Оригинал взят у
koka_lermont в
Весь путинский балаган можно объяснить только одним: народ дюже херовый. Ч. IОригинал взят у
systemity в
Весь путинский балаган можно объяснить только одним: народ дюже херовый. Ч. IКрымские мифы. Миф №2. Об историческом праве России на Крым 4 АВГУСТА 2015,
АРКАДИЙ ПОПОВ Когда территориальные притязания хотят выглядеть обоснованными, они почти всегда пристраивают к себе аргументацию «от исторического права». В крымнашизме эта аргументация присутствует в трёх версиях -юридической, этнонациональной и сакральной.
Юридическая версия обоснования исторического права России на Крым делает упор на то, что Российская Федерация является правопреемницей СССР, а через него и Российской империи. И раз Крым когда-то принадлежал Российской империи, а потом российской части Советского Союза (РСФСР), то даже невзирая на то, что последние почти 40 советских лет Крым входил в состав УССР, а потом ещё более 20 лет - в состав Украины, Российская Федерация всё равно вправе распоряжаться им как своей исторической территорией. Но тут всплывают целых два вопроса, на которые в крымнашизме нет ответов.
Во-первых, непонятно, из чего следует, что если какая-то территория когда-то принадлежала какому-то государству, то она навечно должна принадлежать ему или его правопреемнику. Когда-то Финляндия принадлежала Российской империи, а Восточная Пруссия - Германии. И что же, эти территории надо вернуть правопреемникам их прежних владельцев? Наверно, всякий скажет, что не надо: раз прежний владелец признал свою бывшую территорию независимым государством или частью другого государства, то всё - вопрос закрыт. Именно так и обстоит дело с Крымом.
А во-вторых, откуда взято, что Российская Федерация - единственная правопреемница Российской империи? Даже СССР не был её единственным правопреемником, коль скоро его территория не покрывала всей территории империи. А правопреемство государств неотделимо от занимаемых ими территорий: «правопреемство государств - переход прав и обязанностей от одного государства к другому или смена государства, ответственного за какую-либо территорию». Затем и сама территория СССР была разделена между 15 государствами, и этот раздел был узаконен в рамках международного права, что означает, что у СССР - не один, а целых 15 правопреемников. А то, что только к Российской Федерации «в наследство» от СССР перешли постоянное членство в Совете безопасности ООН, легальный статус ядерной державы и ещё кое-какие права и обязанности (связанные с госдолгом, с собственностью за рубежом), - это результат отдельных международных договорённостей. Автоматического правопреемства тут нет.
Так что у современной Российской Федерации нет никаких оснований претендовать на право распоряжаться всей территорией Российской империи. Присутствие в названии этих двух государств общего корня «Росс» с правовой точки зрения значит не больше, чем присутствие общего корня «Deutsch» в названии кайзеровской Германской империи («Deutsches Reich») и современной ФРГ («Bundesrepublik Deutschland»). И то, и другое государство принято называть «Германией» («Deutschland»), подобно тому как Российскую империю Романовых и Российскую Федерацию принято называть «Россией», ну и что? Ничего. Современная Россия имеет не больше прав на Украину и Таджикистан, чем современная Германия - на Силезию и Намибию.
Границы современных государств юридически действительны постольку, поскольку в этих границах государства признаются в качестве членов ООН. Границы Украины, охватывающие Крым, после распада СССР были признаны всеми членами ООН, включая Российскую Федерацию. Со стороны последней это признание затем подтверждалось Будапештским меморандумом 1994 г., в котором Россия в обмен на передачу ей находившихся на территории Украины ядерных вооружений выступила одним из гарантов территориальной целостности Украины. А потом был ещё Договор о дружбе, сотрудничестве и партнёрстве между Россией и Украиной от 1997 г. (ратифицирован ФС РФ в 1999 г.), статья 2 которого гласит: «Высокие Договаривающиеся Стороны в соответствии с положениями Устава ООН и обязательствами по Заключительному акту Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе уважают территориальную целостность друг друга и подтверждают нерушимость существующих между ними границ».
