Курс избавления от иллюзий или немного этнопсихологии
Прошли в Латвии выборы в очередной сейм. Латыши, как всегда, своим выбором показали свое нежелание менять ситуацию в стране к лучшему, нежелание меняться самим и в 10-й уже раз наступили на те же самые грабли. В будущем ожидаются: повышение налога на недвижимость, сокращение социальных программ и т.п. Нас ждут нищая старость, многомесячные очереди на медицинскую помощь и прочие блага демократического общества. Ждем также рабочую силу в виде жителей с Ближнего Востока, ибо через несколько лет налоги кому-то надо будет здесь платить, когда вся интеллектуальная элита найдет себе место в других странах. Почему так?
Все дело в менталитете. В свое время о местной этнопсихологии хорошо написала латышка Лайма Муктупавела - прозаик, эссеист, драматург. С отрывками из ее произведения предлагаю познакомиться под катом, а полный текст можно посмотреть по ссылке внизу поста. Почитайте, там прикольно написано. Я лишь некоторые фразы выделила, которые не в бровь, а в глаз.
Лайма Муктупавела
Ну, латыши, с Богом!
Эссе о латышах - с картинками из прошлого, попыткой заглянуть в будущее и даже о сексе в латышском вкусе
Перевод: Алексей Герасимов
Язык оригинала: латышский
Изменений в национальном генетическом коде не случается, как в Библии написано, даже и через сорок лет. Вот и эстонцы не меняются! Сказанное в циркуляре 1841 года звучит совсем как продолжение: “…русский, поляк и латыш переносят крепостное право с большим терпением, а эстонец с горечью и строптивостью. Балтийские немцы латышей презирают, а эстонцев боятся. Эстонцы ленивее, грязнее и нахальнее, чем латыши. В воровстве же оба народа можно одинаково упрекнуть…”
Латыши считаются людьми по натуре спокойными, и, пока мы были крепостными, никаких проявлений чувства национальной гордости от нас нельзя было ожидать. Меркель даже констатировал: если кому-то из латышей все же удается получить свободу и утвердиться в каком-либо ином сословии, то он считает за величайшую для себя обиду, если ему напомнят, что он - из латышей. Он стремится отдалиться от своих братьев, притворяется, что больше не понимает их речи, и если удается ему получить власть над некоторыми из них, например, стать старостой, то оказывается еще более безжалостен и корыстолюбив, чем сами немцы.
Расскажу, как притчу, один современный анекдот. В ад заявилась трудовая инспекция. <...> Подходят к третьему котлу. Охраны нет, время от времени высовывается из котла какой-нибудь грешник, сам подбрасывает дрова и шустро ныряет обратно. Инспекторы удивляются: кто же здесь варится? Эх, здесь латыши. Если один латыш хочет из ада сбежать, то они сами своего обратно в котел затаскивают, на свежий воздух не пуская.
Хотя есть и некоторые минусы. Латыш не умеет своему богатству радоваться, ибо он большую часть времени это имущество собирает, обихаживает, чинит, но не умеет расслабляться. Скажет только, что детям дом строит. Живет не для себя, а как-то так, для кого-то, кто потом… Наиболее частое явление - детям этот домик потом и не нужен вовсе. У них своя жизнь. Если только это не кирпичный доходный дом в Риге или в состав наследства не входит еще и ближайший лесок.
Когда слышу такие речи, всегда мурашки бегут по коже. Вспоминается виденное на селе, когда латыши родственники из-за ветхих лачуг готовы были не только совершать магические ритуалы, насылая порчу, но и действовать сугубо практически: бросать какашки в общий колодец, чтобы испортить воду - этим, а самим воду покупать или черпать из ручья; подсыпать курочкам крысиный яд; замуровывать в стены разбитые яйца, которые через некоторое время начинали так смердеть, что этим приходилось бежать из наследных владений без оглядки. Латыши - строптивые самодуры. Если у меня нет, то пусть и у тебя не будет, - вот так мы и шаманим. И ведь исполняется!
В своем доме латыш желает действовать с размахом. И действует же! Но - только до границы. Происходящее за плетнем латыша мало волнует. Ему безразлична судьба соседа. Если сам он свое поле уже унавозил, то не пойдет к соседу первым поинтересоваться, не надо ли ему помочь землю удобрить или зерно собрать, подождет, пока сосед придет и униженно о помощи попросит.
