Преодоление условного
Ну вот, неделя прошла. Можно подвести итоги.
Чего явно необязательно было делать в сложившейся ситуации, так это оплакивать «Немцова». Нет никакого смысла защищать российский либерализм - который опровергает себя сам - от него же самого. Неперспективно. Политически самоубиться - его добровольное принципиальное решение, которому в свою очередь сопутствуют известные нюансы эмпирического плана. Но в том числе и именно поэтому еще более неуместно демонизировать его, впадать в обскурантизм и нести конспирологическую пургу - чем энергично занялись комментаторы, критически настроенные к покойнику.
История с Немцовым прозондировала почву. Результат не показал ничего хорошего - реакция среды максимально болезненна. Болезненна в значении «психически нездорова». Отторжение либерализма как правило вписано у нас в модель, у которой слишком много побочных эффектов. Формы отрицания «Немцова», практикуемые в России, оказываются себе дороже: они метафизически, политически и умственно ослабляют отрицающих вместо того, чтобы делать их сильнее. Оно им не на пользу.
Я уже приводил образец высказывания «против»: «с 90-х отлично помню, что такое российский либерал. Наглая, безжалостная русофобская тварь с насквозь лживой риторикой».
Это высказывание страха и ненависти, но не высказывание превосходства. «Немцову» оно будто слону дробина. Он перед такими исторически неуязвим.
Вот здесь ещё одна популярная вариация на тему. Какой проникновенный комментарий: вся страна мечтала сделать «это», но когда «это» произошло, единодушно возложила ответственность за деяние на «ту сторону».
Что получается? Что-то вроде либерально-патриотического защитного файерволла, подушки безопасности на будущее. Нет никакого смысла убивать «Немцова», если большинство привычно уверено, что действуют в России только американцы или их агенты! Если это так, то «Немцов» неубиваем, непобедим и точно живее всех живых. Он заговорён своими «оппонентами». Я же не случайно регулярно повторяю, что борьба с либерализмом заведомо сложнее, чем «борьба с либералами». Вступив в неё, не помешает обратить внимание на собственное отражение. В зеркале.
Очередное вскрытие продемонстрировало: общество находится в состоянии тяжелейшей левой патологии; что бы оно ни предпринимало, оно остаётся в убеждении, что в реальности это сделали его враги. Оно абсолютно не верит в себя. Оно себя ненавидит и презирает. Это главное, а всё остальное - симптомы и символы.
Немцов - неубиваемый символ непутёвого левого русского либерализма, такого, каким только и может быть либерализм в этом левейшем социуме. В то же самое время в этом же социуме некто Дмитрий Ольшанский отчаянно трудится символом непутёвого левого русского национального социализма. Таково распределение функций.
Но обоих объединяет идентификационный признак - разрыв восприятия тождественной метафизической сущности на уровнях общего и частного. Одно и то же метафизически, ценностно отвергается в одной форме и приветствуется в другой. Агрессивное имперское государство, агрессивный капиталистический индивид или бизнес-корпорация - явления родственные и однокоренные. Мыслить их в их единстве - свойство правого взгляда, который поднимается от отдельных проявлений властвования к идее власти и интегрирует их в систему. Ольшанский приветствует государственную агрессивность (в Донбассе) и ненавидит агрессивность корпораций/индивидов. Российский либерализм поступает точно наоборот, что по сути ничего не меняет.
Анекдотически произвольно одно рассматривается в качестве абсолютного добра, другое назначается воплощенным злом. Это противопоставление - способ, которым обнаруживается тождественно негативное внутреннее отношение к «власти вообще», к праобразу власти, внутренней метафизической сущности, находящейся в глубине восприятия обоих проявлений. Правое духовное единство с названной сущностью позволяет эйдетически и практически объединить проявления, ветви, уровни власти в непротиворечивую взаимно усиливающую систему. Левое отпадение от этой сущности ведёт к культивированию распада, к поощрению антагонизма элементов единой природы.
В рамках элитно-республиканского понимания власть становится объединяющей идеей - общим делом, общим действованием, консолидированным субъектным состоянием общества «над собой». У нас в наличии нечто иное: власть - антиидея, объект пассивного и активного отрицания - формирует досубъектное социальное состояние «под собой». Мы ниже самих себя. Согнулись - и перед кем, если кроме нас тут никого нет?
Условный «Немцов», как и условный «Ольшанский», обслуживают такое положение дел. Числятся его функционерами. Брэнд-менеджерами бес-порядка и коллегами. Их внешние разногласия не надо преувеличивать. Истероидная демонизация врага носителями «патриотического» дискурса, всплеск которой мы наблюдали на протяжении недели, затейливо, в игровой форме отвлекает от проблемы, то есть консервирует её, но никак не приближает к решению. Приблизить может выход к рубежам мышления, указывающего функционерам их истинное место, и смена метафизической парадигмы. Но мы к этому еще не готовы.
