…
И есть Райские острова, где температура постоянно 25 градусов, где нет хищников и опасных насекомых….
И побыть "островитянкой с далёких островов", хотя бы мгновение, не в душе, а на яву, очень хочется :)
Да, я поехал туда и очутился в краю своих тринадцати лет. Там я был прежним, с прежним чувством пространства. Речка; дорога к дому ответвляется от главной и бежит в лес - налево, потом прямо и направо. Все изменилось - кроме направления. Словно минуло не несколько десятков, а несколько сотен лет, и меня даже не слишком занимало, прежние ли это сосны или уже новое их поколение.
Я там не прежняя, но то чувство пространства... да, возвращается с каждым разом, поэтому временами ощущаю необходимость возвращения, и возникает острое чувство тоски, когда не получается увидеть просторы перелесков, холмов, озёр….
Какая-то необходимость насытиться солнцем, вдохнуть озерную свежесть и аромат луговых трав…. Необходимость долго смотреть вдаль - блуждая среди островков и заканчивая линией дальнего берега... где сливается озеро с полосой леса….
И обязательно тёплый ветерок будет ласкать лицо и волосы, а вокруг не будет ни души… и только слышен мягкий взмах крыла низко летящего аиста….
Там - пока осталось, пока не изменилось, там то, что помнит детство, юность, там солнце всегда всплывает из-за большого холма поросшего лесом, а луна глядит прямо на крыльцо...и туман медленно покрывает низину... глотая силуэты лошадей и стогов…..
Там всегда так, пока что так…..
Поэтому, там я всегда буду чувствовать силу земли, энергию солнца и целительность воздуха и воды…..
Благодарность
Я благодарен за то, что когда-то давным-давно в маленьком деревянном костеле, окруженном дубами, меня приняли в лоно римско-католической церкви. А также за то, что прожил долгую жизнь и мог, веруя или не веруя, размышлять о своей двухтысячелетней истории.
Наверное, да, я тоже благодарна, что давным -давно в маленькой деревянной церквушке, на тёплой певучей украинской земле, меня окрестили…
И прожив ещё не такую долгую жизнь, веруя и не веруя, я размышляю о истории... но не могу ограничиться её двухтысячелетием…
Небольшой трактат о цвете
Листья дуба похожи на кожу книжного переплета. Как еще сказать о них в октябре, когда они буреют, коричневеют и словно становятся кожаными, будто только и ждут, чтобы их оправили в золото. Почему так убог наш язык, когда мы говорим о красках? Чем мы располагаем, чтобы обозначить великолепие цвета? Вот желтые листья, вот красные, и это все? Но ведь есть еще и желто-красные, и огненно-красные, и винно-красные (бордовые - что ж, значит, нет ничего лучше сравнения с вином bord е aux ?). А березы? Их листья, маленькие бледно-желтые монеты, свисают с веточек - какого цвета? сиреневого? фиолетового? (То есть от lilas - сирени или фиолетового от vi о lette - фиалки, опять эти бездарные сравнения.) Чем отличается желтизна березовых листьев от желтизны осины, сдобренной медью, которая проступает все отчетливее, пока не возьмет верх? Медный цвет? Значит, снова материальное сравнение - медь. Пожалуй, только зеленый и желтый глубоко укоренены в языке, а вот небесно-голубой взят у неба, червонно-красный происходит от червца, краски для окрашивания тканей, которую некогда делали из червей. Неужели язык так неповоротлив из-за того, что глаз не различает мелких черточек природы, если от них нет практической пользы? В октябре на полях желтеют тыквы, но на самом деле они оранжевого цвета. Почему от апельсина, orange? Сколько жителей северной страны видели апельсины? Все это пришло мне в голову потому, что описать осенние пейзажи в долине реки Коннектикут, описать точно и обыденно, не прибегая к метафорам и сравнениям, оказалось необыкновенно трудно.
Да, описывать точно и обыденно , не прибегая к метафорам и сравнениям, не используя образов, и трудно и невозможно, когда перед глазами такое прекрасное буйство осенних красок….