Может быть, всё дело в том, что те договоры подписывались при Ельцине, а Путин ничего про это не знал и прав Украины на Крым никогда не признавал? Увы, и эта версия оправдания его действий в отношении Крыма (юридически, разумеется, ничтожная) не проходит. Всё Путин знал и признавал, подтверждением чему может служить, к примеру, интервью, данное им 30 августа 2008 г. немецкому телеканалу ARD. На вопрос журналиста, не является ли Крым следующей целью для Кремля после Абхазии и Южной Осетии, тогдашний глава Правительства России В.В. Путин возмущённо ответил: «Крым не является никакой спорной территорией. Там не было никакого этнического конфликта, в отличие от конфликта между Южной Осетией и Грузией. И Россия давно признала границы сегодняшней Украины (курсив наш - А.П.). Мы, по сути, закончили в общем и целом наши переговоры по границе. Речь идет о демаркации, но это уже технические дела. Вопрос о каких-то подобных целях для России, считаю, отдаёт провокационным смыслом».
Теперь это своё возмущение, а также, что важнее, подписи высших должностных лиц России под документами о признании и гарантировании территориальной целостности Украины наш президент считает утратившими силу. Отчего же? Оказывается, оттого, что в Киеве произошла революция: «если это революция, что это значит? Мне тогда трудно не согласиться с некоторыми нашими экспертами, которые считают, что на этой территории возникает новое государство… А с этим государством и в отношении этого государства мы никаких обязывающих документов не подписывали». Это - поразительное заявление для государственного деятеля с юридическим образованием, и лучше бы ему не слушать таких экспертов, а полистать учебники.
Ведь революции, или, что то же самое, государственные перевороты (акты смены верховной власти, осуществлённые с нарушением конституций), которые случаются во многих странах с не устоявшейся демократией, считаются их сугубо внутренним делом. За время правления Путина такие перевороты имели место в дюжине стран, в Киргизии и Таиланде даже дважды, но все договоры, подписанные их прежними властями с властями России, остались в силе. Да и Россия не без греха: разгон Съезда народных депутатов и Верховного Совета осенью 1993 г. многие тоже считают вопиюще неправовым актом смены верховной власти (в частности, председатель Конституционного Суда РФ В. Зорькин). Но если бы Германия под этим предлогом отозвала своё признание утраты Кёнигсберга и решила с ним «воссоединиться», то Путин с этим бы согласился?
Революцией надо считать и события, произошедшие в СССР в августе-декабре 1991 г. Но ни одно государство в мире не вздумало из-за этого подвергать сомнению границы РСФСР, ставшие границами Российской Федерации. Не забудем и того, что между Российской Империей и Советской Россией пролегла пропасть Октябрьской революции 1917 г, куда более беззаконной и кровавой, чем февральская революция 2014 г. в Украине. И если Украина после Майдана, как подсказывают Путину его эксперты, утратила права на свои территории, то какие могут быть права у Советской (а значит, и у нынешней) России на земли, входившие в состав Российской империи?
Таким образом, юридическая версия мифа об историческом праве России на Крым «не вытанцовывается». Но у экспертов, идеологически обслуживающих политику Путина, есть ещё и этнонациональная версия: Россия, будучи «национальным государством русских», имеет право на Крым, потому что Крым «всегда был населён в основном русскими». Просто после распада СССР он вместе со всей «Новороссией» попал в ту часть «разделённой русской нации», которая оказалась за границами РФ, и эту историческую несправедливость следует исправить.