Непревзойден талант латыша как интригана. Чтобы ухватить кусок помясистей, латыш готов вместо того, чтобы собрать команду единомышленников, рвать куски единолично. Тихонько порадуется, что другому не везет, но, встретившись с глазу на глаз, мило улыбнется.
Опомнилась, что пишу-то о современных латышах, а подозрительно похоже на то, что писали Меркелис, Апсесделс.
Но мы, одиннадцать латышей, которых экономическая ситуация в стране вынудила ехать за куском хлеба на чужбину, принципов жизни в латышском стиле не придерживались. Латышскость даже была осуждаема. Какое там празднование Янова дня или Рождества, если никто не хотел быть тем дурачком, который собственные деньги потратит на елочку? Дорого. Почему нельзя было скинуться и купить елочку сообща? А потому, что “мне это не нужно” - таков был типичный ответ.
“Мне это не нужно”, - я слышала все чаще. Не нужно прикрепить к стене вешалку, чтоб было, куда вешать мокрую одежду. Не нужен и уголь для камина. Зачем нужна вешалка, если мы здесь, в Ирландии, временно? Зачем устраиваться уютно, как кабаны в грязной жиже, если настоящая жизнь у нас начнется, когда вернемся в Латвию? И зачем этот fucking уголь нужен, если в камине можно разжечь хороший огонь, используя наши отходы: бумагу, бутылки из-под кока-колы, одноразовые упаковки? И вообще - свечки на елках зажигают для детишек, лучше посмотреть телевизор.
Я поняла, что латыши - это народ, который не вдыхает сегодняшний день полной грудью, а трещит о руинах прошлых времен и одновременно возводит Замок Света. Не наслаждается тем, что проживаемый день дает, но, как лешим закруженный, все время возвращается к начальному пункту и мечтает, что наступят лучшие времена. Вплоть до курьезов! Вплоть до абсурда!
Перескажу сценарий короткометражного кинофильма “Как латышка рыбу жарила”. Места, где должен, как подпевки, back-vokal, звучать смех публики, отмечу особо.
Жил-был в Ирландии один латышский мужчина с латышской… партнершей. Вместе они собирали шампиньоны на одной из farms. Однажды мужчине из родного дома пришло письмо от законной жены (одобрительный гогот). Отписала, как их сыночек в местном пруду щуку изловил. Ели ее целую неделю, да притом еще и разными способами приготовленную. Мужчина, письмо читая, чуть слюной не захлебнулся. Тогда у него и родилась идея!
Совсем как в романе латышского писателя Аншлава Эглитиса о госпоже Омартии, где старый изгнанник, тоскующий по родине латыш, скучал по ржаному хлебу, квашеной капусте и скабпутре (Блюдо из ячменя и простокваши). Так и наш латышский мужчина в Ирландии - велел он своей партнерше принести из супермаркета рыбу-щуку и приготовить ее в соусе из сметаны с укропчиком. (Одобрительные, ликующие возгласы.)
Партнерша покорно отправилась в супермаркет, смотрит, а там - только лосось и форель. Где щуки? И как сказать “щука” по-английски? Нет их!.. (Угрюмое ворчание.)
Так как латыш оплачивал своей партнерше телефонные счета, рассеивал ее одиночество длинными ночами и после этого называл киской, она решила не посылать его к дьяволу со всеми его щуками, а купить… форель. (Краткие ликующие возгласы.)
Также у ирландцев не оказалось и этих самых “кислых сливок”. Исконно латышская технология?! Ну, тогда, проявляя латышское смирение, она выбрала молочные продукты в двух номинациях: “сладкие сливки”, которые решила посолить, добавив йогурта без сахара, с приправами. Майонез купила! (Аплодисменты!)
Укроп в Ирландии продается в удивительных магазинах, куда вегетарианские деликатесы доставляют из стран третьего мира. Ирландцы же традиционно употребляют петрушку. Тут латышка себя взбодрила! Обежала весь городок ради этого домоседа и добыла как укроп, так и петрушку. (Восхищенные возгласы. Латышки очень заботливые домохозяйки.)
