Петропавел осторожно и не полностью повернулся и стыдливо представился. То, как представились ему, потрясло Петропавла.
- Белое Безмозглое, - отрекомендовалось существо.
- Вы это серьезно? - спросил он.
- Не деликатный вопрос, - заметило Белое Безмозглое.
- Извините… Мне просто стало интересно, почему Вас так назвали.
Белое Безмозглое пожало плечами:
- Можно подумать, что называют обязательно почему‑то! Обычно называют нипочему - просто так, от нечего делать.
- Белое Безмозглое… - с ужасом повторил Петропавел.
- Да, это имя собственное. То есть мое собственное. Но не подумайте, что у меня нет мозгов: у меня мозгов полон рот! А имя… что ж, имя - только имя: от него не требуется каким‑то образом представлять своего носителя… Асимметричный дуализм языкового знака.
- Что‑о‑о? - Петропавел во все глаза уставился на Белое Безмозглое. Оно зевнуло.
- Фердинанд де Соссюр.
Это заявление сразило Петропавла намертво. Он подождал объяснений, но не дождался. Белое Безмозглое тупо глядело на него, все еще не имея никакого выражения лица.
- Что это значит? - пришлось наконец спросить Петропавлу.
- А зачем Вам знать? - опять зевнуло Белое Безмозглое. - Ведь имена узнают, чтобы употреблять их. Вы же не собираетесь употреблять это имя? Стало быть, и знать его незачем. Язык… - зевнув в очередной раз. Белое Безмозглое внезапно уснуло.
Петропавел выждал приличное время и наконец тихонько дотронулся до сети:
- Простите, Вы хотели что‑то сказать?
- По поводу чего? - поинтересовалось Белое Безмозглое.
- По поводу… кажется, по поводу языка.
- А‑а, язык… Язык страшно несовершенен! Как это говорят… - тут Белое Безмозглое опять погрузилось в сон.
- Как это говорят? - подтолкнул его Петропавел.
- Да по‑разному говорят. Говорят, например, так: «Парадокс общения в том и состоит, что можно высказаться на языке и тем не менее быть понятым». Это очень смешно, - без тени улыбки закончило Белое Безмозглое, засыпая.
«Вот наказание! - с досадой подумал Петропавел. - Оно засыпает каждую минуту!» Размышляя о том, как бы разбудить Белое Безмозглое на более долгий срок, он заметил некоторую несообразность в ее (или его) облике: казалось, что сеть была просто скатана в какое‑то подобие тюка и что при этом в тюке ничего не было. Лицо Белого Безмозглого производило такое же странное впечатление: лица, собственно, не имелось, а все, что имелось в качестве лица, было нарисовано - непонятно только, на чем… Петропавлу сделалось жутковато - и он довольно грубо толкнул Белое Безмозглое. Оно очнулось.
- Я что‑то начало объяснять?.. Видите ли, я засыпаю исключительно тогда, когда приходится что‑нибудь кому‑нибудь объяснять или, наоборот, выслушивать чьи‑нибудь объяснения. Мне сразу становится страшно скучно… По‑моему, это самое бессмысленное занятие на свете - объяснять. Не говоря уже о том, чтобы выслушивать объяснения.
- А вот я, - заявил Петропавел, - благодарен каждому, кто готов объяснить мне хоть что‑то - все равно что.
Белое Безмозглое с сожалением поглядело на него: это было первое из уловимых выражение лица.
- Бедный! - сказало оно. - Наверное, Вы ничего‑ничего не знаете, а стремитесь к тому, чтобы знать все. Я встречалось с такими - всегда хотелось надавать им каких‑нибудь детских книжек… или по морде. Мокрой сетью. Книжек у меня при себе нет, а вот… Хотите по морде? Правда, сеть уже высохла - так что вряд ли будет убедительно.
- Зачем это - по морде? - решил сначала все‑таки спросить Петропавел.
- Самый лучший способ объяснения. Интересно, что потом уже человек все понимает сам. И никогда больше не требует объяснений - ни по какому поводу!.. И не думает, будто словами можно что‑нибудь объяснить. У Вас были учителя? - неожиданно спросило Белое Безмозглое.
- Конечно, - смешался Петропавел. - Были и… и есть. Как у всех.