Насчёт «всегда» мы поговорим попозже, а сперва порассуждаем в горизонте современности. Что Крым сегодня населён в основном русскими - это факт. Но если мы хотим, как русский националист Егор Холмогоров, доказать право России на Крым с помощью понятия национального государства, то этот факт сам по себе нам не поможет. Во-первых, нам потребуется принять за основу такое утверждение: «Все территории, населённые в основном каким-то народом, по праву принадлежат национальному государству этого народа». А во-вторых, надо ещё будет определить, какое государство является национальным для данного народа. Очевидно, то, нацию которого этот народ и образует? А нацию какого государства образует русский народ? Российской Федерации?
Ничего подобного. Русский народ - как этнос, как совокупность людей, говорящих по-русски и считающих себя русскими - никакой нации не образует. Что бы ни говорили эксперты вроде Холмогорова, нация в современном понимании - это гражданская общность, совокупность всех граждан какого-то государства. И нацию Российской Федерации образуют не русские, а все граждане Российской Федерации, независимо от их языка и культуры: русские, татары, башкиры, украинцы, чуваши и т.д. Русские среди них в большинстве, но это не может вести ни к каким преимуществам русских граждан РФ перед нерусскими. А те русские, что не являются гражданами РФ, не имеют отношения и к её нации, и таковы большинство русских, живущих в других странах.
Конечно, нация - это «народ», только тут уместно употреблять те версии понятия «народ», что обозначаются не этнонимами, а политонимами. В данном случае не этнонимом «русские», а политонимом «россияне». И это общее правило. Есть арабский народ, имеющий своим родным языком арабский язык, на котором говорят более 250 млн. человек в 23 государствах, и все они называют себя этнонимом «арабы». Но нация Алжира - это не «арабы», а «алжирцы»: все граждане Алжира, включающие как алжирских арабов, так и алжирских берберов. Для них Алжир является национальным государством. А вот Марокко для них таким государством не является: оно является национальным для «марокканцев», т.е. для всех граждан Марокко, включая марокканских арабов и марокканских берберов. И так везде: любое государство является национальным для тех и только тех лиц, которые являются гражданами этого государства.
Определившись с этим, вернёмся в Крым. Наверно, какое-то число людей, проживавших к началу 2014 г. в Крыму, имели российское гражданство, но большинство жителей Крыма, включая русских, были гражданами Украины, членами её нации. Значит, национальным государством для большинства жителей Крыма была Украина. А теперь, опираясь на принятое нами базовое утверждение, строим силлогизм: а) все территории, населённые в основном гражданами Украины, по праву принадлежат Украине; б) Крым в 2014 г. был населён в основном гражданами Украины; следовательно, в) Крым в 2014 г. по праву принадлежал Украине. Есть возражения?
Если есть, тогда надо или вообще отказываться от обоснования права России на Крым через использование понятия национального государства, или становиться на архаичную позицию этнического национализма, которая сводится, коротко говоря, к трём пунктам:
а) настоящая, «естественная» нация есть этнос (или «племя», как выражались по-русски ещё в начале ХХ в.) - совокупность людей, объединённых общностью языка (иногда и религии);
б) всякий этнос (племя) хочет и вправе иметь «своё собственное» государство - такое, в котором этот этнос будет доминирующей группой (так наз. «государствообразующей нацией»);
в) для реализации пункта «б)» допустимо насильственно перекраивать границы существующих полиэтничных государств, подстраивая их под этнические границы.
Такая перекройка с подстройкой может осуществляться двумя путями - через сецессию и через аннексию. Первый путь - вычленение из государства территории с преобладанием одного этноса и образование на ней нового государства, «национального» для этого этноса (в науке это называют этнической сецессией, в публицистике - «национальным самоопределением»). Второй путь - расширение границ государства, в котором де-факто доминирует какой-то этнос, за счёт других государств таким образом, чтобы в расширенное государство вошли («собрались») все ареалы расселения этноса, соплеменного собирателям. И в результате это государство сделалось бы «национальным» для всех представителей этого этноса в доступных окрестностях (в науке это называется ирредентистской аннексией, в публицистике - «национальным воссоединением»).
