1832
(Лирическое отступление в рамках проекта)
- Ты не о том вздумал писать руками в своём дневничке, Модестович, - строго заметил Неназванный, но глаза его смеялись. Нет чтобы как все, возиться в куче мусора жизни. О маленьких радостях и ничтожных врагах ... анекдоты и байки, на худой конец, страшные истории. Что тебе неймётся?
- Мог бы написать эротический рассказ, чем зря штаны за компом штаны просиживать, - заявила темноволосая девица, протиравшая бокалы. Откуда она взялась, или всегда тут была? Как во сне.
- И не надо так пялиться на мою жопу, - фыркнула она, стоя к нам спиной.
- Да мы и не думали смотреть, Таис, - примирительно сказал Архитектор. И не надо бросаться стаканами в нашего гостя, стекло хорошее, настоящее. Ну так что, шутник-неудачник о добре и зле, не хочешь ли разыграть маленькую партию в слова, под глоток фалернского из этого хрусталя?
Не знаю отчего, но мне с этими двумя, Архитектором и Неназванным, было спокойно и хорошо. Можно было догадываться, какие неизмеримые силы за ними стоят, но они почему-то совсем не пугали. И короткий рассказ начал сплетаться сам собой. Исчезла площадь и улицы, растаяли мои собеседники ...
Я стою перед полотном с кораблём и такой огромной толпой таких маленьких человечков, что старый Брейгель нервно курит в углу. "Корабль дураков" - гласит табличка. "Неплохо бы снять", - мелькает мысль, но в зале висит табличка с перечёркнутым фотоаппаратом. Ну и пускай, я ведь не за этим сюда пришёл. И никто кроме меня не знает, зачем.
Я здесь, чтобы увидеть совсем другую картину. Два года назад я уже стоял перед ней, как Роджер Барлоу перед своей The Lonely Maiden (которая потом волшебным образом материализовалась в его жене). Смотрел и не мог оторваться.
В глазах девушки отражалось небо, ветви и листья. Тонкая рука тянулась к розе. На первый взгляд, в ней не было ничего особенного. Круглые щёки, слегка вздёрнутый нос, рыжие волосы. Но хочется оставить всё это с собой, унести в душе навсегда. Наверно, было в этом не очень знаменитом при жизни живописце что-то настоящее, если сейчас он считается одним из наиболее интересных художников своей эпохи.
Ну что ж, пора подойти и сказать “Привет, это наше второе свидание”. Я поднимаюсь по мраморной лестнице мимо толстых амуров и прохожу в тот зал со скрипучим полом, где, как я помню, находится моя знакомая.
Если войти в левую дверь, то свет падает сквозь большие окна, наполняя комнату солнцем. Теперь мы делаем пару шагов и оборачиваемся направо. Наша сборщица роз должна быть там.
Но её нет.
Я всё ещё надеюсь, что ошибся. Медленно и внимательно исследую весь зал, потом соседние, потом весь этаж, и наконец остальные. Пусто.
- Что, не нашёл? - раздаётся голос рядом. Я оборачиваюсь. Это работник музея, судя по костюму.
- О чём вы? - Я делаю вид, что не понимаю.
- Да ладно, брось. Я сам смотрел на неё двадцать лет.
- И где она теперь?
- Убрали из постоянной коллекции. Ты не поверишь, малый, но я всерьёз собирался её украсть. Не вышло. Теперь жди, когда вернётся.
Дома я включил компьютер и вышел на сайт музея. Отыскал художника и картину.
В описании была строчка:
“Инвентарный номер 1832. В настоящее время не в постоянной коллекции.”
Я открыл скачанное изображение. Разрешение было такое, что виден каждый мазок кисти.
Тонкая рука тянулась за розой.
Ну, здравствуй ещё раз, - сказал я.
Синее небо над деревьями уже успело потемнеть. Странно, ведь история была короткой. Или я рассказал, сам того не замечая, много больше?
- Ну какая же это эротика, - снисходительно протянула Таис, наливая густое тёмное вино нам и себе. - Это что-то о любви и нежных чувствах для вечности. И с названием выпендриваешься, - подумаешь, Конан Дойль со Стивеном Кингом в одном флаконе! А эта картина, она есть или ты выдумал, бродяга?
