О новом гуманизме-тоталитаризме
Оригинал взят у jacopone_da в Nur noch ein Gott kann uns retten
Философ Эдуард Надточий - письмо о совсем новом гуманизме:
http://en.wikipedia.org/wiki/Rosenstrasse_protest
Чтобы получить меру для сравнения состояния, в котором находится нынешняя путинская Россия, интересно сопоставить со случаем по ссылке, про который мне очень к месту напомнил Григорий Дашевский.
Вот вроде ведь нет совсем уж массовых арестов, и лагерей уничтожения нет, и даже есть какая-никакая, но оппозиционная пресса, способная говорить нехорошие вещи о правящей верхушке, и передвигаться можно не строем, и дома говорить все что захочешь, и за границу ездить. Значит, все в порядке, не тоталитарное ныне государство, и не режим террора?
Но вот мы сравниваем со случаем в нацистской Германии 43 года - напомню, не просто тоталитарном государстве, в котором террор - норма жизни, а политические аресты - дело тривиальное, а еще и с государством в состоянии войны.
И мы вдруг обнаруживаем, что в России-то - дела куда как хуже и страшнее обстоят. Если бы перед Лефортово или там Лубянкой вот так собрались жены заключенных, их бы рассеяли дубинками, арестовали самых активных, а потом еще, глядишь, и судили бы за бросание лимонами и пластиковыми бутылками в стражей орднунга. А уж чтобы их мужей выпустили - тут и думать нечего. Не дождетесь.
Т. е. в конкретной ситуации очевидно, что нынешний режим в своем отношении к собственным туземцам - террористичнее и беспощаднее, и куда менее договороспособен.
А как же концентрационные лагеря, тоталитарный порядок с подавлением всякого инакомыслия и т.п.?
На деле мы видим, что аресты сегодня идут каждый день. Именно политические. Подавление всех организаций и бизнесменов, не поддерживающих тоталитарный порядок - непрерывно и все мощнее. Политические процессы - повседневность, и завтра они явно будут мощнее, чем сегодня. Что судят не за идеи, а за нарушения порядка, - так и в Германии судили не за идеи, а просто потому что «подрывные элементы». И погромы выставок - это в России; на выставке «дегенеративного искусства», катавшейся по всей Германии, погромов таки не было. Книги здесь уже жгли. Теперь их просто запрещают.
Масштабы, конечно, не сталинские и не нацистские, это правда. И что это значит? Да всего лишь то, что изменились социально-политические технологии. Не было тогда телевизора. Телевизор как средство террора эффективней и дешевле массовых лагерей. Плюс появился интернет, с которым приходится сообразовывать формы террора. Интернет - не только как место свободы, которое не задавишь, но и место террора, ибо один арест в таких информационных сетях идет за десять, а то и сто тысяч в старые времена тоталитарных режимов рефлексивного модерна. Арест и лагерь - технические и экономические функции. Так вот сегодня они не имеют экономического смысла, а устрашение достигается проще и эффективней иными средствами. Кроме того, Россия - слабая страна, живущая продажей пеньки и воска. И опять-таки, иное состояние информацонноых технологий делает невозможной и бессмысленной ту политику тотального террора, которая характеризовала старые тоталитарные режимы.
Но это лишь значит, что тоталитарный режим эпохи постмодерна устроен иначе. Однако принципы те же самые, лишь эффективность террора амплифицирована.
И даже то, что нет «тотального проекта», - никакой не аргумент. Он тоже был функционален для архаических ныне технологий подавления. Тотальный мобилизационный проект в нынешнем тоталитарном обществе не нужен, его заменяет несколько каналов государственного геббельсовкого телевидения.
А по своему разрушительному презрению к аборигенам, как видно из примера, нынешний режим вообще не знает себе равных.
И в этом смысле он - один большой шаламовский концлагерь, где каждый сам по себе. Techne и субъект в его максимальной мощи humanitas, в заботе об исчислимости сущего планомерно перерабатывающие все живое в мертвое, изготовляя сообщество живых мертвецов, - эта суть концлагеря вполне проявлена в нынешнем режиме.
Просто привыкайте к мысли, что концлагерь - социальная машина, которой больше не нужны бараки и колючая проволока. Он теперь может себе позволить нечто более изощренное, но еще более страшное в своей сути.