Вернулась домой, а этот оказался из тех латышей, которых воспитывают как настоящих мужиков. Его уважаемая мама дрессировала: “Настоящие мужчины на кухне у женщин под ногами не путаются!” Ну, тут же отдал он приказания, как, бывало, его отец в патриархальной Латвии. (За кадром мужчины кричат “Ура!”, женщины - ворчат.)
Узнав, однако, что щук нет в продаже, он обвинил весь женский род в
лености - не отыскать настоящую вещь! - а ирландских рыботорговцев - в недостаточном рвении. Перед тем как отправиться смотреть телевизор, он голосом умирающего от голода кукушонка заявил, что “ничего не получится!”: ни настоящей щуки нет, ни настоящей сметаны… (С вопросительной интонацией.)
Старалась услужливая латышка сделать все, как положено: и чесночок покрошила, и сливки подогрела, перца добавив, и лук спассеровала. Очень старалась. Готовила рыбу два часа. Весь дом пропах. Все Ирландия носами поводила: “Чем это таким вкусным на наших островах так чудесно вдруг запахло?” (Звучит нечто типа ням-ням и хрум-хрум…)
И что же произошло, когда только перед ним одним, латышским мужчиной, легла на тарелку зажаренная с укропом и петрушкой рыба?
Откуда вы знаете, что вся затея потерпела фиаско? (Бормотание. Почему никто не смеется, а?)
Латыш, как мешок, шмякнулся на стул, поковырял вилкой рыбу, понюхал ее с отвращением, словно это падаль какая:
- Ну! Разве не говорил я, что из этой ирландской рыбы ничего путного нельзя приготовить?
- Да, но это совсем не плохо…
- Ну! Не говорил ли я, что ничего не выйдет, если нет настоящей сметаны!
- Да, но это с майонезом…
- Ну! Не просил ли я, чтобы ты приготовила рыбу, как ее моя жена готовит!
Произнеся эту хрестоматийную фразу, латышский мужчина выбросил рыбу в мусорное ведро! (Тишина, почему никто не хочет смеяться над этой латышкой, как предусмотрено сценаристом фильма?)
Видите, герой наш доказал, что нельзя рекомендовать к воплощению никакие новаторские идеи, ибо они заранее обречены на провал. Еще Меркель заметил, что крестьяне никакие помещиковы новшества не желали в свое хозяйство допускать только потому, что это советовал делать немец. Если господин говорил, что деревья лучше сплавлять по реке, а не возить на запряженных конями телегах, то крестьяне его не слушали.
Самое сладкое блюдо для латыша - другой латыш. А еще лучше, если ближнего своего можно разгрызть по маленьким кусочкам, по перышку расщипать. Желательно чужими руками. Услужливых подлиз среди нас, латышей, - целая стая.
Меня раздражает свойственная латышам привычка тащить свое прошлое за собой, как ревнивая жена таскает повсюду доказательства мужниной неверности. Время от времени латыши посматривают назад и взбаламучивают песок со дна уже вроде бы начавшего зарастать тиной озера под названием Прошлое. Вытаскивают до поры запрятанные в шкафах скелеты и с мазохистской радостью вновь наслаждаются пережитыми в прошлом ощущениями. Безразлично, какова была их причина: старые междоусобицы, непокрытые долги или давние обиды.
О, да! Неумение переваривать обиды - одно из главных латышских свойств.
Я согласна, что знать историю - дело чести. Это предохраняет от ошибок в будущем, позволяет их предвидеть. Но самоистязать себя, подобно католическим монахам, которым вдруг бабу захотелось, необходимости нет. А латыши этим занимаются.
Поскольку все время мы жили одним латышским коллективом, то не могли выучиться говорить по-английски. Все время толкаясь среди латышей, я чувствовала, что стираюсь, как медный неразменный грошик. Тогда-то я и ощутила по-настоящему, сколь латыши интровертны. Скорее меланхолики, нежели сангвиники. Скорее дверь запрут, чем другого в эту дверь впустят. Чужака не примут. Чужого мнения не услышат.
Существует только одна правда, думает латыш. Моя!
О чем Бог думал, помогая латышам бороться за свободу?
Как вы думаете, почему латышские стрелки, как черти, бились и против Деникина, Колчака, царя, и против немецкой армии? Я разговаривала со старым стрелком, который сейчас уже в лучшем мире. “Потому, девочка, - он мне отвечал, - что нам была обещана своя земля, свой дом, свой двор, свой угол”.