( Продолжение будет)
- Ты не о том вздумал писать руками в своём дневничке, Модестович, - строго заметил Неназванный, но глаза его смеялись. Нет чтобы как все, возиться в куче мусора жизни. О маленьких радостях и ничтожных врагах ... анекдоты и байки, на худой конец, страшные истории. Что тебе неймётся?
- Мог бы написать эротический рассказ, чем зря штаны за компом штаны просиживать, - заявила темноволосая девица, протиравшая бокалы. Откуда она взялась, или всегда тут была? Как во сне.
- И не надо так пялиться на мою жопу, - фыркнула она, стоя к нам спиной.
- Да мы и не думали смотреть, Таис, - примирительно сказал Архитектор. И не надо бросаться стаканами в нашего гостя, стекло хорошее, настоящее. Ну так что, шутник-неудачник о добре и зле, не хочешь ли разыграть маленькую партию в слова, под глоток фалернского из этого хрусталя?
Не знаю отчего, но мне с этими двумя, Архитектором и Неназванным, было спокойно и хорошо. Можно было догадываться, какие неизмеримые силы за ними стоят, но они почему-то совсем не пугали. И короткий рассказ начал сплетаться сам собой. Исчезла площадь и улицы, растаяли мои собеседники ...
Я стою перед полотном с кораблём и такой огромной толпой таких маленьких человечков, что старый Брейгель нервно курит в углу. "Корабль дураков" - гласит табличка. "Неплохо бы снять", - мелькает мысль, но в зале висит табличка с перечёркнутым фотоаппаратом. Ну и пускай, я ведь не за этим сюда пришёл. И никто кроме меня не знает, зачем.
Я здесь, чтобы увидеть совсем другую картину. Два года назад я уже стоял перед ней, как Роджер Барлоу перед своей The Lonely Maiden (которая потом волшебным образом материализовалась в его жене). Смотрел и не мог оторваться.
В глазах девушки отражалось небо, ветви и листья. Тонкая рука тянулась к розе. На первый взгляд, в ней не было ничего особенного. Круглые щёки, слегка вздёрнутый нос, рыжие волосы. Но хочется оставить всё это с собой, унести в душе навсегда. Наверно, было в этом не очень знаменитом при жизни живописце что-то настоящее, если сейчас он считается одним из наиболее интересных художников своей эпохи.
Ну что ж, пора подойти и сказать “Привет, это наше второе свидание”. Я поднимаюсь по мраморной лестнице мимо толстых амуров и прохожу в тот зал со скрипучим полом, где, как я помню, находится моя знакомая.
Если войти в левую дверь, то свет падает сквозь большие окна, наполняя комнату солнцем. Теперь мы делаем пару шагов и оборачиваемся направо. Наша сборщица роз должна быть там.
Но её нет.
Я всё ещё надеюсь, что ошибся. Медленно и внимательно исследую весь зал, потом соседние, потом весь этаж, и наконец остальные. Пусто.
- Что, не нашёл? - раздаётся голос рядом. Я оборачиваюсь. Это работник музея, судя по костюму.
- О чём вы? - Я делаю вид, что не понимаю.
- Да ладно, брось. Я сам смотрел на неё двадцать лет.
- И где она теперь?
- Убрали из постоянной коллекции. Ты не поверишь, малый, но я всерьёз собирался её украсть. Не вышло. Теперь жди, когда вернётся.
Дома я включил компьютер и вышел на сайт музея. Отыскал художника и картину.
В описании была строчка:
“Инвентарный номер 1832. В настоящее время не в постоянной коллекции.”
Я открыл скачанное изображение. Разрешение было такое, что виден каждый мазок кисти.
Тонкая рука тянулась за розой.
Ну, здравствуй ещё раз, - сказал я.
Синее небо над деревьями уже успело потемнеть. Странно, ведь история была короткой. Или я рассказал, сам того не замечая, много больше?
- Ну какая же это эротика, - снисходительно протянула Таис, наливая густое тёмное вино нам и себе. - Это что-то о любви и нежных чувствах для вечности. И с названием выпендриваешься, - подумаешь, Конан Дойль со Стивеном Кингом в одном флаконе! А эта картина, она есть или ты выдумал, бродяга?
( Продолжение будет)