Потому что пятак не просто падает на мостовую, он звенит и подпрыгивает, он сверкает медью на солнце, да и падает не на просто мостовую, а на раскаленную, дышащую летним зноем мостовую… Только так мастер слова будет описывать обыденность момента….
И только так можно воспринимать всю цветовую гамму - образно, сочно, с чувством….и под влиянием предшествующих восприятий ….
Прощайте, острова!
Пронизанное поэзией слово “остров” манит, притягивает, обещает. Жюль-верновский “Таинственный остров” - прекрасное название, но таинствен любой остров. Даже для мореходов-греков, островных жителей; ведь приключения Одиссея - путешествие от острова к острову, и каждый остров замечателен по-своему. На одном живут циклопы, на другом обитает бог ветров Эол; остров Эя принадлежит богине Кирке, способной превращать людей в свиней, а на Тринакрии пасутся быки бога Гелиоса. В конце концов Одиссей попадает на Огигию, остров нимфы Калипсо, которая так его полюбила, что удерживала у себя семь лет и подарила ему бессмертие, но странник не перестал тосковать по родной Итаке и бессмертной нимфе предпочел свою смертную жену Пенелопу. Судьба его меняется, когда он наконец доплывает до острова царя феаков - по преданию, это мог быть Коркира, или Корфу. И я, пришелец с севера, очутившись на Корфу, отправился к тому заливчику, куда, выбиваясь из сил, вплавь, уже без своего плота, добрался Одиссей. Реки, в которой стирала белье царевна Навсикая, я не нашел.
В культурном сознании европейцев живет миф островов Блаженства, возможно, притягательных именно тем, что они отделены водой от истории. На картине Ватто “Паломничество на Киферу”, то есть на остров Афродиты, аристократы и их дамы собираются в путешествие - в самую пору, как раз перед революцией. Но идеальное общество иногда тоже размещают на острове, как это сделал Томас Мор, назвавший такой остров Утопией, и Красицкий, у которого остров зовется Ниппу. Только на острове мог творить чудеса Просперо в шекспировской “Буре”, и только там знаки чародейской книги заставляли повиноваться служивших ему Ариэля и Калибана. Начиная с “Робинзона Крузо”, необитаемый остров, мечта каждого, кому слишком досадило человечество, находил горячий отклик в сердцах читателей. На островах прятали свои сокровища пираты. “Островом сокровищ” Стивенсона считают маленький островок неподалеку от чуть большего, Тортолы, в архипелаге британских Виргинских островов. На протяжении нескольких последних столетий зреет миф о беззаботной жизни первобытных островных обитателей: пальмы, солнце, синее море - что еще нужно? Созданию этого мифа способствовал американский писатель Герман Мелвилл, который в молодости, плавая матросом на китобойном судне, сбежал с корабля и провел несколько счастливых месяцев среди кротких людоедов на одном из Маркизских островов. В романах, а в двадцатом веке в фильмах (помню “Белые тени”!) раз за разом оживают слащавые мечты, уже припечатанные пародией: “На острове Таити /жил негр Тити-Мити, / жена его Фаити /и попугай Кеке”. (Откуда это взялось? Вряд ли кто помнит.)
Но и до островов наконец добрался мощный туристический бизнес и завалил нас заманчивыми рекламными проспектами. На вторую половину века приходится, пожалуй, наибольшее число поездок на острова, где возведены огромные фешенебельные отели. Поток туристов уже достиг или вот-вот достигнет предела, если судить по тому, во что превращаются - и довольно быстро - эти кусочки суши. Мне случилось оказаться в гуще уличного движения в час пик на одном из островов французской Антилии. Совсем как в Париже.
А как мне хочется сказать - здравствуйте острова !
В Корфу я влюбилась после сериала о Даррелле, (о книжных образах я уж и не говорю), хотя и осознаю, что не увижу того острова его детства , даже если посещу эти места... Корфу стал действительно туристическим, как и множество других, ранее уникальных своею непосредственной природной девственностью, островов…
Но остались, остались ещё не тронутые…
И есть Райские острова, где температура постоянно 25 градусов, где нет хищников и опасных насекомых….
И побыть "островитянкой с далёких островов", хотя бы мгновение, не в душе, а на яву, очень хочется :)