Ну, да, желательно - хутор. Завоевывали победы, получали Георгиевские кресты в царской армии, ордена Лачплесиса в армии латвийской и возвращались домой. А дома награды прятали в шкатулки, и все забывали, что на самом-то деле они - герои войны, эти аккуратные латыши.
Сегодня мы по всему миру работаем на самых тяжелых работах, не только на сборе грибов: на скотобойнях, на строительстве дорог, горничными в гостиницах, санитарами в больницах для престарелых и т.д. и т.п. Но редко кто, работая в швейцарском банке, опустошая себя энергетически, как мантру, повторяет: “У меня будет свой банк, у меня будет свой банк…” Не слышала я, чтобы кто-то из писателей мечтал сочинить такой бестселлер, который будет удостоен Пулитцеровской премии. Наши хорошенькие латышские барышни, попав на обложку какого-нибудь престижного журнала мод, собирают чемоданы и возвращаются в какую-нибудь латвийскую волость строить глазки зеркальцу - на собственном хуторе.
Дюжина гробовых гвоздей, которыми латыши сами себя пригвождают к позорному столбу:
Для латыша хороший тон - не быть богатым. (Слышите, как глупо звучит?)
Хороший стиль - насмехаться над теми, кто делает карьеру на Стеклянной горе.
Хуторской обычай - довольствоваться малым.
Следует усмирять пламенные страсти.
Латышскому мужчине легче умереть, чем открыть свои чувства.
В случае собственной неудачи - делать язвительные замечания другим.
Уметь гладко выражаться, несмотря на явную неправоту.
Не защищать ближнего, если это не принесет выгоды.
Не вмешиваться в чужие дела, если они не находятся в сфере интересов латыша…
Допишите сами в том же духе, ничто не окажется ложью.
http://magazines.russ.ru/druzhba/2004/10/mu13.html
У кого-нибудь еще остались иллюзии по поводу местного электората? Я-то давно все это знаю, и училась на латышском факультете и родственников полно титульной национальности...
Уважать можно народ, который учится на своих ошибках, стремится учиться и изменять свою жизнь к лучшему, но не тот народ, который навязывает свою ограниченность другим.
UPD: Просьба не проводить аналогии с другими народами, цель поста была вовсе не в этом, а в том, что следует знать, идя на переговоры с прибалтами, чтобы не создавать себе иллюзий.
Все дело в менталитете. В свое время о местной этнопсихологии хорошо написала латышка Лайма Муктупавела - прозаик, эссеист, драматург. С отрывками из ее произведения предлагаю познакомиться под катом, а полный текст можно посмотреть по ссылке внизу поста. Почитайте, там прикольно написано. Я лишь некоторые фразы выделила, которые не в бровь, а в глаз.
Лайма Муктупавела
Ну, латыши, с Богом!
Эссе о латышах - с картинками из прошлого, попыткой заглянуть в будущее и даже о сексе в латышском вкусе
Перевод: Алексей Герасимов
Язык оригинала: латышский
Изменений в национальном генетическом коде не случается, как в Библии написано, даже и через сорок лет. Вот и эстонцы не меняются! Сказанное в циркуляре 1841 года звучит совсем как продолжение: “…русский, поляк и латыш переносят крепостное право с большим терпением, а эстонец с горечью и строптивостью. Балтийские немцы латышей презирают, а эстонцев боятся. Эстонцы ленивее, грязнее и нахальнее, чем латыши. В воровстве же оба народа можно одинаково упрекнуть…”
Латыши считаются людьми по натуре спокойными, и, пока мы были крепостными, никаких проявлений чувства национальной гордости от нас нельзя было ожидать. Меркель даже констатировал: если кому-то из латышей все же удается получить свободу и утвердиться в каком-либо ином сословии, то он считает за величайшую для себя обиду, если ему напомнят, что он - из латышей. Он стремится отдалиться от своих братьев, притворяется, что больше не понимает их речи, и если удается ему получить власть над некоторыми из них, например, стать старостой, то оказывается еще более безжалостен и корыстолюбив, чем сами немцы.
