Глава XXXIV. РАЗГОВОР КРАЯМИ
Туман растекался от берегов реки, уходил по лугам на лесные поляны.
"Одуванчик" плыл по течению. Он не тыкался носом в берега, обходил острова и коряги.
Я так и не трогал весла. Весло -- это приказ для лодки, весло -- точное направление, а откуда я сам-то знаю точное направление?
Долго мы плыли -- всю ночь, а берега реки как-то особенно не изменились.
Все будто то же самое -- и кусты коэьей ивы, и луга, и стога. И главное -- солнце. Оно подымалось медленно за туманом -- розовое и молочное, но вставало оно вроде бы там, куда вчера садилось.
Неужели это так? Неужели так вертится, так крутит речка Акимка?
Неужели все бежит по одному и тому же лугу?
Я увидел какой-то забор на берегу, а за ним очень знакомую крышу.
Шуршурина, ей-богу, шуршурина, только с другой стороны. И на эту сторону он навешал сушеных грибов да соленых окуней. Огромную петлю по лесам и лугам совершила за ночь речка и снова вернула меня к дому шурина Шуры.
Ладно, хватит с меня шуршуриных крыш. Повернусь-ка к ней боком, погляжу краем глаза. Может, пронесет? Может, не заметят?
-- А я тебя давно поджидаю,-- послышался голос.-- Речка-то все кружит на одном месте, и ты тут обязательно должен был проплыть. Вот я и жду.
"Край глаза,-- думал я,-- вот важная штука. Вон в краю глаза виден художник Орлов. Стоит себе на берегу, усы топорщит. Интересно глядеть краем глаза. Надо как-то научиться еще и говорить краями. Хватит с нас этих прямых разговоров. Будем говорить краями".
-- А ты-то, наверно, и не ожидал, что река так кружит? -- сказал Орлов.-- Думал -- уплыл навеки, а оказался на старом месте.-- И Орлов засмеялся.-- Что ж ты молчишь-то? -- сказал он.-- Небось не ожидал?
"Надо что-то ответить,-- думал я,-- но ответить краем. Только с какого же краю приступить к ответу?"
-- Так что, ожидал или не ожидал? -- повторил Орлов.
-- А туман-то, парень, пожалуй, развеивается,-- ответил я и почесал в затылке.
Край, за который я для начала ухватился, лежал на поверхности, в будущем надо было как-то углубляться.
-- Давай-ка вот сюда. Здесь удобно пристать, песочек.
-- Табаку вот только мало,-- сказал я,-- и спички отсырели.
Орлов пока не понимал, что я разговариваю с ним краями. Он забрел в воду и, когда "Одуванчик" проходил мимо, ловко ухватил лодку за нос.
-- Я все-таки решил с тобой плыть,-- сказал Орлов.-- У шурина мне делать нечего. Не грибы же с Кларой собирать. Пускай капитан собирает. Его-то место в лодке пока свободно? Так, что ли?
-- Вот только лопаты нету,-- заметил я,-- придется щепкой ковырять.
-- Какой лопаты? -- поражаясь, спросил Орлов.-- Чего ковырять?
-- Потому что червь для язя -- первое дело,-- сказал я.-- Да и окунь червя уважает. Ну а язь не возьмет -- так на уху всяко сорожонки надергаем.
-- Так ты чего? Я не понял: берешь меня с собою или нет?
-- Надо, парень, червей копать. Никуда не денешься.
Орлов замялся, не зная, как понять края моего разговора. А я краем глаза видел, что он действительно готов в плаванье.
За плечами его был рюкзак, в руке -- удочки, забрал, видно, у шурина свои вещички.
-- Щепкой наковыряем,-- сказал наконец он и, перешагнув через борт, устроился на капитанском месте.
-- Долго же ты плавал,-- сказал он.-- Всю ночь. А я поспал и пошел тебя встречать. А вот червей накопать не догадался, у шурина-то лопата есть. Я уж точно знал, что ты покрутишься, да и назад вернешься. А если сам не захочешь, река тебя вернет. Так ты что -- сам вернулся или река вернула?
-- А без окуня какая же уха? Без окуня -- не уха, а так -- рыбный суп. А от сорожонки чего? Сладость, и все.
-- Это верно. Без окуня какая же уха,-- послышался на берегу голос капитана. В краю глаза, в кустах таволги маячил на берегу капитан-фотограф, рядом с ним светилось призрачное голубое пятно, которое в краю глаза пока что не умещалось.
-- Вы что же это, поплыли? А нас бросили? -- спросил капитан.-- Мы тоже с вами.
-- Куда это? -- недовольно сказал Орлов.-- Лодка перегружена. Вам никак не влезть.
-- А мы рюкзаки на руки возьмем,-- сказал капитан.-- А сами на место рюкзаков сядем.
