Проститутка
Проститутка
-Идёт! Уже идёт!- шумит толпа у моего подъезда. Незнакомые люди смеются и показывают на меня пальцем.
-Бог, ты мой, что за веселье? Почему они ждут меня?
Небритые толстые мужики, кричат на не понятном мне иврите и задирают вверх головы.
-Мамочка родная, окна моей съёмной квартиры, распахнуты. Что-то случилось дома?!
Похолодев от ужаса, поднимаюсь на четвёртый этаж: дверь настежь. По квартире гуляет ветер - и никого.
Где сын?! Уходя на работу я оставила его со своей двоюродной сестрой, двадцатипятилетней красавицей. На ватных ногах снова спускаюсь на улицу. Толпа празднует. Меня хватают за руки, пятеро потных парней и засовывают в машину.
Ничего не понимаю…- поеду! Может быть что-то прояснится. Парни очень довольны «В полицию, в полицию!», кричат они, радостно брызгая слюной. Всю дорогу расчесываются, наедятся на «тмуна бэ итон» (на фотографию в газете). Показывают в мою сторону: - «Зона» (т. е. проститутка).
Чёрти что!
Я в полицейском участке, в одной из комнат за приоткрытой дверью вижу своего пятилетнего сына. Он сидит на столе и пьёт из чашки. Опрометью к нему, но меня не пускают, хватают за руки, ведут дальше. Но на сердце легче, значит, с малышом ничего не случилось. За столом писарь в форме и ещё двое мужчин. Один из них переводчик. Я в Израиле всего месяц, и на иврите пока не говорю.
- Сколько времени ты занимаешься проституцией? - спрашивает переводчик, бесстрастно глядя мне в глаза.
Я опешила: Чееем?!
- То, что ты проститутка нам известно давно.
-Давно?! От изумления теряю дар речи.
- Не отрицай, это бесполезно.
Железный голос, глаза пуговицы и тупая неумолимость. Всё в лучших традициях Сталинского времени.
Но я пытаюсь улыбнуться: - Разве я похожа на проститутку?
-Ты и есть проститутка, а проститутки в нашей стране не имеют права воспитывать детей.
Услышав про ребёнка я запаниковала: - Я не проститутка, честное слово!
-Что у тебя в кошельке?
-Чек на сумму двести пятьдесят шекелей. Мне только сегодня хозяин дал его за работу. Я подрабатываю в его мастерской по четыре часа в день.
- Врёшь! Это оплата клиента за услуги проститутки.
-Но позвоните к нему, на чеке есть телефон.
После звонка мне сообщают. Твой хозяин, подтвердил, что дал этот чек, и сказал, что больше ты у него не работаешь.
От обиды на душе стало кисло. Но мне важно выйти отсюда с сыном.
Однако допрос не прекратился. Мне настойчиво продолжают внушать, что я проститутка и почему-то обязательно должна в этом сознаться. Я сижу здесь уже часа четыре и твержу:- Никакая я не проститутка.
Может, стоит, наконец, плюнуть: - чёрт с вами, проститутка, так проститутка! Но я помню, что в Израиле проститутки не имеют права воспитывать детей. А об Израильских «маклях» с детьми, я уже наслышана.
Наконец полицейским это надоедает. Ко мне подходит румяный здоровяк в форме хватает за руку и заламывает её. Мне не очень больно, увалень старается меня не повредить. (А ведь мог бы прихлопнуть одной левой). Но чего вдруг он напал?! И обидно, мурыжили- мурыжили, а теперь, значит, пугать? От досады я впиваюсь зубами в его толстое запястье, (оно оказалось как раз у моего рта.) Здоровяк, по щенячьи взвизгнул, и ударил т кулаком в глаз. Больно! Под глазом тут же налился синяк. Полицейские в смятенье. На меня второпях надели наручники (самые настоящие), и быстро повели по коридору, машина и… тюрьма. Камера предварительного заключения.