Расскажу, как притчу, один современный анекдот. В ад заявилась трудовая инспекция. <...> Подходят к третьему котлу. Охраны нет, время от времени высовывается из котла какой-нибудь грешник, сам подбрасывает дрова и шустро ныряет обратно. Инспекторы удивляются: кто же здесь варится? Эх, здесь латыши. Если один латыш хочет из ада сбежать, то они сами своего обратно в котел затаскивают, на свежий воздух не пуская.
Хотя есть и некоторые минусы. Латыш не умеет своему богатству радоваться, ибо он большую часть времени это имущество собирает, обихаживает, чинит, но не умеет расслабляться. Скажет только, что детям дом строит. Живет не для себя, а как-то так, для кого-то, кто потом… Наиболее частое явление - детям этот домик потом и не нужен вовсе. У них своя жизнь. Если только это не кирпичный доходный дом в Риге или в состав наследства не входит еще и ближайший лесок.
Когда слышу такие речи, всегда мурашки бегут по коже. Вспоминается виденное на селе, когда латыши родственники из-за ветхих лачуг готовы были не только совершать магические ритуалы, насылая порчу, но и действовать сугубо практически: бросать какашки в общий колодец, чтобы испортить воду - этим, а самим воду покупать или черпать из ручья; подсыпать курочкам крысиный яд; замуровывать в стены разбитые яйца, которые через некоторое время начинали так смердеть, что этим приходилось бежать из наследных владений без оглядки. Латыши - строптивые самодуры. Если у меня нет, то пусть и у тебя не будет, - вот так мы и шаманим. И ведь исполняется!
В своем доме латыш желает действовать с размахом. И действует же! Но - только до границы. Происходящее за плетнем латыша мало волнует. Ему безразлична судьба соседа. Если сам он свое поле уже унавозил, то не пойдет к соседу первым поинтересоваться, не надо ли ему помочь землю удобрить или зерно собрать, подождет, пока сосед придет и униженно о помощи попросит.
Непревзойден талант латыша как интригана. Чтобы ухватить кусок помясистей, латыш готов вместо того, чтобы собрать команду единомышленников, рвать куски единолично. Тихонько порадуется, что другому не везет, но, встретившись с глазу на глаз, мило улыбнется.
Опомнилась, что пишу-то о современных латышах, а подозрительно похоже на то, что писали Меркелис, Апсесделс.
Но мы, одиннадцать латышей, которых экономическая ситуация в стране вынудила ехать за куском хлеба на чужбину, принципов жизни в латышском стиле не придерживались. Латышскость даже была осуждаема. Какое там празднование Янова дня или Рождества, если никто не хотел быть тем дурачком, который собственные деньги потратит на елочку? Дорого. Почему нельзя было скинуться и купить елочку сообща? А потому, что “мне это не нужно” - таков был типичный ответ.
“Мне это не нужно”, - я слышала все чаще. Не нужно прикрепить к стене вешалку, чтоб было, куда вешать мокрую одежду. Не нужен и уголь для камина. Зачем нужна вешалка, если мы здесь, в Ирландии, временно? Зачем устраиваться уютно, как кабаны в грязной жиже, если настоящая жизнь у нас начнется, когда вернемся в Латвию? И зачем этот fucking уголь нужен, если в камине можно разжечь хороший огонь, используя наши отходы: бумагу, бутылки из-под кока-колы, одноразовые упаковки? И вообще - свечки на елках зажигают для детишек, лучше посмотреть телевизор.
Я поняла, что латыши - это народ, который не вдыхает сегодняшний день полной грудью, а трещит о руинах прошлых времен и одновременно возводит Замок Света. Не наслаждается тем, что проживаемый день дает, но, как лешим закруженный, все время возвращается к начальному пункту и мечтает, что наступят лучшие времена. Вплоть до курьезов! Вплоть до абсурда!
Перескажу сценарий короткометражного кинофильма “Как латышка рыбу жарила”. Места, где должен, как подпевки, back-vokal, звучать смех публики, отмечу особо.
Жил-был в Ирландии один латышский мужчина с латышской… партнершей. Вместе они собирали шампиньоны на одной из farms. Однажды мужчине из родного дома пришло письмо от законной жены (одобрительный гогот). Отписала, как их сыночек в местном пруду щуку изловил. Ели ее целую неделю, да притом еще и разными способами приготовленную. Мужчина, письмо читая, чуть слюной не захлебнулся. Тогда у него и родилась идея!
