Петербург тридцатых годов XVIII века
На днях Санкт-Петербургу исполнилось 303 года. А так город на Неве выглядел в 30-ые годы XVIII века.
"Кругом чистота и порядок. Еще задолго до восхода солнца петербургские дворники успевают убрать с проезжей части улиц и деревянных мостков сор, поправить вывалившиеся из мостовой камни и все протереть до блеска. Не в каждой горнице так прибрано. Глянешь - сердце возрадуется. И объясняется это, скажу по секрету, не повышенной тягой петербуржцев к чистоте, а установленными Петром I правилами. Попробуй пренебречь ими! С нерадивых домовладельцев взыскивали по две деньги за каждую сажень неубранной улицы. А если кто подтихую сбрасывал собранный мусор в воду, засоряя Неву и прочие реки, то его нещадно били кнутом, а затем отправляли на вечную каторгу.
Многим Петербург отличался от Москвы. Не было здесь бесконечных московских заборов с тяжелыми дубовыми воротами под двухскатной крышей с тусклым медным крестом. Город пренебрегал и плетнями, и калитками. Он жил нараспашку. Здесь все было на виду: жизнь, смерть, роскошь, голод. Торчали у застав густым частоколом надетые на копья головы лихих людей, что шалили в окрестностях города, а то и на самой Невской першпективе.
Возили старухи на розвальнях крышки от гроба, собирая деньги на похороны. Кричали зазывалы у балаганов. Мчались по Невской першпективе золоченые кареты с лакеями на запятках, тяжелые берлины, неуклюжие рыдваны, скрипучие колымаги.
Вдоль Невы, словно солдаты на вахтпараде, выстроились в шеренгу дворцы, освещаемые смолевыми бочками и плошками с салом. На Охте и Крестовском острове - ледяные горы, с которых скатываются с визгом и криками на лубках и ледянках. А на Неве вовсю кипит кулачный бой охтян с фабричными. От души дерутся - так, что и зубы, как говорится, «искореневаху» и челюсти «выламляху».
Куда там сонной Москве до Петербурга! А уж Нижнему Новгороду и вовсе не тягаться!
И, разместив по амбарам привезенные муку, воск, конопляное масло и пряжу,, купеческий сын Михаил Костромин вместе с отцовским приказчиком Гаврилычем, который бывал в Петербурге еще при Петре I, отправился на следующий день бродить по необычному городу.
Рассказал Гаврилыч, как, по преданию, закладывался Петербург.
Узнал Михаил Костромин и о церемониале, который «батюшка-дядюшка» нынешней царицы ввел в обиход при замерзании и вскрытии Невы.
О том, что река стала, извещает здесь барабанным боем самый старший царев шут. Он же командует шутовским отрядом, который под холщовым знаменем с музыкой переходит по тонкому еще льду на другой берег.
А о том, что река очистилась ото льда, петербуржцы оповещаются тремя пушечными выстрелами из Петропавловской крепости. После того Неву в ялике раньше переезжал царь, а в его отсутствие - генерал-адмирал. Ныне же этот вояж совершает комендант города или фаворит царицы Эрнест Бирон.
По широкой, обсаженной по обе стороны кустами аллее Царицына луга (как тогда именовали Марcово поле) приезжие прошли к огороженному решеткой Летнему саду. Там между облысевших зимних деревьев и кустов высились белый под железной крышей дворец Петра и летний дворец Анны Иоанновны с бронзовым гербом ее фаворита на фронтоне. Вокруг гротов с лестницами, украшенными морскими раковинами,- свинцовые статуи персонажей эзоповских басен. Фонтаны, Архиерейская, Шкиперская и Дамская площадки со скамейками и столами, деревянный помост для оркестра.
Затем Гаврилыч повел купеческого сына на зверовой двор. Там проживал привезенный из южных стран, где люди - не только подлого, но и дворянского звания -даже зимой голышом ходят, дивный зверь по имени слон. О том слоне Михаил Костромин еще в Нижнем Новгороде слышал. Думал - врут люди. АН нет. И вправду велик был слон. Шубу для него - к снегу и морозу тот зверь привычки не имел - скорняки из ста бараньих шкур шили.
За три серебряные копейки служитель не только разрешил нижегородцам по веревочной лесенке взобраться на спину слону, но и показал им бумагу, из которой было видно, во сколько его пропитание царской казне обходится.
Нз зверового двора отправились к гостиному. И про товары надобно было узнать, и про цены. Без того в торговом деле никак нельзя.
Обширен новый гостиный двор у Зеленого моста, ничего не скажешь. И суконная линия здесь имеется, и шубная, и шапочная, и зеркальная, и аптекарская.
А рядов тех - не счесть: бабий ряд - в нем перинами торгуют, подушками, кружевами да нитками; табачный ряд; свечной; седельный; птичий; холщовый; лоскутный; ветошный... Даже «стригальный ряд», где волосочесы и брадобреи хозяйничают, - и тот есть.
Иноземных купцов мало - не время, весной понаедут. Больше - своих. Но заморских товаров хватает: голландские полотна, бархат, шелка, медная и оловянная посуда, апельсины, лимоны, красное вино, благовония.