За что?! За укус полицейского?! Так он же на меня, ни с того, ни с сего…
Но страх за сына, уже не гложет моё сердце, а раздирает его когтями.
Куда я попала?! В России была «комсомолка, спортсменка, красавица», а тут, нате вам… проститутка? Вот вам и правовое государство, «Историческая родина».
Сначала я металась по камере как пойманный зверь. Я никого не замечала. И вдруг обнаружила, что здесь не одна. Нары полны (как выяснилось), самыми настоящими проститутками. Девушки были из разных республик Советского Союза, и говорили по- русски. Одна только, самая старшая была «местной» и знала и иврит и русский. (родом из грузинских евреек). Она не была проституткой, но хуже - наркоманкой. Измождённое, психованное существо, непрестанно плевала под кровать, и изводила всех матами и ломкой, (как потом выяснилось, за дозу она рассказывала полицейским о тех, кто их интересовал. Так в этой камере и жила).
Я в настоящей тюрьме с настоящими проститутками! И это не сон!
Неведение, о том, что произошло дома, что будет с сыном и со мной, совсем меня измучило. Я не могла усидеть на месте и наматывала по камере километры. Девушки сочувствовали мне и терпели. Они давно уже знали друг-друга, у каждой была своя история. Бедняги не могли объяснить зачем им такая жизнь. В их красивых головках был полный кавардак. О своей работе они говорили буднично и много. Они знали, что после суда их депортируют в Россию, а через месяц-другой снова приедут на «работу» в Израиль. Не одна из них не рыдала по своей «загубленной жизни». Одну ждал дома ребёнок, другая копила на квартиру, третьей просто нравилась такая жизнь. Мне они не были противны, хотя почти все имели склочный характер. Измаявшись, я слушала их щебет: говорили они о себе открыто, ничуть не смущаясь.
Все ждали, суда… Через неделю девушек отправили на родину, наркоманка осталась ждать следующей «партии», моё «дело» закрыли за неимением основания, и выпустили из тюрьмы. Оказывается я сидела (как потом поняла), из - за синяка… Я ведь могла поднять бучу: «избиение в полицейском участке», и доказательство - синяк под глазом. Полицейские не нашли ничего лучше, чем закрыть меня в тюрьме, что бы дождаться, когда доказательство само исчезнет. Но они напрасно волновались, я ничего не знала о своих правах в этом «Демократическом» Государстве, и сидела тихо.
Вернувшись домой, я нашла обескураженную двоюродную сестру. Ребёнок мой был забран социальными работниками в интернат. Алла рассказала мне подробности случившегося.
Когда я пошла на работу, она уложила малыша спать, а сама убежала, (как уверяет, совсем не на долго) на свидание.
Парень мой проснулся, открыл окно и стал смотреть на улицу. В России он всегда так коротал время. Мы жили с ним вдвоём, и если я отлучалась в магазин, он выходил на балкон и «общался с народом». Жили мы на первом этаже, и возвращаясь с сумками, я видела у окна очередную добрую тётю, которая успокаивала мальчика: - Вон, уже бежит твоя мамка.
И на этот раз пятилетний оратор обратился «с трибуны» к народу.
- Дя-дя! Тё-тя!
- Мальчик, где твоя мама?
- Её нет дома.
- Ты один?
- Один.
И началось… В полицию сообщили, что ребёнок собирается спрыгнуть с окна и закончить жизнь самоубийством. Мать у него, ну конечно же проститутка. Из России все разведёнки-проститутки, а мужики, естественно, мафия.
Местные предпочитают думать о приезжих «русских» плохо, и до смерти любят мелодрамы.
Приехали полиция, пожарная, скорая помощь, Ребёнка «спасли», проникнув в квартиру, через открытое окно. Народ радовался не на шутку. Замечательное развлечение!
После того, как машины покинули место «предотвращённого самоубийства», с работы вернулась уставшая мать - проститутка. А дальше вы знаете…
Это история продолжалась ещё долго. Что бы вернуть сына, мне пришлось несколько раз доказывать в суде, «что я не верблюд» и тем более не проститутка.
