Мелочи церковной жизни. Часть третья
Если рассказывать о людях мелкотравчатых
http://regenta.livejournal.com/492865.html
http://regenta.livejournal.com/493079.html
забавно, но не назидательно, то, напротив того, рассказывать о мужах достойных зачастую печально, но поучительно.
Расскажу об одном эпизоде из жизни отца Симона (Гаджикасимова). Постриг он принял в Оптиной пустыни, где получил имя сначала Афанасия, а потом Силуана. Было бы трудно вспомнить, при отсутствии твёрдой хронологии, давно уничтоженной, надо полагать, в архивах этой святой обители, к какому именно этапу его жизни относился этот эпизод - то ли к тому, когда он был Афанасием, то ли к тому, когда уже Силуаном. Однако из личного эпистолярия явствует, что эпизод этот относился ко второму этапу, когда на него были возложены комендантские обязанности, то есть обязанности снабженца. Обязанности эти касались многосторонних закупок - стройматериалов, бензина, съестных припасов и даже бумаги для многотомного издания житий святых.
Братия святой обители относилась к отцу Силуану не только настороженно и ревниво, но и неприязненно: приезжавшие в монастырь паломники почему-то слушали именно его, а не штатных монастырских экскурсоводов, хотя они и вербовались из бывших интеллигентов. Да и вообще: очень уж контрастно смотрелся этот кедр ливанский среди окружающей его равнинной поросли, контрастно и, прямо скажем, чужеродно. А вот где-нибудь в Фиваиде первых веков нашей эры он был бы, наверное, на своём месте. Однако первые века давно миновали, Фиваида занесена песком столетий, и жить приходилось там, где приходилось, и среди тех, кого приходилось.
В своих письмах к автору этих строк отец Силуан характеризовал этот спецконтингент, по старой привычке, стихотворным образом, следующими строками:
«На окошке у меня
Плачутся столетники:
Ой, вся братия-родня,
Все - такие сплетники!
Завидущие таки.
Злые да упрямые...
Их отцы - большевики,
Да при этом - самые...
Да, встают монастыри
И преображаются...
Жаль, что в них богатыри
Что-то не рождаются».
(В миру Онегин Гаджикасимов был большим любителем, знатоком и ценителем русского поэтического и музыкального фольклора, чем, видимо, и можно объяснить именно такую стилизацию.)
Для «братии-родни» этот человек был органически чужим, и, наверное, если бы не та огромная практическая польза, которую он приносил монастырю, монастырь выбросил бы его вон, как ненужную вещь, гораздо раньше того, чем это случилось. Однако отец комендант (или, как он говорил в шутку, «команданте») приносил обители, как было сказано, большую практическую пользу, и его терпели ради кирпичей и бензина, добывать которые в те времена мог только человек, наделённый поистине харизматическими свойствами.
И отец Силуан был именно таким. Однако и враг, как говорится, не дремал, и как-то зимой отец Силуан, спускаясь по обледенелым ступеням восстанавливаемого храма, сломал ногу. С трудом удалившись к себе в келью, он возлёг на свой смиренный одр и погрузился в молитву, ожидая дальнейшего хода событий.
Прошло три или четыре дня, но о пропавшем монахе так никто и не вспомнил. Был человек - нет человека, мало ли что. Одним словом, история могла бы окончиться самым печальным образом, если бы в одно прекрасное морозное утро не вышел из своих покоев, прогуляться, отец настоятель. Отец настоятель, обходя дозором владенья свои, с изумлением остановился у одного из монастырских долгостроев и поинтересовался у сопровождающих его лиц, где кирпич. «Где кирпич? Где кирпич?» - стали вопрошать друг у друга сопровождающие лица, пока настоятель не спросил, кто за него отвечает. После длительной дискуссии выяснилось, что отвечает за него отец Силуан. «А где отец Силуан?» Этого никто не знал. Настоятель дал распоряжение разыскивать отца Силуана. Разыскивали долго, даже звонили своим знакомым в Москву. Постучать в его келью догадались только в последнюю очередь.
Перелом, осложнённый уже и язвами, не вызвал у «братии-родни» никакого сострадания, однако добрый настоятель всё-таки распорядился время от времени приносить болящему хлеб и воду. И время от времени, раз в три дня, их действительно приносили, чем и явили постине христианскую любовь и безграничное милосердие.
Богу было угодно продлить дни жития подвижника, и Провидение вмешалось в ход событий в лице каких-то влиятельных московских друзей и знакомых, которые и перевезли на время болящего в хорошую больницу.
А «братия-родня» - они что? Они люди функциональные: если человек имеет ценность как поставщик кирпича, он ценен, а если нет, то и Бог с ним.
Бог дал, Бог взял, как говорится. Совершить уставную панихиду - и искать нового снабженца.