Моноэтничные нации, полученные подстраиванием государственных границ под этнические, иногда называют этнонациями. Но поскольку этносы на Земле расселены вперемешку, то одной перекройки границ государств для создания этнонаций всегда недостаточно, надо ещё избавиться от засоряющих этнонацию иноэтничных меньшинств. Это делается путём их истребления, изгнания или принудительной ассимиляции. Последнее гуманнее этнических чисток, однако всё это - варварство, т.е реанимация племенных чувств и племенных порядков в эпоху существования государств. Варварство - это консервативная реакция племенного начала на успехи цивилизации, восстание против цивилизации (которая опирается на государство и право, а в развитых своих формах - и на политические нации как сообщества граждан, не связанные с их этничностью).
Нынешние варвары отличаются от готов и гуннов тем, что пытаются разрушить цивилизацию изнутри государств или с их помощью, и они зовут себя националистами. Правильнее им было бы звать себя этнонационалистами, но русский язык этому противится, так как в нём прижилось этническое понимание слова «нация», отождествляющее её с этносом. И эту языковую традицию не поломало ни вступление СССР в Организацию Объединённых Наций, ни использование политического толкования нации в выражениях «национальный доход», «национализация» и т.п.
Националисты любят фантазировать на исторические темы, доказывая, что их племя уже сколько-то веков или тысячелетий назад имело своё великое и могучее государство, которое было потом разрушено врагами, а племя, соответственно, порабощено, расчленено и поделено между разными ненациональными для него государствами. И поэтому теперь, захватывая куски соседних стран, населённые соплеменниками, националисты, мол, чужого не берут, а возвращают своё - «воссоединяют свою нацию», реализуя таким образом «своё историческое право на свои земли».
Надо сказать, что сецессии, в том числе этнические, иногда бывают оправданны - в случаях лавинообразного развала империй, когда единственным спасением от кровавых распрей за куски распадающейся территории оказывается её раздел по административным и этническим границам. Когда зацепиться больше не за что, приходится цепляться и за прошлое. И если национализм на этом выдыхается, не выливаясь в попытки создать этнонацию (или если такие попытки не удаются), то дальше всё может идти вполне цивилизованно. А вот у ирредентистской аннексии оправданий нет: агрессия есть агрессия, и ссылки на «историческое право» её никак не извиняют.
В крымской истории 2014 года вроде бы сошлись, с разрывом в 2 дня, сецессия и аннексия: 16 марта Крым «самоопределился», а 18 марта - «воссоединился». Но в действительности, как признал сам Путин в фильме «Крым. Путь на Родину» (и как подтверждают другие источники), крымская сецессия была организована российскими властями и российскими войсками, так что тут не было ничего, кроме аннексии. Причём аннексии с ирредентистским воодушевлением.
Такое воодушевление не сулит ничего хорошего, ибо вызывает из-под земли духов крови и почвы, возбуждая атавистические инстинкты - ксенофобию, милитаризм, обскурантизм, поклонение вождю. И то, что Крым был не просто отторгнут у Украины и не просто аннексирован (что уже есть дичайший атавизм), но аннексирован именно под флагом «воссоединения с соотечественниками» (точнее, с соплеменниками), - это такой заход в варварство, из которого России ещё долго придётся выходить. Если к сецессии в современном цивилизованном мире отношение всё-таки двойственное, то аннексия воспринимается как безусловно преступное деяние, и ирредентистская мотивация тут не считается оправданием, совсем наоборот.
Понятно, что, например, в Косове у американцев не было «соотечественников» и им там не с кем было «воссоединяться». Но вполне можно было «воссоединить» Косово с единоплеменной ему Албанией, большим другом НАТО, однако никому и в голову не пришло это делать. Не стала «воссоединяться» с армянским Нагорным Карабахом и Армения, 20 лет назад обеспечившая его сецессию. И даже Турция, в 70-х годах прошлого века обеспечившая сецессию Северного Кипра (в ответ на попытку греческих «чёрных полковников» силой присоединить к Греции весь Кипр), не позволила себе «воссоединиться» с соплеменниками! Такое позволяли себе только в прежние эпохи, и на этом стоит задержать внимание: историю племенных «воссоединений» знать полезно.