-Идёт! Уже идёт!- шумит толпа у моего подъезда. Незнакомые люди смеются и показывают на меня пальцем.
-Бог, ты мой, что за веселье? Почему они ждут меня?
Небритые толстые мужики, кричат на не понятном мне иврите и задирают вверх головы.
-Мамочка родная, окна моей съёмной квартиры, распахнуты. Что-то случилось дома?!
Похолодев от ужаса, поднимаюсь на четвёртый этаж: дверь настежь. По квартире гуляет ветер - и никого.
Где сын?! Уходя на работу я оставила его со своей двоюродной сестрой, двадцатипятилетней красавицей. На ватных ногах снова спускаюсь на улицу. Толпа празднует. Меня хватают за руки, пятеро потных парней и засовывают в машину.
Ничего не понимаю…- поеду! Может быть что-то прояснится. Парни очень довольны «В полицию, в полицию!», кричат они, радостно брызгая слюной. Всю дорогу расчесываются, наедятся на «тмуна бэ итон» (на фотографию в газете). Показывают в мою сторону: - «Зона» (т. е. проститутка).
Чёрти что!
Я в полицейском участке, в одной из комнат за приоткрытой дверью вижу своего пятилетнего сына. Он сидит на столе и пьёт из чашки. Опрометью к нему, но меня не пускают, хватают за руки, ведут дальше. Но на сердце легче, значит, с малышом ничего не случилось. За столом писарь в форме и ещё двое мужчин. Один из них переводчик. Я в Израиле всего месяц, и на иврите пока не говорю.
- Сколько времени ты занимаешься проституцией? - спрашивает переводчик, бесстрастно глядя мне в глаза.
Я опешила: Чееем?!
- То, что ты проститутка нам известно давно.
-Давно?! От изумления теряю дар речи.
- Не отрицай, это бесполезно.
Железный голос, глаза пуговицы и тупая неумолимость. Всё в лучших традициях Сталинского времени.
Но я пытаюсь улыбнуться: - Разве я похожа на проститутку?
-Ты и есть проститутка, а проститутки в нашей стране не имеют права воспитывать детей.
Услышав про ребёнка я запаниковала: - Я не проститутка, честное слово!
-Что у тебя в кошельке?
-Чек на сумму двести пятьдесят шекелей. Мне только сегодня хозяин дал его за работу. Я подрабатываю в его мастерской по четыре часа в день.
- Врёшь! Это оплата клиента за услуги проститутки.
-Но позвоните к нему, на чеке есть телефон.
После звонка мне сообщают. Твой хозяин, подтвердил, что дал этот чек, и сказал, что больше ты у него не работаешь.
От обиды на душе стало кисло. Но мне важно выйти отсюда с сыном.
Однако допрос не прекратился. Мне настойчиво продолжают внушать, что я проститутка и почему-то обязательно должна в этом сознаться. Я сижу здесь уже часа четыре и твержу:- Никакая я не проститутка.
Может, стоит, наконец, плюнуть: - чёрт с вами, проститутка, так проститутка! Но я помню, что в Израиле проститутки не имеют права воспитывать детей. А об Израильских «маклях» с детьми, я уже наслышана.
Наконец полицейским это надоедает. Ко мне подходит румяный здоровяк в форме хватает за руку и заламывает её. Мне не очень больно, увалень старается меня не повредить. (А ведь мог бы прихлопнуть одной левой). Но чего вдруг он напал?! И обидно, мурыжили- мурыжили, а теперь, значит, пугать? От досады я впиваюсь зубами в его толстое запястье, (оно оказалось как раз у моего рта.) Здоровяк, по щенячьи взвизгнул, и ударил т кулаком в глаз. Больно! Под глазом тут же налился синяк. Полицейские в смятенье. На меня второпях надели наручники (самые настоящие), и быстро повели по коридору, машина и… тюрьма. Камера предварительного заключения.
За что?! За укус полицейского?! Так он же на меня, ни с того, ни с сего…
Но страх за сына, уже не гложет моё сердце, а раздирает его когтями.
