Братишки и Аглая. продолжения графоманства. часть третья
1
2
К середине учебы я стала подозревать, что преподаватели наши либо не умеют учить либо сами не очень хорошо представляют правила, законы и методики научения. Хотя теоретически мы эти методики начали учить самым обширным образом. Методистка была дама с обширной грудью, в платьях джерси и с пронзительным попугайским голосом. На первых же занятиях она отчеканила формулу - вы не должны хорошо рисовать, вы должны хорошо преподавать, как рисовать.
Мы записывали бесконечные формулировки, изучали бессмысленные упражнения и все время пытались связать проведение линий с каким-то посторонними воспитательными задачами.
Братство наше пережило кучу авралов, списывания конспектов, Шура-Ветка притворно бранясь, все же делилась с "Ванькой" запасным чистым натянутым планшетом, я добровольно варила сосиски и делала чай, когда они за меня сочиняли тошнотворные тексты для курсовых по педагогике - все на той же тахте в комнате близнецов.
А потом я вдруг устала от них. От дурацкой игры в братишек, от притворятельства будто мы мальчишки, от делания всего вместе... У каждой из них были на меня какие-то планы, и предложение дать мне побыть одной обе восприняли тяжело. Анька внезапно обвинила меня в том, что я хвастаюсь успехом у мужчин, чтобы досадить ей и расстроить - я же знаю, что у нее никак не получается с Виктором с четвертого курса. С Виктором у нее был пылкий виртуальный роман. Каждый день она приносилась и говорила - боже, вчера я небрежно сказала в столовке, что не пойду на вечер импровизаций, он был там и сделал вид, что не слышал. А сегодня когда я зашла в дверь, он был у библиотеки, отвернулся и смотрел в окно, а потом достал тетради и просматривал. Из дверей вышла эта дылда Галина и он с нею ушел, потому что уже звонок прозвенел. Это он специально так отворачивался и с Галкой ушел - чтобы я ревновала, потому что он расстроен, что я не приду на вечер
Я была уверена, что Виктор даже не подозревает о том, что он выделывал такие хитрые маневры, чтобы дать Аньке что-то знать. Накануне я не выдержала и на перессказ Аньки:.. два раза посмотрел на меня у деканата, три раза делал вид, что смотрит расписание, но сам нарочно приходил, потому что у нас аудитория на этом этаже, один раз поднял мне упавший планшет... - добавила: и два раза сказал "проходите, проходите, тут дует"
Анька надулась. Тут на следующий день я объявила ей об уходе. Она ругалась, упрекала, выгнала меня из комнаты, а на следующий день объявила, что рыдала в своей белой горенке, пока у нее не поднялась температура до 39.
С Веткой сцена была не менее душераздирающая. Она пошла меня провожать и тоже начала плакать, нос у нее стал красный, коса растрепалась, что-то она говорила про то, что не была достаточно тактичной ко мне и внимательной. Я честно недоумевала, откуда взялись эти страсти. Мне стало еще душнее и тоскливее, хотелось сбежать все сильнее. Пусть бы они нашли наконец себе настояших "братишек" и немного разнообразили жизнь.
На свободе оказалось хорошо. Не нужно беспрерывно говорить, все время ходить толпой. Я побыла так совсем недолго и ко мне вдруг приблизилась Аглая. Ее внезапное дружелюбие пролилось на меня щедрым дождем. Она позвала меня делать совместный проект, идею для школьного театра марионеток. Мы резали черные силуэты, придумывали пейзажи. Я думала у Аглаи и постельное белье черное, но в комнате ее оказалось белье обычное, даже не белое - а с волнистым коричневым узором. Она снимала квартиру у какой-то своей тетки. У Аглаи было полно невиданных мною заграничных альбомов, с неожиданной графикой, со странными рисунками - то черепа летающие, то длинноногие девицы в разлетающихся плащах. На стене висели сложные акварели с тушью - сплетение труб, шнуров и раструбов и остроногие девы с цветами и ножами в руках.
Как-то она взяла меня в обед в компанию долговязых девиц, пока я ела салат и шницель, девицы пили только кофе и беспрерывно дымили. Они были модели из театра моды, очень стильные, стильно страшные и, кажется, кофе и сигареты составляли все их питание.
Я в ответ привела ее в театр, похваставшись, что могу ходить туда запросто. Тетя Рита встретила меня радостно, расцеловала в обе щеки, упрекнула, что я их бросила. И женщины из мастерской бутафории и медлительная модельщица шляпок - все меня помнили. Пока я болтала с осветителем Василием , Аглая медленно ходила по мастерской и отвечала на вопросы тети Риты. Интересная девушка, был приговор, странная, но что-то в ней есть. Я сказала - да она у нас суперталант считается, ей 19, а она может нарисовать все, что угодно!
