Что делается и кто виноват
Существует два типа поведения населения, которое стремится роботизироваться и
обнулиться: антисубъектный и постсубъектный. Постсубъектный тип преобладает в Европе. Насколько я понимаю, ни один из западных лидеров, обращаясь к гражданам и анонсируя карантинные меры, не оперировал единственными данными, которые могли бы оправдать столь неприятные решения - статистикой смертности до эпидемии и во время неё. Но это не помешало европейцам тупо согласиться с драконовскими инициативами своих жалких политиков. Западные страны дружно ломанулись бомбить Воронеж собственную экономику, наверстывая разрыв с Востоком, ушедшим далеко вперёд по этой части (где экономика от начала века принесена в жертву агитпроповскому конструктивизму). Предыдущие эпидемии анонимно-постсубъектного поветрия на Западе - нашествия политкорректности и мигрантов - сформировали прецедент. (Учтём, что нормативно-голливудское вытеснение «властного самца» - как раз та освоенная первичная и простейшая форма культа бессубъектности, которая переходит в антисубъектность.)
Вирус явился на готовенькое, на пропаханные трафареты тупого бессмысленного и обречённого повиновения «неизбежному». «Надо?» «Значит, надо», смиренно потупилась европублика на костях экономики. Многолетняя социалистическая школа попирания логики бизнеса принесла плоды. Никто не вступился за то, чем в Европе уже не модно дорожить. В Европе ныне пневмония - патология духовной оболочки. Или духовной сути, если всмотреться.
В России всё то же самое, но со своим «национальным колоритом». У нас население не удовлетворяется «трендом» в его анонимности, оно жаждет видеть персонификацию зла. Ему немного надо-то, просто посозерцать. Узрев, оно успокаивается, и далее послушно, как агнец, бредёт указанным путём. Но момент взыскания («виноватого» вместо) истины важен: россияне медитируют на образ заказчика происходящего, и занимаются этим только ради того, чтобы «покориться со знанием дела». Поток фантазий, кто есть субъект процесса, в котором они только объекты, для объектов определенного градуса принципиален. Креативно обнаружить доминирующий субъект (и тем самым неосознанно/подпольно мятежно/потребительски перевести его в разряд объекта) - популярный русский способ «примириться» с процессом.
Однако: субъектность со знаком минус (как то, что «не мы») или бессубъектность, перетекающая в анонимность дискурса (как мы, которые не кто), это лишь нюансы. Первоочередная реальность состоит в «нейровирусно-сетевой» атрофии субъекта, принимающего решения. Так или иначе он никаков. Глобально упал в грязь лицом и теребит ножками. Диагноз: глобальное безлюдье. Веб-камеры с европейских улиц это подтверждают.
обнулиться: антисубъектный и постсубъектный. Постсубъектный тип преобладает в Европе. Насколько я понимаю, ни один из западных лидеров, обращаясь к гражданам и анонсируя карантинные меры, не оперировал единственными данными, которые могли бы оправдать столь неприятные решения - статистикой смертности до эпидемии и во время неё. Но это не помешало европейцам тупо согласиться с драконовскими инициативами своих жалких политиков. Западные страны дружно ломанулись бомбить Воронеж собственную экономику, наверстывая разрыв с Востоком, ушедшим далеко вперёд по этой части (где экономика от начала века принесена в жертву агитпроповскому конструктивизму). Предыдущие эпидемии анонимно-постсубъектного поветрия на Западе - нашествия политкорректности и мигрантов - сформировали прецедент. (Учтём, что нормативно-голливудское вытеснение «властного самца» - как раз та освоенная первичная и простейшая форма культа бессубъектности, которая переходит в антисубъектность.)
Вирус явился на готовенькое, на пропаханные трафареты тупого бессмысленного и обречённого повиновения «неизбежному». «Надо?» «Значит, надо», смиренно потупилась европублика на костях экономики. Многолетняя социалистическая школа попирания логики бизнеса принесла плоды. Никто не вступился за то, чем в Европе уже не модно дорожить. В Европе ныне пневмония - патология духовной оболочки. Или духовной сути, если всмотреться.
В России всё то же самое, но со своим «национальным колоритом». У нас население не удовлетворяется «трендом» в его анонимности, оно жаждет видеть персонификацию зла. Ему немного надо-то, просто посозерцать. Узрев, оно успокаивается, и далее послушно, как агнец, бредёт указанным путём. Но момент взыскания («виноватого» вместо) истины важен: россияне медитируют на образ заказчика происходящего, и занимаются этим только ради того, чтобы «покориться со знанием дела». Поток фантазий, кто есть субъект процесса, в котором они только объекты, для объектов определенного градуса принципиален. Креативно обнаружить доминирующий субъект (и тем самым неосознанно/подпольно мятежно/потребительски перевести его в разряд объекта) - популярный русский способ «примириться» с процессом.
Однако: субъектность со знаком минус (как то, что «не мы») или бессубъектность, перетекающая в анонимность дискурса (как мы, которые не кто), это лишь нюансы. Первоочередная реальность состоит в «нейровирусно-сетевой» атрофии субъекта, принимающего решения. Так или иначе он никаков. Глобально упал в грязь лицом и теребит ножками. Диагноз: глобальное безлюдье. Веб-камеры с европейских улиц это подтверждают.