Орлов молчал. Я хотел сказать что-нибудь каким-нибудь краем, да края-то мои почти что исчерпались. Ну, одну, две фразы я бы еще мог найти, но ведь не больше.
-- Так вы что же? Не согласны, что ли? Бросаете нас? -- настойчиво сказал капитан.-- Если не согласны, так и скажите.
-- А туман-то, парень,-- сказал неожиданно Орлов.-- Туман-то, пожалуй, развеялся.
Ломая кусты таволги и молочая, капитан-фотограф вылез на берег, хлюпая по воде огромными сапогами, вошел в воду, ухватил лодку за борт. Голубое и призрачное пятно потихоньку пробивалось за ним.
-- Убери-ка ногу,-- сказал капитан Орлову.-- И эту убери, вот сюда передвигайся, сюда, сюда, на пассажирское место. Рюкзак будешь в руках держать.
Орлов молча задвигался, а капитан сопел и ковырялся в лодке у меня за спиной. Я как-то не обращал на все это внимания и даже отключил от всех этих дел края своих глаз. Я глядел на поверхность реки -- не выйдет ли и вправду язь. Должен он здесь быть, должен. Вполне на вид язевая речка. Как ни крути, а уху-то варить надо.
-- Снимай кеды,-- командовал за спиною моей капитан.-- Босиком заходи в речку, вода теплая. Ну а теперь залезай.
Колыханье, шелест за моей спиной усилились, лодка закачалась, осела в воде.
-- Потонем,-- сказал Орлов и ткнул меня в спину.-- Пойдем ко дну, как миленькие.-- Они оба залезли.
Глубоко, очень глубоко погрузился в воду "Одуванчик". И все-таки я как-то верил, что он выдержит весь этот чудовищный груз -- все эти рюкзаки, котелки, сарафаны, бороды, бахилы.
И он держался. Когда все уселись, отошел потихоньку от берега, вышел на середину. В лодке, конечно, обязательно должен кто-то сидеть, не важно, тонет она или плывет.
Капитан взмахивал веслом, обдавая нас неловкими брызгами.
-- Только бы волны не было,-- сказал капитан.-- Для нас волна опасна.
-- Какое счастливое утро,-- сказала Клара.-- А я никогда в жизни не плавала на лодке.
-- Ты-то что молчишь? -- сказал Орлов и снова ткнул меня в спину.-- Потонем или доплывем?
-- Конечно, язь и на майского жука берет,-- ответил я.-- Да только где возьмешь майского-то жука на исходе лета?
(Юрий Коваль. Самая легкая лодка в мире.)
"Одуванчик" плыл по течению. Он не тыкался носом в берега, обходил острова и коряги.
Я так и не трогал весла. Весло -- это приказ для лодки, весло -- точное направление, а откуда я сам-то знаю точное направление?
Долго мы плыли -- всю ночь, а берега реки как-то особенно не изменились.
Все будто то же самое -- и кусты коэьей ивы, и луга, и стога. И главное -- солнце. Оно подымалось медленно за туманом -- розовое и молочное, но вставало оно вроде бы там, куда вчера садилось.
Неужели это так? Неужели так вертится, так крутит речка Акимка?
Неужели все бежит по одному и тому же лугу?
Я увидел какой-то забор на берегу, а за ним очень знакомую крышу.
Шуршурина, ей-богу, шуршурина, только с другой стороны. И на эту сторону он навешал сушеных грибов да соленых окуней. Огромную петлю по лесам и лугам совершила за ночь речка и снова вернула меня к дому шурина Шуры.
Ладно, хватит с меня шуршуриных крыш. Повернусь-ка к ней боком, погляжу краем глаза. Может, пронесет? Может, не заметят?
-- А я тебя давно поджидаю,-- послышался голос.-- Речка-то все кружит на одном месте, и ты тут обязательно должен был проплыть. Вот я и жду.
"Край глаза,-- думал я,-- вот важная штука. Вон в краю глаза виден художник Орлов. Стоит себе на берегу, усы топорщит. Интересно глядеть краем глаза. Надо как-то научиться еще и говорить краями. Хватит с нас этих прямых разговоров. Будем говорить краями".
-- А ты-то, наверно, и не ожидал, что река так кружит? -- сказал Орлов.-- Думал -- уплыл навеки, а оказался на старом месте.-- И Орлов засмеялся.-- Что ж ты молчишь-то? -- сказал он.-- Небось не ожидал?
"Надо что-то ответить,-- думал я,-- но ответить краем. Только с какого же краю приступить к ответу?"
-- Так что, ожидал или не ожидал? -- повторил Орлов.
-- А туман-то, парень, пожалуй, развеивается,-- ответил я и почесал в затылке.
Край, за который я для начала ухватился, лежал на поверхности, в будущем надо было как-то углубляться.
-- Давай-ка вот сюда. Здесь удобно пристать, песочек.
-- Табаку вот только мало,-- сказал я,-- и спички отсырели.
