Растем помаленьку
Российская борьба за нравственность в сатанинской Америке и прогнившей Европе, героически ведомая разными бесстрашными тележурналистами, как бы «нам» этого ни не хотелось, приближается к фазе борьбы за нравственность в России.
Основная специфика стратегии правления предшествующих лет - «ничего слишком». Немного монархии, немного демократии, немного монетократии, немного социальности и т. д. Помаленьку, полегоньку, частично. Антиметафизическое время. Августов принцип сдержанности и консервирования всех противоречий как формула «консерватизма». Лубочное возвращение к истокам традиции: разве что в литературе, но ни в коем случае не в реальности. Тут все как прежде, то есть как сейчас, но не «во времена Сципионов». Ничего слишком всерьез. Традиционная нравственность - не более, чем лучший способ потроллить соседа (или сенатскую знать, или то и другое вместе, как в наши дни). Но эта воздержанность от ясности и уклончивость от определенности, в общем-то, и оставляет максимум наглядности для «сказывания» внутренней логики перемен. Предполагалось: пусть оно само как-нибудь, если что, куда-нибудь… И вот оно само… Видимо, на верхнем верху решения приняты: с момента предыдущих текстов приходят подтверждения тому, что что мы помаленьку-полегоньку втягиваемся в большое состязание по поднятию исторических и метафизических тяжестей.
То, что затевалось с целью переключить внимание, оказывается прямым путем к достижению эффекта, который намного перевешивает издержки, казавшиеся неприемлемыми, но принимать или не принимать цену последствий, практически, нет выбора. Над феноменом чудесного спасения Сердюкова ценой взятия Крыма следует помедитировать. Насколько «анекдотически случайно» всё это или вот так вообще и делаются «великие дела» в определенные времена?
Когда я писал в 2010: «Страну изменят в лучшую сторону не революционные телодвижения «непримиримых врагов режима», а объективные эволюционные процессы, идущие во власти, движущей силой которых выступает динамика самооформления правящего слоя»,
- это мало у кого находило понимание. В кругах интернет-протестантов всем хотелось субъективных процессов, переломов и потрясений. Предполагалось, что «России нужна другая элита, щас вот мы придем к власти и создадим её», да чего искать, «мы она и есть» (а по манерам, стилю речи и поведения - нет, всё то же самое). Аналитики объясняли неизбежность перестройки-2 в лучшем случае внешними причинами: захотелось им там всем, учил Белковский, легитимировать-легализовать накопленное на Западе, Медведев этим и занимается. То есть не столько «самооформление», сколько «оформление извне», равнение на «туда», и, таким образом, хроническое «заграница нам поможет». Актуально, поэтому, дополнить: «Критерием «позитивности» возможных изменений общественно-политического строя служит их источник. Если они произойдут в результате внутренней эволюции правящего слоя, они будут означать его выход на новый уровень развития (а только этим и обусловлен исторический прогресс)».
Все предпринималось ради того, чтобы соблюсти примат внешнего над внутренним - во что бы то ни стало избежать внутренних изменений, подменить самоопределение определением извне и вовне, забыть про внутреннюю позицию и заняться внешней. Природа же вещей стучится в окна, когда изгоняешь ее в дверь, и постучаться может при помощи орудийных выстрелов. Куда бы Путин ни пытался запрятать этого своего домашнего барабашку - неопределенность, неурегулированность социально-государственного строя нашей республики/империи/принципата/монархии/джамахирии/народно-демократической олигархической диктатуры - то ли сослать это безымянное чудо на фронты внешней войны, то ли открыть фронт тыловых обострений, игры на противоречиях, антикоррупционных чисток и т. д., где можно было бы разрядить фантомную энергию, неуемное создание только заправляется силами, прибавляет бесконтрольности и нагло лезет всюду.
Уже приходилось говорить, что определенность - это определенно не совсем русское пока ещё состояние. Очень многое у нас описывается в терминах диагноза, который мог бы прозвучать так: неверие содержания ни в какие формы. Сама «имперскость» в современном русском понимании иной раз выглядит просто как бесформенность (она же безграничность) высшего порядка, «бесформенность всех бесформенностей». (И логично, что с этой псевдоимперскостью в головах тут же соседствуют абстрактные смутные ощущения вроде «мирового правительства», глобального центра управления и прочие подобные сублимации с попытками иррационально концептуализировать мировую бесформенность как первоинстанцию. Собственные представления об империи таковы, что мировая имперскость в облике очевидности глобального правительства оказывается просто синонимом всякой всячины - всего, что вообще происходит вокруг. Оно происходило себе и происходит, а мы берем, да и коронуем всё это мировой короной, не создавая себе данным актом ни малейшего намека на чувство диссонанса.)
Путин делал ставку на «неопределившихся» как свою асоциальную опору (а Павловский восславил этот ком правящей неопределенности под именем «путинского большинства»). Но… ком разваливается. Игра на противоречиях (которая на стадии первых сроков сводилась к способности обещать всем социальным группам чего им угодно, а когда аппетиты разогрелись и не всем досталось - на стадии старта третьего срока - недовольным предлагается напрямую повыяснять друг с другом отношения, в рамке антиэкстремистского модерирования) создала это образование, она и разлагает его изнутри. Всё, что уводило в сторону, приводит в центр. Спасительная внешняя конфронтация становится гибельной (для имиджа, рейтинга etc), если в ней остановиться на полуслове. Если не останавливаться, то она отбрасывает, обращает страну внутрь неё самой. И здесь тогда многое придется делать иначе, чем до сих пор.
Русские приобретают качество и определенность в процессах, которые невольно запущены, и теперь сами набирают ход. Какие именно качества, я постарался указать в предыдущих текстах. Одновременно и власть должна приобрести больше качества и больше определенности. Функционировать по-прежнему в военном и послевоенном обществе как в довоенном она уже не может.
Дороги приводят в Рим. Фото, кстати, там и сделаны - на Палатине, четыре дня назад. В отсутствие коршунов знаки подают чайки.