Аглая, похоже с удовольствием ходила со мною, рассказывала истории из своей жизни - про какие-то невероятные приключения, ей ничего не стоило выйти в чем есть из дверей, купить билет на вокзале и поехать куда-нибудь в Новосибирск или Калининград, а там находились люди давашие ей кров и кормившие ее.
Так же внезапно и беспричинно, как Аглая со мной сдружилась, она меня и покинула. Однажды в том же кафе я увидела ее с длинными моделями, подошла весело со своей тарелкой, Аглая медленно повернула голову, холодно смеряла меня взглядом и спросила - кто тебя учил перебивать чужой разговор? Все девицы повернули ко мне свои журавлиные шеи и глядели как на подиуме - профессиональными ничего не выражающими лицами. Никто не подвинулся, чтобы дать мне место. Все было другое.
Я поела за другим столиком.
Через день ко мне в библиотеке, где мы коротали время. когда были окна в расписании, подошла Анька и сказала, что слышала, как Аглая громко жаловалась, что я пристала к ней, таскаюсь за нею везде и она не знает, как эта зануда не понимает, что Аглае неинтересно, скучно и невыносимо.
Я не знала, что и отвечать. Видно было, что Анька проводит параллели с собой, думает, что я унижена и оставлена и нуждаюсь в сочувствии - и так и быть, мне его могут дать.
Наконец я нашла слова. Ань, сказала я проникновенно, Аглая - это как заезжий цирк - там экзотические звери, женщина змея, двуглавый мальчик и силач Сандино. Ты смотришь, раскрыв рот, ты пытаешься дернуть за бороду волосатую женщину, удивляешься фокусам - но прекрасно знаешь, что это цирк, мейк-белив, иллюзия. Завтра они уедут - жизнь останется. Редко у кого цирк пересекается с жизнью. Вот Аглая - такой цирк с погремушками. Что она там про меня говорит - это те же погремушки, завывания труб с флажками и плакаты с завитками модерн.
Я не знаю, зачем ей взбрело в голову сближаться со мной, а потом разыграть эту утомленность. Но пародийность моей собственной ситуации была и неприятна и смешила.
2
К середине учебы я стала подозревать, что преподаватели наши либо не умеют учить либо сами не очень хорошо представляют правила, законы и методики научения. Хотя теоретически мы эти методики начали учить самым обширным образом. Методистка была дама с обширной грудью, в платьях джерси и с пронзительным попугайским голосом. На первых же занятиях она отчеканила формулу - вы не должны хорошо рисовать, вы должны хорошо преподавать, как рисовать.
Мы записывали бесконечные формулировки, изучали бессмысленные упражнения и все время пытались связать проведение линий с каким-то посторонними воспитательными задачами.
Братство наше пережило кучу авралов, списывания конспектов, Шура-Ветка притворно бранясь, все же делилась с "Ванькой" запасным чистым натянутым планшетом, я добровольно варила сосиски и делала чай, когда они за меня сочиняли тошнотворные тексты для курсовых по педагогике - все на той же тахте в комнате близнецов.
А потом я вдруг устала от них. От дурацкой игры в братишек, от притворятельства будто мы мальчишки, от делания всего вместе... У каждой из них были на меня какие-то планы, и предложение дать мне побыть одной обе восприняли тяжело. Анька внезапно обвинила меня в том, что я хвастаюсь успехом у мужчин, чтобы досадить ей и расстроить - я же знаю, что у нее никак не получается с Виктором с четвертого курса. С Виктором у нее был пылкий виртуальный роман. Каждый день она приносилась и говорила - боже, вчера я небрежно сказала в столовке, что не пойду на вечер импровизаций, он был там и сделал вид, что не слышал. А сегодня когда я зашла в дверь, он был у библиотеки, отвернулся и смотрел в окно, а потом достал тетради и просматривал. Из дверей вышла эта дылда Галина и он с нею ушел, потому что уже звонок прозвенел. Это он специально так отворачивался и с Галкой ушел - чтобы я ревновала, потому что он расстроен, что я не приду на вечер
Я была уверена, что Виктор даже не подозревает о том, что он выделывал такие хитрые маневры, чтобы дать Аньке что-то знать. Накануне я не выдержала и на перессказ Аньки:.. два раза посмотрел на меня у деканата, три раза делал вид, что смотрит расписание, но сам нарочно приходил, потому что у нас аудитория на этом этаже, один раз поднял мне упавший планшет... - добавила: и два раза сказал "проходите, проходите, тут дует"
Анька надулась. Тут на следующий день я объявила ей об уходе. Она ругалась, упрекала, выгнала меня из комнаты, а на следующий день объявила, что рыдала в своей белой горенке, пока у нее не поднялась температура до 39.