Совсем как в романе латышского писателя Аншлава Эглитиса о госпоже Омартии, где старый изгнанник, тоскующий по родине латыш, скучал по ржаному хлебу, квашеной капусте и скабпутре (Блюдо из ячменя и простокваши). Так и наш латышский мужчина в Ирландии - велел он своей партнерше принести из супермаркета рыбу-щуку и приготовить ее в соусе из сметаны с укропчиком. (Одобрительные, ликующие возгласы.)
Партнерша покорно отправилась в супермаркет, смотрит, а там - только лосось и форель. Где щуки? И как сказать “щука” по-английски? Нет их!.. (Угрюмое ворчание.)
Так как латыш оплачивал своей партнерше телефонные счета, рассеивал ее одиночество длинными ночами и после этого называл киской, она решила не посылать его к дьяволу со всеми его щуками, а купить… форель. (Краткие ликующие возгласы.)
Также у ирландцев не оказалось и этих самых “кислых сливок”. Исконно латышская технология?! Ну, тогда, проявляя латышское смирение, она выбрала молочные продукты в двух номинациях: “сладкие сливки”, которые решила посолить, добавив йогурта без сахара, с приправами. Майонез купила! (Аплодисменты!)
Укроп в Ирландии продается в удивительных магазинах, куда вегетарианские деликатесы доставляют из стран третьего мира. Ирландцы же традиционно употребляют петрушку. Тут латышка себя взбодрила! Обежала весь городок ради этого домоседа и добыла как укроп, так и петрушку. (Восхищенные возгласы. Латышки очень заботливые домохозяйки.)
Вернулась домой, а этот оказался из тех латышей, которых воспитывают как настоящих мужиков. Его уважаемая мама дрессировала: “Настоящие мужчины на кухне у женщин под ногами не путаются!” Ну, тут же отдал он приказания, как, бывало, его отец в патриархальной Латвии. (За кадром мужчины кричат “Ура!”, женщины - ворчат.)
Узнав, однако, что щук нет в продаже, он обвинил весь женский род в
лености - не отыскать настоящую вещь! - а ирландских рыботорговцев - в недостаточном рвении. Перед тем как отправиться смотреть телевизор, он голосом умирающего от голода кукушонка заявил, что “ничего не получится!”: ни настоящей щуки нет, ни настоящей сметаны… (С вопросительной интонацией.)
Старалась услужливая латышка сделать все, как положено: и чесночок покрошила, и сливки подогрела, перца добавив, и лук спассеровала. Очень старалась. Готовила рыбу два часа. Весь дом пропах. Все Ирландия носами поводила: “Чем это таким вкусным на наших островах так чудесно вдруг запахло?” (Звучит нечто типа ням-ням и хрум-хрум…)
И что же произошло, когда только перед ним одним, латышским мужчиной, легла на тарелку зажаренная с укропом и петрушкой рыба?
Откуда вы знаете, что вся затея потерпела фиаско? (Бормотание. Почему никто не смеется, а?)
Латыш, как мешок, шмякнулся на стул, поковырял вилкой рыбу, понюхал ее с отвращением, словно это падаль какая:
- Ну! Разве не говорил я, что из этой ирландской рыбы ничего путного нельзя приготовить?
- Да, но это совсем не плохо…
- Ну! Не говорил ли я, что ничего не выйдет, если нет настоящей сметаны!
- Да, но это с майонезом…
- Ну! Не просил ли я, чтобы ты приготовила рыбу, как ее моя жена готовит!
Произнеся эту хрестоматийную фразу, латышский мужчина выбросил рыбу в мусорное ведро! (Тишина, почему никто не хочет смеяться над этой латышкой, как предусмотрено сценаристом фильма?)
Видите, герой наш доказал, что нельзя рекомендовать к воплощению никакие новаторские идеи, ибо они заранее обречены на провал. Еще Меркель заметил, что крестьяне никакие помещиковы новшества не желали в свое хозяйство допускать только потому, что это советовал делать немец. Если господин говорил, что деревья лучше сплавлять по реке, а не возить на запряженных конями телегах, то крестьяне его не слушали.