Чего явно необязательно было делать в сложившейся ситуации, так это оплакивать «Немцова». Нет никакого смысла защищать российский либерализм - который опровергает себя сам - от него же самого. Неперспективно. Политически самоубиться - его добровольное принципиальное решение, которому в свою очередь сопутствуют известные нюансы эмпирического плана. Но в том числе и именно поэтому еще более неуместно демонизировать его, впадать в обскурантизм и нести конспирологическую пургу - чем энергично занялись комментаторы, критически настроенные к покойнику.
История с Немцовым прозондировала почву. Результат не показал ничего хорошего - реакция среды максимально болезненна. Болезненна в значении «психически нездорова». Отторжение либерализма как правило вписано у нас в модель, у которой слишком много побочных эффектов. Формы отрицания «Немцова», практикуемые в России, оказываются себе дороже: они метафизически, политически и умственно ослабляют отрицающих вместо того, чтобы делать их сильнее. Оно им не на пользу.
Я уже приводил образец высказывания «против»: «с 90-х отлично помню, что такое российский либерал. Наглая, безжалостная русофобская тварь с насквозь лживой риторикой».
Это высказывание страха и ненависти, но не высказывание превосходства. «Немцову» оно будто слону дробина. Он перед такими исторически неуязвим.
Вот здесь ещё одна популярная вариация на тему. Какой проникновенный комментарий: вся страна мечтала сделать «это», но когда «это» произошло, единодушно возложила ответственность за деяние на «ту сторону».
Что получается? Что-то вроде либерально-патриотического защитного файерволла, подушки безопасности на будущее. Нет никакого смысла убивать «Немцова», если большинство привычно уверено, что действуют в России только американцы или их агенты! Если это так, то «Немцов» неубиваем, непобедим и точно живее всех живых. Он заговорён своими «оппонентами». Я же не случайно регулярно повторяю, что борьба с либерализмом заведомо сложнее, чем «борьба с либералами». Вступив в неё, не помешает обратить внимание на собственное отражение. В зеркале.
Очередное вскрытие продемонстрировало: общество находится в состоянии тяжелейшей левой патологии; что бы оно ни предпринимало, оно остаётся в убеждении, что в реальности это сделали его враги. Оно абсолютно не верит в себя. Оно себя ненавидит и презирает. Это главное, а всё остальное - симптомы и символы.
Немцов - неубиваемый символ непутёвого левого русского либерализма, такого, каким только и может быть либерализм в этом левейшем социуме. В то же самое время в этом же социуме некто Дмитрий Ольшанский отчаянно трудится символом непутёвого левого русского национального социализма. Таково распределение функций.
Но обоих объединяет идентификационный признак - разрыв восприятия тождественной метафизической сущности на уровнях общего и частного. Одно и то же метафизически, ценностно отвергается в одной форме и приветствуется в другой. Агрессивное имперское государство, агрессивный капиталистический индивид или бизнес-корпорация - явления родственные и однокоренные. Мыслить их в их единстве - свойство правого взгляда, который поднимается от отдельных проявлений властвования к идее власти и интегрирует их в систему. Ольшанский приветствует государственную агрессивность (в Донбассе) и ненавидит агрессивность корпораций/индивидов. Российский либерализм поступает точно наоборот, что по сути ничего не меняет.
Анекдотически произвольно одно рассматривается в качестве абсолютного добра, другое назначается воплощенным злом. Это противопоставление - способ, которым обнаруживается тождественно негативное внутреннее отношение к «власти вообще», к праобразу власти, внутренней метафизической сущности, находящейся в глубине восприятия обоих проявлений. Правое духовное единство с названной сущностью позволяет эйдетически и практически объединить проявления, ветви, уровни власти в непротиворечивую взаимно усиливающую систему. Левое отпадение от этой сущности ведёт к культивированию распада, к поощрению антагонизма элементов единой природы.
В рамках элитно-республиканского понимания власть становится объединяющей идеей - общим делом, общим действованием, консолидированным субъектным состоянием общества «над собой». У нас в наличии нечто иное: власть - антиидея, объект пассивного и активного отрицания - формирует досубъектное социальное состояние «под собой». Мы ниже самих себя. Согнулись - и перед кем, если кроме нас тут никого нет?
Условный «Немцов», как и условный «Ольшанский», обслуживают такое положение дел. Числятся его функционерами. Брэнд-менеджерами бес-порядка и коллегами. Их внешние разногласия не надо преувеличивать. Истероидная демонизация врага носителями «патриотического» дискурса, всплеск которой мы наблюдали на протяжении недели, затейливо, в игровой форме отвлекает от проблемы, то есть консервирует её, но никак не приближает к решению. Приблизить может выход к рубежам мышления, указывающего функционерам их истинное место, и смена метафизической парадигмы. Но мы к этому еще не готовы.