Первые крупные «воссоединения» этого рода произошли во 2-й половине XIX в., когда армия Сардинского королевства «воссоединила» Италию, а армия Пруссии - Германию, многие части которых пришлось, как учил Бисмарк, «железом и кровью» отсоединять от других государств. Оба эти «воссоединения» вдохновлялись и этническими чувствами племенного единства, и, конечно, «историческими воспоминаниями» (об античной Италии, о средневековой Германии). В массовом сознании оба «воссоединения» до сих пор принято оценивать в общем позитивно, не заостряя внимания на том, что их отложенными последствиями оказались фашизм и нацизм.
Но в XIX в. до тех последствий надо было ещё дожить, а политический мейнстрим уже был задан. И в XX в. по Европе покатились новые волны «воссоединений» - сначала в ходе двух Балканских войн (когда Сербия, Греция и Болгария, топча друг друга, наперебой «воссоединялись» с отнятыми у Турции и друг у друга землями), а потом и по итогам Первой мировой войны, когда в пользу стран Антанты и её союзников были аннексированы ряд территорий Центральных держав и России, чьи жители в основном или частично говорили на языках стран-победительниц. Таким путём думалось реализовать принцип «самоопределения наций», но реализация не удалась, что и неудивительно, поскольку выдвинул этот принцип Вудро Вильсон - человек, по свидетельству его биографов, катастрофически невежественный в этнической и политической географии Европы.
Эта география (как и география всего мира) такова, что «воссоединение» одних этносов неизбежно ведёт к «рассоединению» других, так что с ростом числа «воссоединений» число обиженных ими растёт в геометрической прогрессии, множа желание дать «симметричный ответ». Да и заразительно это: если можно им, почему нельзя нам? И в 20-х годах ново-воссоединённая Польша уже сама, в дополнение к тому, что было отведено ей Версальским договором, отторгла у Литвы польскоязычный Виленский край и «воссоединилась» с ним. А Греция по случаю краха Османской империи решила «воссоединиться» не только с отведёнными ей Восточной Фракией и Ионией, но и со всей Анатолией. Но тут, правда, греческая армия напоролась на турецкую, которая пресекла восстановление «Греческого мира» в исторических границах Византийской империи, а потом и вовсе изгнала греков из всей Малой Азии, попутно учинив их резню в Смирне (Измире).
Затем, к концу 30-х годов, покатилась волна немецких «воссоединений» (аншлюсов) - Австрия, Судеты, Мемель; потом были германо-итальянские «Венские арбитражи», разрешившие Венгрии «обратно воссоединиться» с частью отрезанных от неё по Трианонскому договору земель. А с началом Второй мировой уже и Сталин «обратно воссоединил» с советскими Белоруссией и Украиной восточные области Польши с преимущественно белорусским и украинским населением.
Не все «воссоединения» были ответами на «рассоединения»: срабатывала и охватившая европейский континент мода на образование непременно «единых» и непременно «великих» государств («Единая Италия», «Единая Германия», «Великая Болгария», «Великая Греция» и т.д.). И поскольку одни этнонации утверждали себя через унижение других, а государства превращались в инструменты деспотии вождей, то можно сказать, что все эти «воссоединения» были звеньями одного общего процесса националистической варваризации Европы. Этот процесс породил две мировые войны, и после второй стало ясно, что дальше так продолжаться не может и не должно: понадобилось же всего 60 лет, чтобы агрессивный «дух воссоединения» в Италии «надул» Муссолини, а в Германии - Гитлера. И когда лидеры стран антигитлеровской коалиции учредили ООН, то её уставом агрессия и аннексия были поставлены под жёсткий юридический запрет.
