Идеальная женщина, по мнению средневековой корейской общественности, должна сидеть дома, родить сына, уважать старших, любить и заботиться о муже, быть готовой полезть в пасть тигра вперед него или свекрови, а также уметь из ничего приготовить все церемониальные блюда, максимально быстро отстирать в холодной воде всю грязную мужнину одежду и не ворчать, если уже много раз упомянутый муж предпочел другую. Совсем идеальная - быть глухонемой сироткой из богатого клана.
Но воспевали в прозе и стихах почему-то совсем иных женщин. Миловидных, обаятельных, умных, острых на язык, скорых на рифму и живущих вне социальных рамок. Иными словами, кисэн. Эти женщины низкого статуса, в чьи обязанности входило развлечение гостей, прекрасно пели, грациозно двигались, были сведущи в китайской классической литературе, философии и истории, сочиняли стихи. И одна из самых известных из них - Хван Джини.
Хван Джини (кор. 황진이, кит. 黃眞伊, ~1506~1560, либо 1506-1544), псевдоним которой был «Ясная Луна» Манволь, отличалась красотой, умом и свободой суждений. Независимая и уверенная в себя, она притягивала взгляды мужчин и зависть женщин. Удивительная женщина строгого конфуцианского общества.
Точно нельзя сказать, кто ее отец, но, по-видимому, господин Хван был янбаном, а мать - простой служанкой, поэтому Хван Джини не могла быть причислена к дворянскому обществу, и будущее ее, скорее всего, оказалось бы наполнено тусклыми серыми красками. Но случилось так, что в 15 лет Хван Джини решила пойти в школу кисэн, чтобы учиться там изобразительному искусству, музыке, поэзии и прочим «женским» наукам. По одной из версий, решилась на этот шаг девушка из-за несчастной любви - ее избранник был из аристократического рода, но из-за низкого статуса Хван Джини, они не могли быть вместе. Вскоре он умер (от разбитого, как говорили, сердца), а несчастная Хван Джини решила, что пора брать судьбу в свои руки.
Ее красота, ум и поэтический дар вскоре стали привлекать мужчин самых разных социальных слоев, но, как Шахерезада из «Тысяча и одной ночи», Хван Джини не торопилась - увлекая гостя беседой, кисэн загадывала сложную загадку и с улыбкой говорила, что уйдет лишь с тем, кто даст на нее ответ.
Загадка была иероглифическая:
點 一 二 口 // 牛 頭 不出
На первый взгляд, ее содержание не несет в себе никакого смысла - влюбленные в Хван Джини мужчины пытались трактовать значение по-китайски, читали по-корейски… но лишь один из них догадался, что главное - не чтение, а фактическое написание иероглифа. Первая фраза означала «точка, один-два-рот» - что передавало порядок черт в иероглифе «слово» 言; а вторая фраза - «не выходит за голову быка», что означало иероглиф «утро» 午. Вместе же сочетание обеих фраз и обоих иероглифов складывалось в ответ Хван Джини - «разрешаю» 許. Мужчиной этим, как считается, был известный философ Со Гёндок (1489-1546). Добавляют при этом, что загадку-то он разгадал, а вот к самой Хван Джини был равнодушен.
Картина «Хван Джини» северокорейского художника Хон Сокчуна посвящена именно тому, что Со Гёндок в первую очередь предпочитал книги, а Хван Джини - мужчин, которых трудно «заполучить»
Отношения между Хван Джини и Со Гёндоком - тема отдельного исследования, которое, вероятно, едва ли возможно в силу отсутствия достоверных первоисточников и наличия большого количества слухов. Но факт остается фактом - Хван Джини стала ученицей Со Гёндока. Обучение не было «школьным», т.е. кисэн не приходила в класс и не садилась за парту, - но она читала труды Со Гёндока, и в письмах они дискутировали о философии, о началах «ли» и «ки».
Считается, что Хван Джини была героиней ряда стихотворений Со Гёндока, но доподлинно это неизвестно - имя ее никогда не употреблялось. Традиционно, вместо личного имени Со Гёндок использовал абстрактное уважительное «ним», перевод которого может быть и «господин», и «любимая», и еще сотни вариантов. Так, например, здесь (подстрочный перевод мой) я оцениваю смысл именно как ожидание свидания, поэтому перевожу «ним» невежливым «ты»:
Моя душа юна, дела мои юны -
На горы, среди сонма облаков, придешь ли?
От ветра трепещат дерев листы -
Кто там? Быть может, это ты?
Но, конечно, Со Гёндок мог иметь здесь в виду и не Хван Джини, а, например, свою жену или, как многие чиновники, надеялся на встречу с государем (к слову, оды государю с воспеванием «ним» очень часто оказывались хорошо закамуфлированными любовными посланиями совсем не ему; но бывало и наоборот - тоска женщины по любимому на деле оказывалась еще одним письмом чиновника в отставке о том, что он все еще очень даже ничего и готов служить на благо отчизны).
На русском языке есть несколько стихотворений Хван Джини в поэтическом переводе Анны Ахматовой. В частности, вот это:
Разве я была, о друг мой, нехорошею с тобой,
Разве я была неверной, обманула ль я тебя?
Клялся ты прийти сегодня в третью стражу, в темноте,
А на деле оказалось, - это вовсе и не ты,
А всего лишь шорох листьев на осенних деревах.
И на листья мне ль сердиться, если друг мой виноват!
Замужем Хван Джини никогда не была, детей у нее тоже не было. Лю Монин (1559-1623) в одном из своих произведений даже пишет о том, что Хван Джини стала ученицей Со Гёндока для того, чтобы сблизиться с ним, но ученый не поддался очарованию красавицы. Впрочем, образ Хван Джини в XVII-XVIII вв. с каждым годом приобретал все большую популярность и «легендарность» - она представала и странствовавшей целый год по горам Кымгансан в сопровождении некоего чиновника Ли; и жившей шесть лет без брака под одной крышей с чиновником Ли Саджоном, которого затем покинула; и побиравшейся в буддийских монастырях и певшей за еду на банкетах… Она была и идеалом, и смелой нарушительницей всевозможных устоев.
Неизвестно, как и когда умерла Хван Джини. По легенде, она попросила похоронить ее близ дороги, и позднее, уже после ее смерти, проходивший мимо писатель Лим Дже (1549-1587), любитель вина и женщин, сложил у ее могильного холма стихи (пер. А.Ф.Троцевич):
В долине, поросшей зеленой травой,
ты лишь прилегла? Заснула?
Куда подевались румяные щечки?
Здесь-то лишь белые кости зарыты.
Некому нынче мне чашку вина поднести,
как я горюю о красавице!
Глядя на многочисленные легенды, окружающие ее имя; на десятки современных книг, фильмов и сериалов о ней, кажется, что Хван Джини по-прежнему жива и все также притягательно улыбается, играя на комунго. Действительно вечный символ ускользающей красоты, неподвластный времени.
Хван Джини увековечена в спектаклях, кино, прозе и поэзии, на картинах и страницах манхва… Она популярнее, чем многие королевы.
…И здесь, наверное, мы сегодня закончим, но прежде, чем поставить точку, я все же обращу ваше внимание на слишком частое для корейской поэзии упоминание одного и того же явления в стихах близких друг другу авторов - «шороха листьев на деревах» в ожидании встречи. Чуется мне, что Хван Джини и Со Гёндок что-то явно оставляли между строк:)
(с) Наталия Чеснокова, специально для
https://vk.com/south_korea_in_your_heart