Самое сладкое блюдо для латыша - другой латыш. А еще лучше, если ближнего своего можно разгрызть по маленьким кусочкам, по перышку расщипать. Желательно чужими руками. Услужливых подлиз среди нас, латышей, - целая стая.
Меня раздражает свойственная латышам привычка тащить свое прошлое за собой, как ревнивая жена таскает повсюду доказательства мужниной неверности. Время от времени латыши посматривают назад и взбаламучивают песок со дна уже вроде бы начавшего зарастать тиной озера под названием Прошлое. Вытаскивают до поры запрятанные в шкафах скелеты и с мазохистской радостью вновь наслаждаются пережитыми в прошлом ощущениями. Безразлично, какова была их причина: старые междоусобицы, непокрытые долги или давние обиды.
О, да! Неумение переваривать обиды - одно из главных латышских свойств.
Я согласна, что знать историю - дело чести. Это предохраняет от ошибок в будущем, позволяет их предвидеть. Но самоистязать себя, подобно католическим монахам, которым вдруг бабу захотелось, необходимости нет. А латыши этим занимаются.
Поскольку все время мы жили одним латышским коллективом, то не могли выучиться говорить по-английски. Все время толкаясь среди латышей, я чувствовала, что стираюсь, как медный неразменный грошик. Тогда-то я и ощутила по-настоящему, сколь латыши интровертны. Скорее меланхолики, нежели сангвиники. Скорее дверь запрут, чем другого в эту дверь впустят. Чужака не примут. Чужого мнения не услышат.
Существует только одна правда, думает латыш. Моя!
О чем Бог думал, помогая латышам бороться за свободу?
Как вы думаете, почему латышские стрелки, как черти, бились и против Деникина, Колчака, царя, и против немецкой армии? Я разговаривала со старым стрелком, который сейчас уже в лучшем мире. “Потому, девочка, - он мне отвечал, - что нам была обещана своя земля, свой дом, свой двор, свой угол”.
Ну, да, желательно - хутор. Завоевывали победы, получали Георгиевские кресты в царской армии, ордена Лачплесиса в армии латвийской и возвращались домой. А дома награды прятали в шкатулки, и все забывали, что на самом-то деле они - герои войны, эти аккуратные латыши.
Сегодня мы по всему миру работаем на самых тяжелых работах, не только на сборе грибов: на скотобойнях, на строительстве дорог, горничными в гостиницах, санитарами в больницах для престарелых и т.д. и т.п. Но редко кто, работая в швейцарском банке, опустошая себя энергетически, как мантру, повторяет: “У меня будет свой банк, у меня будет свой банк…” Не слышала я, чтобы кто-то из писателей мечтал сочинить такой бестселлер, который будет удостоен Пулитцеровской премии. Наши хорошенькие латышские барышни, попав на обложку какого-нибудь престижного журнала мод, собирают чемоданы и возвращаются в какую-нибудь латвийскую волость строить глазки зеркальцу - на собственном хуторе.
Дюжина гробовых гвоздей, которыми латыши сами себя пригвождают к позорному столбу:
Для латыша хороший тон - не быть богатым. (Слышите, как глупо звучит?)
Хороший стиль - насмехаться над теми, кто делает карьеру на Стеклянной горе.
Хуторской обычай - довольствоваться малым.
Следует усмирять пламенные страсти.
Латышскому мужчине легче умереть, чем открыть свои чувства.
В случае собственной неудачи - делать язвительные замечания другим.
Уметь гладко выражаться, несмотря на явную неправоту.
Не защищать ближнего, если это не принесет выгоды.
Не вмешиваться в чужие дела, если они не находятся в сфере интересов латыша…
Допишите сами в том же духе, ничто не окажется ложью.
http://magazines.russ.ru/druzhba/2004/10/mu13.html
У кого-нибудь еще остались иллюзии по поводу местного электората? Я-то давно все это знаю, и училась на латышском факультете и родственников полно титульной национальности...
Уважать можно народ, который учится на своих ошибках, стремится учиться и изменять свою жизнь к лучшему, но не тот народ, который навязывает свою ограниченность другим.
UPD: Просьба не проводить аналогии с другими народами, цель поста была вовсе не в этом, а в том, что следует знать, идя на переговоры с прибалтами, чтобы не создавать себе иллюзий.