Нельзя сказать, что с тех пор совсем не было попыток этот запрет обойти. Такие попытки предпринимала Греция (хотела «воссоединиться» с Кипром), Аргентина (желала «воссоединиться» с Фолклендами), Ирак (решил «воссоединиться» с Кувейтом). Все эти попытки обосновывались идеями племенного единства и (или) «исторического права», но все они увенчались крахом.
Из того, что заповеди «не убий» и «не возжелай дома ближнего твоего» распространяются теперь не только на человека, но и на государство, вовсе не следует, что государство уподобляется человеку. Территориальная целостность государства неприкосновенна потому, что посягательство на неё есть посягательство насуверенитет нации, состоящей из всех граждан государства. Границы нации создаются границами государства,других границ у нации нет, и кромсать их без согласия большинства членов нации - преступно, даже если кому-то очень хочется от кого-то отсоединиться, а с кем-то, наоборот, воссоединиться. Что же до толкования нации как племени (этноса), то эта архаика была исторически изжита ещё в Новое время, с созданием полиэтничных гражданских наций, но в XIX и XX вв. она оказалась реанимирована стараниями энтузиастов «отсоединительно-воссоединительных» войн. Итог этим стараниям и был подведён в Нюрнберге.
Тот факт, что «Русское национальное государство» расширилось за счёт Крыма без заметных кровопусканий по месту расширения и без этнических чисток (изгнанию подверглись пока только лидеры крымскотатарской общины), удерживает от квалификации этой политики как уже нацистской. Но те, кто видит оправдание аннексии Крыма в историческом праве России изымать русские общины (вместе с территориями их проживания) из «ненациональных» для них государств и заключать их в «национальные» объятья «Русского мира», должны понимать, куда они плывут. Идея «собирания земель» - идея опасная. И тут не надо обижаться на сравнение с немецким нацизмом: нацизм - это всего лишь высшая стадия развития этнического национализма.
Уровни развития национализма, конечно, имеют значение. Но исследователи истории немецкого нацизма, знают, что трудно указать тот порог, за которым «просто национализм» стал развиваться в нацизм. В конце 20-х гг. будущие нацисты ещё только мечтали о воссоединении всего немецкого народа в границах единого немецкого национального государства; в начале 30-х они ещё только маршировали под «Хорст Вессель»; в середине 30-х всего лишь рукоплескали возведению вождистской «вертикали»; в конце 30-х всего лишь воссоединялись с Австрией и Судетами и делили со Сталиным Польшу. А в начале 40-х - ну надо же! - уже затопили печи Освенцима. И надо быть А. Миграняном, чтобы не увидеть связи зрелого нацистского душегубства с довоенными усилиями нацистского вождя по растлению немецкого народа и уничтожению демократии в Веймарской Германии под лозунгом «собирания немецких земель».
Наверно, если бы кто-нибудь сумел остановить Гитлера в 1939 году, то мы так и не узнали бы, как выглядят вершины «собирательской» политики. Теперь мы это знаем, и знаем то, что путь к этим вершинам от их подножья, от начала землесобирательства, может занять всего 2 года и 2 месяца. И чтобы пройти его, нужно не так много: всенародная ненависть к врагам, внутренним и внешним, всенародное презрение к праву, внутреннему и международному, и всенародная поддержка политики вождя-собирателя. Есть уже всё это в России? Вопрос не такой простой.
О разожжённой нашим телевизором ненависти к украинцам, американцам и «национал-предателям» (это новое слово в лексиконе Путина - калька с немецкого «Nationalverräter») мы ещё поговорим: на разжигании этой ненависти специализируются особые разделы крымнашизма. Ненависть велика, но пока неясно, насколько крепка. Презрение к праву в России тоже налицо, но и тут вопрос об уровне: достаточно ли уже нашего правового нигилизма для нацификации страны? Что до всенародной поддержки вождя, готового взять на себя ответственность за ограбление чужого народа и растление своего, освободив его от «химеры, именуемой совестью», то и тут не всё гладко: социологические рейтинги падают так же быстро, как и взлетают. Оттого и приходится специальным людям наставлять народ: «есть Путин - есть Россия, нет Путина - нет России!».