Отсюда
Философ Эдуард Надточий - письмо о совсем новом гуманизме:
http://en.wikipedia.org/wiki/Rosenstrasse_protest
Чтобы получить меру для сравнения состояния, в котором находится нынешняя путинская Россия, интересно сопоставить со случаем по ссылке, про который мне очень к месту напомнил Григорий Дашевский.
Вот вроде ведь нет совсем уж массовых арестов, и лагерей уничтожения нет, и даже есть какая-никакая, но оппозиционная пресса, способная говорить нехорошие вещи о правящей верхушке, и передвигаться можно не строем, и дома говорить все что захочешь, и за границу ездить. Значит, все в порядке, не тоталитарное ныне государство, и не режим террора?
Но вот мы сравниваем со случаем в нацистской Германии 43 года - напомню, не просто тоталитарном государстве, в котором террор - норма жизни, а политические аресты - дело тривиальное, а еще и с государством в состоянии войны.
И мы вдруг обнаруживаем, что в России-то - дела куда как хуже и страшнее обстоят. Если бы перед Лефортово или там Лубянкой вот так собрались жены заключенных, их бы рассеяли дубинками, арестовали самых активных, а потом еще, глядишь, и судили бы за бросание лимонами и пластиковыми бутылками в стражей орднунга. А уж чтобы их мужей выпустили - тут и думать нечего. Не дождетесь.
Т. е. в конкретной ситуации очевидно, что нынешний режим в своем отношении к собственным туземцам - террористичнее и беспощаднее, и куда менее договороспособен.
А как же концентрационные лагеря, тоталитарный порядок с подавлением всякого инакомыслия и т.п.?
На деле мы видим, что аресты сегодня идут каждый день. Именно политические. Подавление всех организаций и бизнесменов, не поддерживающих тоталитарный порядок - непрерывно и все мощнее. Политические процессы - повседневность, и завтра они явно будут мощнее, чем сегодня. Что судят не за идеи, а за нарушения порядка, - так и в Германии судили не за идеи, а просто потому что «подрывные элементы». И погромы выставок - это в России; на выставке «дегенеративного искусства», катавшейся по всей Германии, погромов таки не было. Книги здесь уже жгли. Теперь их просто запрещают.
Масштабы, конечно, не сталинские и не нацистские, это правда. И что это значит? Да всего лишь то, что изменились социально-политические технологии. Не было тогда телевизора. Телевизор как средство террора эффективней и дешевле массовых лагерей. Плюс появился интернет, с которым приходится сообразовывать формы террора. Интернет - не только как место свободы, которое не задавишь, но и место террора, ибо один арест в таких информационных сетях идет за десять, а то и сто тысяч в старые времена тоталитарных режимов рефлексивного модерна. Арест и лагерь - технические и экономические функции. Так вот сегодня они не имеют экономического смысла, а устрашение достигается проще и эффективней иными средствами. Кроме того, Россия - слабая страна, живущая продажей пеньки и воска. И опять-таки, иное состояние информацонноых технологий делает невозможной и бессмысленной ту политику тотального террора, которая характеризовала старые тоталитарные режимы.
Но это лишь значит, что тоталитарный режим эпохи постмодерна устроен иначе. Однако принципы те же самые, лишь эффективность террора амплифицирована.
И даже то, что нет «тотального проекта», - никакой не аргумент. Он тоже был функционален для архаических ныне технологий подавления. Тотальный мобилизационный проект в нынешнем тоталитарном обществе не нужен, его заменяет несколько каналов государственного геббельсовкого телевидения.
А по своему разрушительному презрению к аборигенам, как видно из примера, нынешний режим вообще не знает себе равных.
И в этом смысле он - один большой шаламовский концлагерь, где каждый сам по себе. Techne и субъект в его максимальной мощи humanitas, в заботе об исчислимости сущего планомерно перерабатывающие все живое в мертвое, изготовляя сообщество живых мертвецов, - эта суть концлагеря вполне проявлена в нынешнем режиме.
Просто привыкайте к мысли, что концлагерь - социальная машина, которой больше не нужны бараки и колючая проволока. Он теперь может себе позволить нечто более изощренное, но еще более страшное в своей сути.
Отсюда