Жизнь босоножек в краю разрухи в сортирах.
Статью про Дункан я уже отдала, и вдруг обнаружила среди кучи книг из библиотеки непрочитанную. Удивительно интересную. Книга 1929-го года, написана в 28-м, через год после смерти Айседоры. Ну отдельно, конечно, впечатляет то, как она издана - с шуршащей папиросной бумагой, прикрывающей картинку на шмуцтитуле, на толстой слегка рифленой бумаге, с просторными полями.
Написана она про поездку в Россию, куда Дункан решила перебраться навсегда в 1921 году, ну и про все последние шесть лет ее жизни.
Пишут две молодых женщины - ее ученица, которая поехала с нею в Россию создавать там свободную пролетарскую школу танца, и ее секретарша. Представьте себе людей западных, несвязанных обязательствами хвалить большевиков, приехавших в самую разруху в Россию. Они пишут все по свежим следам - это события семи лет и ближе к моменту написания.
Очень интересно, просто очень.
То Айседору повезли в колонию для беспризорников - они ей там комаринского вприсядку танцевать, а она, всплескивая белыми полными руками, через переводчика нежным голосом их увещевала: ах, перестаньте! Это танцы рабов- ваших предков! Все движения этого танца клонятся к земле! Это рабские танцы. А вы должны вот так: - тянула голову кверху, руки вскидывала вверх и помавала ими, раскачиваясь и очаровательно скакала туда-сюда - кверху тянуться, высоко голову держать!
Представляю рекцию беспризорников.
Или знакомый повел ее на "суаре" к коммунистам. Она вся трепетала, надела свою самую демократическую тунику, повязалась вся красными шарфами и пошла, ожидая там "товарищей", выглядевших как много "Толстых" - в простых рубахах, с лицами, освещенными идеалами борьбы за счастье человечества. А нашла особняк бывшего сахарного короля, купчины с сомнительным вкусом, весь ушлепанный золотой лепниной и росписями с пастушками и нимфами. В зале за столом сидели партийцы в хороших костюмах, дамы в декольте. У рояля дамочка в вечернем платье пела по-французски что-то про жоржетт, партийцы внимали.
Дункан с пылающим лицом влетела на середину после очередной шансонетки и наорала на всех, что она трепетала, ожидала и предвкушала - а что это не "товарищи", а настоящая "переодетая буржуазия", что они изгнали богатых, чтобы сами нарядиться в их костюмы и сидеть в безвкусных золоченых хоромах и есть икру и слушать позорные буржуазные песенки.
Представляю реакцию "товарищей".
Поскольку Луначарский, хотя и пламенно ее приглашал, совершенно не ожидал, что она возьмет да приедет, с горничной и массой чемоданов, то никто к ее встрече не готовился и даже предварительно придумать, куда ее селить, никому в голову не пришло. Через несколько дней ее поселили в квартиру балерины Гельцер, полной фарфоровых статуэток и хрупкого дамского изобилия. Сама Гельцер в это время была с гастролями на юге страны.
Размашистая Дункан, никогда не жившая в таких домах ( ее дома представляли собой огромные пустые залы с голубыми занавесями и низкими диванчиками по стенам) , чвствовала себя слоном в посудной лавке и в конце концов расколотила-таки изощренную лампу севрского фарфора.
Представляю реакцию Гельцер.
Пойду читать дальше.
Написана она про поездку в Россию, куда Дункан решила перебраться навсегда в 1921 году, ну и про все последние шесть лет ее жизни.
Пишут две молодых женщины - ее ученица, которая поехала с нею в Россию создавать там свободную пролетарскую школу танца, и ее секретарша. Представьте себе людей западных, несвязанных обязательствами хвалить большевиков, приехавших в самую разруху в Россию. Они пишут все по свежим следам - это события семи лет и ближе к моменту написания.
Очень интересно, просто очень.
То Айседору повезли в колонию для беспризорников - они ей там комаринского вприсядку танцевать, а она, всплескивая белыми полными руками, через переводчика нежным голосом их увещевала: ах, перестаньте! Это танцы рабов- ваших предков! Все движения этого танца клонятся к земле! Это рабские танцы. А вы должны вот так: - тянула голову кверху, руки вскидывала вверх и помавала ими, раскачиваясь и очаровательно скакала туда-сюда - кверху тянуться, высоко голову держать!
Представляю рекцию беспризорников.
Или знакомый повел ее на "суаре" к коммунистам. Она вся трепетала, надела свою самую демократическую тунику, повязалась вся красными шарфами и пошла, ожидая там "товарищей", выглядевших как много "Толстых" - в простых рубахах, с лицами, освещенными идеалами борьбы за счастье человечества. А нашла особняк бывшего сахарного короля, купчины с сомнительным вкусом, весь ушлепанный золотой лепниной и росписями с пастушками и нимфами. В зале за столом сидели партийцы в хороших костюмах, дамы в декольте. У рояля дамочка в вечернем платье пела по-французски что-то про жоржетт, партийцы внимали.
Дункан с пылающим лицом влетела на середину после очередной шансонетки и наорала на всех, что она трепетала, ожидала и предвкушала - а что это не "товарищи", а настоящая "переодетая буржуазия", что они изгнали богатых, чтобы сами нарядиться в их костюмы и сидеть в безвкусных золоченых хоромах и есть икру и слушать позорные буржуазные песенки.
Представляю реакцию "товарищей".
Поскольку Луначарский, хотя и пламенно ее приглашал, совершенно не ожидал, что она возьмет да приедет, с горничной и массой чемоданов, то никто к ее встрече не готовился и даже предварительно придумать, куда ее селить, никому в голову не пришло. Через несколько дней ее поселили в квартиру балерины Гельцер, полной фарфоровых статуэток и хрупкого дамского изобилия. Сама Гельцер в это время была с гастролями на юге страны.
Размашистая Дункан, никогда не жившая в таких домах ( ее дома представляли собой огромные пустые залы с голубыми занавесями и низкими диванчиками по стенам) , чвствовала себя слоном в посудной лавке и в конце концов расколотила-таки изощренную лампу севрского фарфора.
Представляю реакцию Гельцер.
Пойду читать дальше.