Правда, панихида - это легко, а вот найти хорошего снабженца куда труднее.
http://regenta.livejournal.com/492865.html
http://regenta.livejournal.com/493079.html
забавно, но не назидательно, то, напротив того, рассказывать о мужах достойных зачастую печально, но поучительно.
Расскажу об одном эпизоде из жизни отца Симона (Гаджикасимова). Постриг он принял в Оптиной пустыни, где получил имя сначала Афанасия, а потом Силуана. Было бы трудно вспомнить, при отсутствии твёрдой хронологии, давно уничтоженной, надо полагать, в архивах этой святой обители, к какому именно этапу его жизни относился этот эпизод - то ли к тому, когда он был Афанасием, то ли к тому, когда уже Силуаном. Однако из личного эпистолярия явствует, что эпизод этот относился ко второму этапу, когда на него были возложены комендантские обязанности, то есть обязанности снабженца. Обязанности эти касались многосторонних закупок - стройматериалов, бензина, съестных припасов и даже бумаги для многотомного издания житий святых.
Братия святой обители относилась к отцу Силуану не только настороженно и ревниво, но и неприязненно: приезжавшие в монастырь паломники почему-то слушали именно его, а не штатных монастырских экскурсоводов, хотя они и вербовались из бывших интеллигентов. Да и вообще: очень уж контрастно смотрелся этот кедр ливанский среди окружающей его равнинной поросли, контрастно и, прямо скажем, чужеродно. А вот где-нибудь в Фиваиде первых веков нашей эры он был бы, наверное, на своём месте. Однако первые века давно миновали, Фиваида занесена песком столетий, и жить приходилось там, где приходилось, и среди тех, кого приходилось.
В своих письмах к автору этих строк отец Силуан характеризовал этот спецконтингент, по старой привычке, стихотворным образом, следующими строками:
«На окошке у меня
Плачутся столетники:
Ой, вся братия-родня,
Все - такие сплетники!
Завидущие таки.
Злые да упрямые...
Их отцы - большевики,
Да при этом - самые...
Да, встают монастыри
И преображаются...
Жаль, что в них богатыри
Что-то не рождаются».
(В миру Онегин Гаджикасимов был большим любителем, знатоком и ценителем русского поэтического и музыкального фольклора, чем, видимо, и можно объяснить именно такую стилизацию.)
Для «братии-родни» этот человек был органически чужим, и, наверное, если бы не та огромная практическая польза, которую он приносил монастырю, монастырь выбросил бы его вон, как ненужную вещь, гораздо раньше того, чем это случилось. Однако отец комендант (или, как он говорил в шутку, «команданте») приносил обители, как было сказано, большую практическую пользу, и его терпели ради кирпичей и бензина, добывать которые в те времена мог только человек, наделённый поистине харизматическими свойствами.
И отец Силуан был именно таким. Однако и враг, как говорится, не дремал, и как-то зимой отец Силуан, спускаясь по обледенелым ступеням восстанавливаемого храма, сломал ногу. С трудом удалившись к себе в келью, он возлёг на свой смиренный одр и погрузился в молитву, ожидая дальнейшего хода событий.
Прошло три или четыре дня, но о пропавшем монахе так никто и не вспомнил. Был человек - нет человека, мало ли что. Одним словом, история могла бы окончиться самым печальным образом, если бы в одно прекрасное морозное утро не вышел из своих покоев, прогуляться, отец настоятель. Отец настоятель, обходя дозором владенья свои, с изумлением остановился у одного из монастырских долгостроев и поинтересовался у сопровождающих его лиц, где кирпич. «Где кирпич? Где кирпич?» - стали вопрошать друг у друга сопровождающие лица, пока настоятель не спросил, кто за него отвечает. После длительной дискуссии выяснилось, что отвечает за него отец Силуан. «А где отец Силуан?» Этого никто не знал. Настоятель дал распоряжение разыскивать отца Силуана. Разыскивали долго, даже звонили своим знакомым в Москву. Постучать в его келью догадались только в последнюю очередь.
Перелом, осложнённый уже и язвами, не вызвал у «братии-родни» никакого сострадания, однако добрый настоятель всё-таки распорядился время от времени приносить болящему хлеб и воду. И время от времени, раз в три дня, их действительно приносили, чем и явили постине христианскую любовь и безграничное милосердие.
Богу было угодно продлить дни жития подвижника, и Провидение вмешалось в ход событий в лице каких-то влиятельных московских друзей и знакомых, которые и перевезли на время болящего в хорошую больницу.
А «братия-родня» - они что? Они люди функциональные: если человек имеет ценность как поставщик кирпича, он ценен, а если нет, то и Бог с ним.
Бог дал, Бог взял, как говорится. Совершить уставную панихиду - и искать нового снабженца.
Правда, панихида - это легко, а вот найти хорошего снабженца куда труднее.