Мои любимые учителя
Перенесемся в конец шестидесятых годов. Я учился в десятом классе средней школы номер девять в Нижнем Тагиле. Класс наш был необычным, его ученики пришли из разных школ, когда услышали об экспериментальном математическом классе, единственном в городе. Имя математика, организовавшего это чудо, ласкало иудейский слух - Борис Соломонович Гельруд. Это был необыкновенный во всех смыслах человек. Он был готов говорить о математике 24 часа в сутки. Дома у него был проходной двор - постоянно толклись ученики. Но он не был “математиком - сухарем”, как говорила дама из “Семнадцати мгновений весны”. Безмерно начитанный, любящий театр и живопись, обожающий шутки, Борис Соломонович был кумиром нашего класса. Из уст в уста передавались его фразы:”Как можно пойти спать и перед сном не решить пару дифференциальных уравнений?” ”Интеллигент - это не тот, кто носит галстук, а тот, кто и без галстука выглядит, как будто в нем”. Как образно он передавал смысл математических законов и формул! Известное правило - “Если число В находится по величине между числами А и С, причем А и С - переменные и стремятся к нулю, то В также стремится к нулю” - он называл “Лемма о двух милиционерах”. “Представьте - один милиционер идет впереди, за ним - арестованный , и замыкает шествие другой милиционер. Оба милиционера стремятся в милицию. Арестованному ничего не остается делать, как тоже стремиться в милицию” . И таких разъяснений и аналогий было море. Он и сейчас как стоит перед моими глазами - у доски, улыбающийся, с вечно испачкаными в мелу полами пиджака.
Хоть класс наш и был математическим, но классным руководителем была преподаватель литературы Фаина Иосифовна Фридман. Стройная, почему-то седая в тридцать с небольшим лет, она нам казалась неимоверно обаятельной. Ее уроки настолько отличались от нудного бреда учебников, что в учебники мы и не заглядывали. Кроме обычной программы, Фаина Иосифовна давала нам тонну литературы для обязательного прочтения. И это совсем не был официально рекомендованый список! А. Кузнецов “Огонь” и “Бабий Яр”, И.Мерас “Вечный шах”, Ч. Айтматов “Белый пароход”... Поэзия Н.Гумилева, И.Анненского, Н. Минского, З. Гиппиус, А. Ахматовой, О. Мандельштама... Все это мы читали в маленьких машинописных книжечках, которые нам раздавала Фаина Иосифовна. Заметьте, это или запрещенные, или полузапрещенные авторы! И была не перестроечная вседозволенность, а изрядно похолодавшие послечехословацкие 1969-70 годы! Вечерами мы собирались в классе, зажигали свечи и читали символистов, акмеистов, футуристов. Впервые из уст нашего Учителя я услышал жуткие рассказы Ф. Кафки “Превращение” и “В исправительной колонии”. Перед выпускными экзаменами она заставила нас вызубрить официальные ответы на билеты и посоветовала на экзамене ни в коем случае не проявлять индивидуальность, “не умничать”. Это не только снизит наши оценки, но и ударит по ней. Мы поступили, как она просила - звонко и отчетливо выдавали зазубренное, глядя оловянным взглядом на экзаменаторов. Представители районо, присутствовавшие на экзамене, “высоко оценили” наши знания.
Зимой 1970 года Фаина Иосифовна собрала нас вечером на очередной “междусобойчик” и сказала:”Ребята! Исполняется 75 лет великому поэту Перецу Маркишу. Давайте организуем вечер его поэзии!” Мы молчали. Имя Маркиша нам не говорило абсолютно ничего. А сказать о непонятно ком - “великий”... Она увидела нашу реакцию, достала из сумки коричневый том и сказала:”Слушайте!” И мы стали слушать. Это было какое-то волшебство. Стихи проникали в душу сразу. Полчаса она читала нам стихи Маркиша, после чего спросила:”Ну, будем делать вечер?”. Конечно же, какие могли быть сомнения! Но мы стали расспрашивать Фаину Иосифовну о Маркише. Почему его не учат в школе? Кто он такой? Жив ли? И тогда медленно, срывающимся голосом Фаина Иосифовна стала рассказывать нам о Переце Маркише, о “борьбе с космополитами”, о гибели ЕАК. Это был шок. Мы знали про “культ личности”, про лагеря из “Ивана Денисовича” и книжки Б. Дьякова. Но трагедия ни в чем не повинных поэтов оказалась страшней горестей зэка Шухова.
И мы сделали этот вечер. На сцене актового зала школы висел большой портрет П. Маркиша, срисованный из книжки по клеточкам. Мы выходили и читали стихи. Полтора часа мы очищали свои захламленные души и просветляли глаза слушателей. Я не думаю, что где-либо еще в Советском Союзе в это время со сцены читали стихи Маркиша. Да и не только в это время...
Я всегда относился со скепсисом к стихам. Но после двух лет учебы в классе Фаины Иосифовны я СТАЛ ПИСАТЬ СТИХИ! Первый раз это произошло на сочинении “Тема любви и труда в произведениях советских поэтов 60-х годов”. Я знать не знал никаких советских поэтов, а тем более их стихов... Тогда я написал просто сочинение, отметил для себя места, где нужны были цитаты, подтверждающие написанное, и, сочинив эти цитаты, я их вписал в текст. Подписи под цитатами я ставил произвольно, беря их из списка рекомендованной литературы - Кайсын Кулиев, Давид Кугультинов и т. д. Поди проверь, настоящая это цитата или нет! Кто читал этих поэтов? Результат - пятерка и похвала от Фаины Иосифовны.