Последняя - сакральная - версия «исторического права России на Крым» всплыла в декабре 2014 г., в послании Президента России Федеральному Собранию. В этом послании было сказано, что «историческое воссоединение Крыма и Севастополя с Россией» имеет особое значение не только потому, что «в Крыму живут наши люди» (т.е. русские: президент полиэтничной России считает русскость квалифицирующим признаком «наших людей»), и не только потому, что «сама территория стратегически важна» (во как!), но и потому, что «именно здесь находится духовный исток формирования многоликой, но монолитной русской нации и централизованного Российского государства. Ведь именно здесь, в Крыму, в древнем Херсонесе, или, как называли его русские летописцы, Корсуни, принял крещение князь Владимир, а затем и крестил всю Русь… И это даёт нам все основания сказать, что для России Крым, древняя Корсунь, Херсонес, Севастополь имеют огромное цивилизационное и сакральное значение».
А то, что бабушка Владимира княгиня Ольга крестилась в Константинополе - не имеет для России такого же цивилизационного и сакрального значения? В том смысле, что не пора ли уже воссоединяться и с Турцией? Или то крещение - лишь факт биографии бабушки, а русский народ в Константинополе не крестился? Так он и в Корсуни не крестился - он крестился в Киевской Руси, прежде всего в Киеве. Наверно, для поиска духовных истоков русской нации этот факт поважнее будет, чем крещение князя, и тогда, чего уж там, надо воссоединяться прямо с Киевом, с матерью городов русских? Если бы ещё президент объяснил нам, что он разумеет под «русской нацией», и если она такая древняя и православная, то почему он исключил из неё украинцев? Для православных киевлян, винничан, полтавчан воссоединение с купелью киевского князя-крестителя, наверно, тоже имеет сакрально-цивилизационное значение? Или на это как раз наплевать?
Между прочим, тема Херсонеса была затронута Путиным ещё в его «Крымской речи» от 18 марта. Но тогда о крещении Владимира было сказано, что «его духовный подвиг - обращение к православию - предопределил общую культурную, ценностную, цивилизационную основу, которая объединяет народы России, Украины и Белоруссии». Прошло 9 месяцев, и вот об объединяющем все три народа значении этого духовного подвига речи уже нет - он теперь занесён в разряд духовных истоков исключительно «русской нации и централизованного Российского государства».
До сих пор неизвестно, что на этот счёт думают в РПЦ (прежде особо сакральным местом Херсонес не был: «те места, что наиболее привлекательны для христианина, находятся много дальше Крыма: на Афоне или на Святой Земле. Причём паломники, что брели и ехали к ним в 18-19 веках, в Крым вообще не заходили»). Не видно пока и реакции профессиональных историков и этнологов на свежую идею об истоках русской нации, опершуюся на летописное предание о том, как любвеобильный князь Владимир в дополнение к имевшимся у него пяти жёнам и восьмистам наложницам решил взять себе в жёны ещё и сестру византийского императора Анну, для чего захватил Херсонес и пригрозил захватить и столицу империи, если ему не выдадут Анну, после чего получил её, но при условии своего крещения, каковое и совершил тут же в Херсонесе, так как у него в тот момент как раз повредилось зрение, а для исцеления, как ему объяснили, опять-таки следовало срочно креститься.
Сколь достоверно то предание (многие историки считают, что Владимир совершил духовный подвиг крещения в Киеве, ещё за два года до набега на Херсонес) - это дело десятое. А вот то, что его тёзка в поисках всё новых оправданий своего политического подвига уплыл в столь туманные древности, говорит о том, как трудно вплетать историю в крымнашистскую теорию.