Куда я попала?! В России была «комсомолка, спортсменка, красавица», а тут, нате вам… проститутка? Вот вам и правовое государство, «Историческая родина».
Сначала я металась по камере как пойманный зверь. Я никого не замечала. И вдруг обнаружила, что здесь не одна. Нары полны (как выяснилось), самыми настоящими проститутками. Девушки были из разных республик Советского Союза, и говорили по- русски. Одна только, самая старшая была «местной» и знала и иврит и русский. (родом из грузинских евреек). Она не была проституткой, но хуже - наркоманкой. Измождённое, психованное существо, непрестанно плевала под кровать, и изводила всех матами и ломкой, (как потом выяснилось, за дозу она рассказывала полицейским о тех, кто их интересовал. Так в этой камере и жила).
Я в настоящей тюрьме с настоящими проститутками! И это не сон!
Неведение, о том, что произошло дома, что будет с сыном и со мной, совсем меня измучило. Я не могла усидеть на месте и наматывала по камере километры. Девушки сочувствовали мне и терпели. Они давно уже знали друг-друга, у каждой была своя история. Бедняги не могли объяснить зачем им такая жизнь. В их красивых головках был полный кавардак. О своей работе они говорили буднично и много. Они знали, что после суда их депортируют в Россию, а через месяц-другой снова приедут на «работу» в Израиль. Не одна из них не рыдала по своей «загубленной жизни». Одну ждал дома ребёнок, другая копила на квартиру, третьей просто нравилась такая жизнь. Мне они не были противны, хотя почти все имели склочный характер. Измаявшись, я слушала их щебет: говорили они о себе открыто, ничуть не смущаясь.
Все ждали, суда… Через неделю девушек отправили на родину, наркоманка осталась ждать следующей «партии», моё «дело» закрыли за неимением основания, и выпустили из тюрьмы. Оказывается я сидела (как потом поняла), из - за синяка… Я ведь могла поднять бучу: «избиение в полицейском участке», и доказательство - синяк под глазом. Полицейские не нашли ничего лучше, чем закрыть меня в тюрьме, что бы дождаться, когда доказательство само исчезнет. Но они напрасно волновались, я ничего не знала о своих правах в этом «Демократическом» Государстве, и сидела тихо.
Вернувшись домой, я нашла обескураженную двоюродную сестру. Ребёнок мой был забран социальными работниками в интернат. Алла рассказала мне подробности случившегося.
Когда я пошла на работу, она уложила малыша спать, а сама убежала, (как уверяет, совсем не на долго) на свидание.
Парень мой проснулся, открыл окно и стал смотреть на улицу. В России он всегда так коротал время. Мы жили с ним вдвоём, и если я отлучалась в магазин, он выходил на балкон и «общался с народом». Жили мы на первом этаже, и возвращаясь с сумками, я видела у окна очередную добрую тётю, которая успокаивала мальчика: - Вон, уже бежит твоя мамка.
И на этот раз пятилетний оратор обратился «с трибуны» к народу.
- Дя-дя! Тё-тя!
- Мальчик, где твоя мама?
- Её нет дома.
- Ты один?
- Один.
И началось… В полицию сообщили, что ребёнок собирается спрыгнуть с окна и закончить жизнь самоубийством. Мать у него, ну конечно же проститутка. Из России все разведёнки-проститутки, а мужики, естественно, мафия.
Местные предпочитают думать о приезжих «русских» плохо, и до смерти любят мелодрамы.
Приехали полиция, пожарная, скорая помощь, Ребёнка «спасли», проникнув в квартиру, через открытое окно. Народ радовался не на шутку. Замечательное развлечение!
После того, как машины покинули место «предотвращённого самоубийства», с работы вернулась уставшая мать - проститутка. А дальше вы знаете…
Это история продолжалась ещё долго. Что бы вернуть сына, мне пришлось несколько раз доказывать в суде, «что я не верблюд» и тем более не проститутка.