С Веткой сцена была не менее душераздирающая. Она пошла меня провожать и тоже начала плакать, нос у нее стал красный, коса растрепалась, что-то она говорила про то, что не была достаточно тактичной ко мне и внимательной. Я честно недоумевала, откуда взялись эти страсти. Мне стало еще душнее и тоскливее, хотелось сбежать все сильнее. Пусть бы они нашли наконец себе настояших "братишек" и немного разнообразили жизнь.
На свободе оказалось хорошо. Не нужно беспрерывно говорить, все время ходить толпой. Я побыла так совсем недолго и ко мне вдруг приблизилась Аглая. Ее внезапное дружелюбие пролилось на меня щедрым дождем. Она позвала меня делать совместный проект, идею для школьного театра марионеток. Мы резали черные силуэты, придумывали пейзажи. Я думала у Аглаи и постельное белье черное, но в комнате ее оказалось белье обычное, даже не белое - а с волнистым коричневым узором. Она снимала квартиру у какой-то своей тетки. У Аглаи было полно невиданных мною заграничных альбомов, с неожиданной графикой, со странными рисунками - то черепа летающие, то длинноногие девицы в разлетающихся плащах. На стене висели сложные акварели с тушью - сплетение труб, шнуров и раструбов и остроногие девы с цветами и ножами в руках.
Как-то она взяла меня в обед в компанию долговязых девиц, пока я ела салат и шницель, девицы пили только кофе и беспрерывно дымили. Они были модели из театра моды, очень стильные, стильно страшные и, кажется, кофе и сигареты составляли все их питание.
Я в ответ привела ее в театр, похваставшись, что могу ходить туда запросто. Тетя Рита встретила меня радостно, расцеловала в обе щеки, упрекнула, что я их бросила. И женщины из мастерской бутафории и медлительная модельщица шляпок - все меня помнили. Пока я болтала с осветителем Василием , Аглая медленно ходила по мастерской и отвечала на вопросы тети Риты. Интересная девушка, был приговор, странная, но что-то в ней есть. Я сказала - да она у нас суперталант считается, ей 19, а она может нарисовать все, что угодно!
Аглая, похоже с удовольствием ходила со мною, рассказывала истории из своей жизни - про какие-то невероятные приключения, ей ничего не стоило выйти в чем есть из дверей, купить билет на вокзале и поехать куда-нибудь в Новосибирск или Калининград, а там находились люди давашие ей кров и кормившие ее.
Так же внезапно и беспричинно, как Аглая со мной сдружилась, она меня и покинула. Однажды в том же кафе я увидела ее с длинными моделями, подошла весело со своей тарелкой, Аглая медленно повернула голову, холодно смеряла меня взглядом и спросила - кто тебя учил перебивать чужой разговор? Все девицы повернули ко мне свои журавлиные шеи и глядели как на подиуме - профессиональными ничего не выражающими лицами. Никто не подвинулся, чтобы дать мне место. Все было другое.
Я поела за другим столиком.
Через день ко мне в библиотеке, где мы коротали время. когда были окна в расписании, подошла Анька и сказала, что слышала, как Аглая громко жаловалась, что я пристала к ней, таскаюсь за нею везде и она не знает, как эта зануда не понимает, что Аглае неинтересно, скучно и невыносимо.
Я не знала, что и отвечать. Видно было, что Анька проводит параллели с собой, думает, что я унижена и оставлена и нуждаюсь в сочувствии - и так и быть, мне его могут дать.
Наконец я нашла слова. Ань, сказала я проникновенно, Аглая - это как заезжий цирк - там экзотические звери, женщина змея, двуглавый мальчик и силач Сандино. Ты смотришь, раскрыв рот, ты пытаешься дернуть за бороду волосатую женщину, удивляешься фокусам - но прекрасно знаешь, что это цирк, мейк-белив, иллюзия. Завтра они уедут - жизнь останется. Редко у кого цирк пересекается с жизнью. Вот Аглая - такой цирк с погремушками. Что она там про меня говорит - это те же погремушки, завывания труб с флажками и плакаты с завитками модерн.
Я не знаю, зачем ей взбрело в голову сближаться со мной, а потом разыграть эту утомленность. Но пародийность моей собственной ситуации была и неприятна и смешила.