Но без истории нельзя: миф должен выглядеть солидно. И один из способов демонстрации его историчности - частое употребление слов «историческое» и «исконное» (в данном случае в сочетании со словами «русские» и «русское»). Во всех выступлениях Путина на тему Крыма звучит рефреном: «это наша историческая территория и там проживают русские люди»; «Крым - это исконно русская земля, а Севастополь - русский город» и т.д., из чего всем должно быть ясно, что Крым - наш. Раз «историческая» и «исконно» - то какие могут быть сомнения?
Но сомнения есть, и в первую очередь из-за того, что Крым, прежде чем стать русским, много веков был нерусским, что немного портит идею русской исконности. А кроме того, признание исконности чего бы то ни было, хотя бы и русскости, предполагает наличие уверенности в том, что значение слова «русский» в прошлые века было идентично его нынешнему значению. А это не так.
В XVIII и XIX вв. это слово прилагалось ко всему, что имело отношение к Российской империи как государству - и ко всем его институтам, и ко всем его подданным, независимо от их языка. То есть слово «русские» было и политическим атрибутом («русский император», «русская армия»), и политонимом - среди русских героев Крымской войны значатся и немец Эдуард Тотлебен, и француз Пётр Жерве, и испанец Павел Липранди: все онибыли русскими в тогдашнем политическом смысле, как и покорительница Крыма императрица Екатерина, чистокровная немка.
Параллельно существовал и этноним «русские», но до начала ХХ в. он охватывал также и украинцев с белорусами, поскольку считалось, что русский язык включает языки всех восточных славян - великорусский, малорусский и белорусский (такое деление было принято, к примеру, во Всеобщей переписи населения Российской империи 1897 г.). И никому тогда и в голову не могло прийти отказать в русскости канцлерам Безбородко и Кочубею, генералам Гудовичу и Паскевичу, героям Севастопольской обороны адмиралу Нахимову и матросу Кошке - будучи малороссами, они были русскими не только в политическом смысле, как подданные империи, но и в этническом: «отношение к малороссам как части русского народа сохранялось как официальная позиция властей и как убеждение большинства образованных русских в течение всего XIX в.». И хотя вXIX веке стал складываться литературный украинский язык, это не мешало Ивану Бунину ещё и в 1898 г. писать о Тарасе Шевченко, что он «навсегда останется украшением русской литературы».
А в ХХ в. объём понятия «русский» сузился. Русским языком стали называть только тот язык, который прежде звался великорусским, и, соответственно, этноним «русские» закрепился только за его носителями, бывшими великороссами. Политический же смысл из слов «русское» и «русские» был полностью вытеснен: их заменили сперва политический атрибут «советский» и политоним «советские люди», а после распада СССР - атрибуты и политонимы 15 постсоветских стран (в России - «российский» и «россияне», в Казахстане - «казахстанский» и «казахстанцы», в Украине - «украинский» и «украинцы» и т.д.). По нормам русского языка политонимы некоторых стран совпадают с «титульными» этнонимами (в Литве те и другие - «литовцы», в Эстонии - «эстонцы», в Украине - «украинцы»), в других странах они не совпадают (в Латвии - «латвийцы» и «латыши», в Казахстане - «казахстанцы» и «казахи», в России - «россияне» и «русские»).
Игнорирование этих различий возмущает представителей нетитульных этносов, и их можно понять. Русским гражданам Казахстана не нравится, когда их называют казахами: они казахстанцы, но не казахи. И точно так же татарских и якутских граждан России не надо записывать в русские: они россияне, но не русские, а татары и якуты. И незачем хитрить с «общекультурным» толкованием слова «русские», подводя под него всех, кто свободно владеет русским языком и читает в подлиннике Пушкина: в мире много людей, свободно владеющих языком Шекспира, что не делает их всех англичанами. Это, разумеется, не значит, что российский татарин или российский еврей не могут стать русскими, но пусть уж они сами определяются со своей этничностью.