Сейчас у меня выходят книги, меня переводят на разные языки, но первую прививку этой “высокой болезни” я получил от нее, моего Учителя.
...Борис Соломонович умер, надорвав свое сердце постоянными тревогами за школу, учеников, стычками с советскими ортодоксами, не позволявшими “вольностей”.
Фаина Иосифовна жива и здорова, живет в Израиле в г. Петах - Тиква. Я перезваниваюсь с ней, изредка навещаю (конечно, реже, чем следовало бы...). Дай ей бог прекрасного здоровья и долголетия! То, что она сделала для нас - незабываемо.
На фото: мой класс, выпуск 1971 года, второй ряд сверху, третий справа - это я. В первом ряду снизу первый слева - Б.С.Гельруд, третья слева - Ф.И. Фридман.
Хоть класс наш и был математическим, но классным руководителем была преподаватель литературы Фаина Иосифовна Фридман. Стройная, почему-то седая в тридцать с небольшим лет, она нам казалась неимоверно обаятельной. Ее уроки настолько отличались от нудного бреда учебников, что в учебники мы и не заглядывали. Кроме обычной программы, Фаина Иосифовна давала нам тонну литературы для обязательного прочтения. И это совсем не был официально рекомендованый список! А. Кузнецов “Огонь” и “Бабий Яр”, И.Мерас “Вечный шах”, Ч. Айтматов “Белый пароход”... Поэзия Н.Гумилева, И.Анненского, Н. Минского, З. Гиппиус, А. Ахматовой, О. Мандельштама... Все это мы читали в маленьких машинописных книжечках, которые нам раздавала Фаина Иосифовна. Заметьте, это или запрещенные, или полузапрещенные авторы! И была не перестроечная вседозволенность, а изрядно похолодавшие послечехословацкие 1969-70 годы! Вечерами мы собирались в классе, зажигали свечи и читали символистов, акмеистов, футуристов. Впервые из уст нашего Учителя я услышал жуткие рассказы Ф. Кафки “Превращение” и “В исправительной колонии”. Перед выпускными экзаменами она заставила нас вызубрить официальные ответы на билеты и посоветовала на экзамене ни в коем случае не проявлять индивидуальность, “не умничать”. Это не только снизит наши оценки, но и ударит по ней. Мы поступили, как она просила - звонко и отчетливо выдавали зазубренное, глядя оловянным взглядом на экзаменаторов. Представители районо, присутствовавшие на экзамене, “высоко оценили” наши знания.
Зимой 1970 года Фаина Иосифовна собрала нас вечером на очередной “междусобойчик” и сказала:”Ребята! Исполняется 75 лет великому поэту Перецу Маркишу. Давайте организуем вечер его поэзии!” Мы молчали. Имя Маркиша нам не говорило абсолютно ничего. А сказать о непонятно ком - “великий”... Она увидела нашу реакцию, достала из сумки коричневый том и сказала:”Слушайте!” И мы стали слушать. Это было какое-то волшебство. Стихи проникали в душу сразу. Полчаса она читала нам стихи Маркиша, после чего спросила:”Ну, будем делать вечер?”. Конечно же, какие могли быть сомнения! Но мы стали расспрашивать Фаину Иосифовну о Маркише. Почему его не учат в школе? Кто он такой? Жив ли? И тогда медленно, срывающимся голосом Фаина Иосифовна стала рассказывать нам о Переце Маркише, о “борьбе с космополитами”, о гибели ЕАК. Это был шок. Мы знали про “культ личности”, про лагеря из “Ивана Денисовича” и книжки Б. Дьякова. Но трагедия ни в чем не повинных поэтов оказалась страшней горестей зэка Шухова.
И мы сделали этот вечер. На сцене актового зала школы висел большой портрет П. Маркиша, срисованный из книжки по клеточкам. Мы выходили и читали стихи. Полтора часа мы очищали свои захламленные души и просветляли глаза слушателей. Я не думаю, что где-либо еще в Советском Союзе в это время со сцены читали стихи Маркиша. Да и не только в это время...
Я всегда относился со скепсисом к стихам. Но после двух лет учебы в классе Фаины Иосифовны я СТАЛ ПИСАТЬ СТИХИ! Первый раз это произошло на сочинении “Тема любви и труда в произведениях советских поэтов 60-х годов”. Я знать не знал никаких советских поэтов, а тем более их стихов... Тогда я написал просто сочинение, отметил для себя места, где нужны были цитаты, подтверждающие написанное, и, сочинив эти цитаты, я их вписал в текст. Подписи под цитатами я ставил произвольно, беря их из списка рекомендованной литературы - Кайсын Кулиев, Давид Кугультинов и т. д. Поди проверь, настоящая это цитата или нет! Кто читал этих поэтов? Результат - пятерка и похвала от Фаины Иосифовны.
Сейчас у меня выходят книги, меня переводят на разные языки, но первую прививку этой “высокой болезни” я получил от нее, моего Учителя.
...Борис Соломонович умер, надорвав свое сердце постоянными тревогами за школу, учеников, стычками с советскими ортодоксами, не позволявшими “вольностей”.
Фаина Иосифовна жива и здорова, живет в Израиле в г. Петах - Тиква. Я перезваниваюсь с ней, изредка навещаю (конечно, реже, чем следовало бы...). Дай ей бог прекрасного здоровья и долголетия! То, что она сделала для нас - незабываемо.
На фото: мой класс, выпуск 1971 года, второй ряд сверху, третий справа - это я. В первом ряду снизу первый слева - Б.С.Гельруд, третья слева - Ф.И. Фридман.