Орлов пока не понимал, что я разговариваю с ним краями. Он забрел в воду и, когда "Одуванчик" проходил мимо, ловко ухватил лодку за нос.
-- Я все-таки решил с тобой плыть,-- сказал Орлов.-- У шурина мне делать нечего. Не грибы же с Кларой собирать. Пускай капитан собирает. Его-то место в лодке пока свободно? Так, что ли?
-- Вот только лопаты нету,-- заметил я,-- придется щепкой ковырять.
-- Какой лопаты? -- поражаясь, спросил Орлов.-- Чего ковырять?
-- Потому что червь для язя -- первое дело,-- сказал я.-- Да и окунь червя уважает. Ну а язь не возьмет -- так на уху всяко сорожонки надергаем.
-- Так ты чего? Я не понял: берешь меня с собою или нет?
-- Надо, парень, червей копать. Никуда не денешься.
Орлов замялся, не зная, как понять края моего разговора. А я краем глаза видел, что он действительно готов в плаванье.
За плечами его был рюкзак, в руке -- удочки, забрал, видно, у шурина свои вещички.
-- Щепкой наковыряем,-- сказал наконец он и, перешагнув через борт, устроился на капитанском месте.
-- Долго же ты плавал,-- сказал он.-- Всю ночь. А я поспал и пошел тебя встречать. А вот червей накопать не догадался, у шурина-то лопата есть. Я уж точно знал, что ты покрутишься, да и назад вернешься. А если сам не захочешь, река тебя вернет. Так ты что -- сам вернулся или река вернула?
-- А без окуня какая же уха? Без окуня -- не уха, а так -- рыбный суп. А от сорожонки чего? Сладость, и все.
-- Это верно. Без окуня какая же уха,-- послышался на берегу голос капитана. В краю глаза, в кустах таволги маячил на берегу капитан-фотограф, рядом с ним светилось призрачное голубое пятно, которое в краю глаза пока что не умещалось.
-- Вы что же это, поплыли? А нас бросили? -- спросил капитан.-- Мы тоже с вами.
-- Куда это? -- недовольно сказал Орлов.-- Лодка перегружена. Вам никак не влезть.
-- А мы рюкзаки на руки возьмем,-- сказал капитан.-- А сами на место рюкзаков сядем.
Орлов молчал. Я хотел сказать что-нибудь каким-нибудь краем, да края-то мои почти что исчерпались. Ну, одну, две фразы я бы еще мог найти, но ведь не больше.
-- Так вы что же? Не согласны, что ли? Бросаете нас? -- настойчиво сказал капитан.-- Если не согласны, так и скажите.
-- А туман-то, парень,-- сказал неожиданно Орлов.-- Туман-то, пожалуй, развеялся.
Ломая кусты таволги и молочая, капитан-фотограф вылез на берег, хлюпая по воде огромными сапогами, вошел в воду, ухватил лодку за борт. Голубое и призрачное пятно потихоньку пробивалось за ним.
-- Убери-ка ногу,-- сказал капитан Орлову.-- И эту убери, вот сюда передвигайся, сюда, сюда, на пассажирское место. Рюкзак будешь в руках держать.
Орлов молча задвигался, а капитан сопел и ковырялся в лодке у меня за спиной. Я как-то не обращал на все это внимания и даже отключил от всех этих дел края своих глаз. Я глядел на поверхность реки -- не выйдет ли и вправду язь. Должен он здесь быть, должен. Вполне на вид язевая речка. Как ни крути, а уху-то варить надо.
-- Снимай кеды,-- командовал за спиною моей капитан.-- Босиком заходи в речку, вода теплая. Ну а теперь залезай.
Колыханье, шелест за моей спиной усилились, лодка закачалась, осела в воде.
-- Потонем,-- сказал Орлов и ткнул меня в спину.-- Пойдем ко дну, как миленькие.-- Они оба залезли.
Глубоко, очень глубоко погрузился в воду "Одуванчик". И все-таки я как-то верил, что он выдержит весь этот чудовищный груз -- все эти рюкзаки, котелки, сарафаны, бороды, бахилы.
И он держался. Когда все уселись, отошел потихоньку от берега, вышел на середину. В лодке, конечно, обязательно должен кто-то сидеть, не важно, тонет она или плывет.
Капитан взмахивал веслом, обдавая нас неловкими брызгами.
-- Только бы волны не было,-- сказал капитан.-- Для нас волна опасна.
-- Какое счастливое утро,-- сказала Клара.-- А я никогда в жизни не плавала на лодке.
-- Ты-то что молчишь? -- сказал Орлов и снова ткнул меня в спину.-- Потонем или доплывем?
-- Конечно, язь и на майского жука берет,-- ответил я.-- Да только где возьмешь майского-то жука на исходе лета?
(Юрий Коваль. Самая легкая лодка в мире.)