- Да‑да… - рассеянно подхватило Белое Безмозглое. - Терпеть не могу учителей. Они всегда прикидываются, будто что‑то объясняют, а на самом деле ничегошеньки не объясняют.
- Ну, не скажите! - вступился Петропавел за всех учителей сразу.
- А вот скажу! - воскликнуло Белое Безмозглое. - Я еще и не такое скажу!.. - Даже переживая какую‑нибудь эмоцию, оно оставалось почти неподвижным. - Для меня достаточно того, что при объяснении они пользуются словами: одно это гарантирует им полный провал.
- Чем же, по‑Вашему, надо пользоваться при объяснении?
Белое Безмозглое не задумываясь ответило:
- Мокрой сетью. Исключительно эффективно. А слова… - Белое Безмозглое подозрительно зевнуло, - все суета и асимметричный дуализм языкового знака.
Определенно надо было предпринимать какие‑то действия, чтобы выведать у Белого Безмозглого хотя бы минимальные сведения об этом асимметричном дуализме.
- М‑м… - попробовал начать он, - но ведь асимметричный дуализм языкового знака, как Вы его называете… - этим, наверное, еще не исчерпывается наше знание о мире…
- Исчерпывается, - лаконично возразило Белое Безмозглое и уснуло, успев повторить только: - Фердинанд де Соссюр… Тут Петропавел прямо‑таки рассвирепел.
- Проснитесь! - заорал он. - Сколько можно спать!
Белое Безмозглое проснулось и сказало:
- Не злитесь. Злоба - не воробей: выпустишь - не поймаешь.
- Тогда немедленно объясните мне про дуализм и про Фердинанда! - отчеканил Петропавел.
Белое Безмозглое вздрогнуло и испуганно залепетало что‑то нечленораздельное, но мгновенно впало в такой глубокий сон, что со страху, должно быть, захрапело, как солдат.
- Ну, ладно! - зловеще произнес Петропавел. - Тогда держитесь! - Он ухватился за свободный конец сети и с некоторым трудом перевернул тяжелое Белое Безмозглое вверх ногами. Потом прицепил сеть к толстому суку дуба на окраине поляны. Через непродолжительное время, - видимо, от ощущения неловкости в теле - Белое Безмозглое проснулось и поинтересовалось:
- Что это со мной?
- Вы висите на дереве и сейчас объясните мне то, о чем я Вас просил.
Белое Безмозглое тут же попыталось уснуть, но положение тела обязывало бодрствовать, и, не сумев опочить, оно тихо и безутешно заплакало.
- Объясняйте! - приказал неумолимый Петропавел. ‑Объясняйте - и я верну Вас на Ваш пень.
- Ну… - принялось ерзать зареванное уже Белое Безмозглое, - это понятие, асимметричный дуализм языкового знака, введено одним лингвистом швейцарским, которого звали Фердинанд де Соссюр… Он рассматривал языковой знак ‑допустим, слово - как единство означающего и означаемого… то есть формы… внешней оболочки знака… собственно звуков… и смысла… Хватит?
- Мало, - отрезал Петропавел.
- Между формой знака и его смыслом отношения асимметричные! - взревело Белое Безмозглое. - Название никогда не раскрывает сущности предмета, никогда не покрывает смысла!.. - На Белое Безмозглое невыносимо было смотреть: глаза на его сильно набеленном лице постоянно закрывались и открывались, голова то безжизненно повисала, то вновь поднималась кверху. Борьба с подступавшим сном была, по‑видимому, крайне мучительной. Петропавел отвернулся и принялся разглядывать куст.
- Подробнее! - офицерским голосом скомандовал он, сам удивляясь своей жестокости.
Заплетающимся языком Белое Безмозглое бормотало уже чуть слышно:
- Что ж тут подробнее… Если название не раскрывает сущности предмета… бессмысленно пытаться объяснять что бы то ни было с помощью названий… Имена условны… Они не воссоздают предметного мира… Они создают свой мир… это мир имен… мир слов… Их придумали, чтобы обмениваться словами, а не предметами… предметы бывают тяжелыми… они не всегда под рукой… ногой… головой… - и Белое Безмозглое прикинулось уснувшим.