Помимо купцов и их приказчиков, торгуют с лотков ремесленники.
Тут искусные изделия и железных кузнецов, и медных; мастеров по серебру; резчиков рога и кости - гребни, ларцы, белильницы и румяльницы для баб и девок, им же потребные хитрые коробочки с тайными запорами - клеельницы для ресниц и бровей, ежели у которой коротки.
В зеркальной линии скоморошничает меж лавок кудрявый молодец в зипуне, подбитом лисой. Приплясывая, частит скороговоркой:
- Той, что черноброва и круглолица, без зеркальца не обойтиться - заплетет косу да и увидит всю свою красу. А кикиморе - той лучше миновать наш товар стороной. А то намедни одна в зеркальце поглядела - да и обомлела: нос крючком, голова тычком, а на рябом рыле черти горох молотили...."
Из повести Юрия Кларова.
"Кругом чистота и порядок. Еще задолго до восхода солнца петербургские дворники успевают убрать с проезжей части улиц и деревянных мостков сор, поправить вывалившиеся из мостовой камни и все протереть до блеска. Не в каждой горнице так прибрано. Глянешь - сердце возрадуется. И объясняется это, скажу по секрету, не повышенной тягой петербуржцев к чистоте, а установленными Петром I правилами. Попробуй пренебречь ими! С нерадивых домовладельцев взыскивали по две деньги за каждую сажень неубранной улицы. А если кто подтихую сбрасывал собранный мусор в воду, засоряя Неву и прочие реки, то его нещадно били кнутом, а затем отправляли на вечную каторгу.
Многим Петербург отличался от Москвы. Не было здесь бесконечных московских заборов с тяжелыми дубовыми воротами под двухскатной крышей с тусклым медным крестом. Город пренебрегал и плетнями, и калитками. Он жил нараспашку. Здесь все было на виду: жизнь, смерть, роскошь, голод. Торчали у застав густым частоколом надетые на копья головы лихих людей, что шалили в окрестностях города, а то и на самой Невской першпективе.
Возили старухи на розвальнях крышки от гроба, собирая деньги на похороны. Кричали зазывалы у балаганов. Мчались по Невской першпективе золоченые кареты с лакеями на запятках, тяжелые берлины, неуклюжие рыдваны, скрипучие колымаги.
Вдоль Невы, словно солдаты на вахтпараде, выстроились в шеренгу дворцы, освещаемые смолевыми бочками и плошками с салом. На Охте и Крестовском острове - ледяные горы, с которых скатываются с визгом и криками на лубках и ледянках. А на Неве вовсю кипит кулачный бой охтян с фабричными. От души дерутся - так, что и зубы, как говорится, «искореневаху» и челюсти «выламляху».
Куда там сонной Москве до Петербурга! А уж Нижнему Новгороду и вовсе не тягаться!
И, разместив по амбарам привезенные муку, воск, конопляное масло и пряжу,, купеческий сын Михаил Костромин вместе с отцовским приказчиком Гаврилычем, который бывал в Петербурге еще при Петре I, отправился на следующий день бродить по необычному городу.
Рассказал Гаврилыч, как, по преданию, закладывался Петербург.
Узнал Михаил Костромин и о церемониале, который «батюшка-дядюшка» нынешней царицы ввел в обиход при замерзании и вскрытии Невы.
О том, что река стала, извещает здесь барабанным боем самый старший царев шут. Он же командует шутовским отрядом, который под холщовым знаменем с музыкой переходит по тонкому еще льду на другой берег.
А о том, что река очистилась ото льда, петербуржцы оповещаются тремя пушечными выстрелами из Петропавловской крепости. После того Неву в ялике раньше переезжал царь, а в его отсутствие - генерал-адмирал. Ныне же этот вояж совершает комендант города или фаворит царицы Эрнест Бирон.
По широкой, обсаженной по обе стороны кустами аллее Царицына луга (как тогда именовали Марcово поле) приезжие прошли к огороженному решеткой Летнему саду. Там между облысевших зимних деревьев и кустов высились белый под железной крышей дворец Петра и летний дворец Анны Иоанновны с бронзовым гербом ее фаворита на фронтоне. Вокруг гротов с лестницами, украшенными морскими раковинами,- свинцовые статуи персонажей эзоповских басен. Фонтаны, Архиерейская, Шкиперская и Дамская площадки со скамейками и столами, деревянный помост для оркестра.
Затем Гаврилыч повел купеческого сына на зверовой двор. Там проживал привезенный из южных стран, где люди - не только подлого, но и дворянского звания -даже зимой голышом ходят, дивный зверь по имени слон. О том слоне Михаил Костромин еще в Нижнем Новгороде слышал. Думал - врут люди. АН нет. И вправду велик был слон. Шубу для него - к снегу и морозу тот зверь привычки не имел - скорняки из ста бараньих шкур шили.
За три серебряные копейки служитель не только разрешил нижегородцам по веревочной лесенке взобраться на спину слону, но и показал им бумагу, из которой было видно, во сколько его пропитание царской казне обходится.
Нз зверового двора отправились к гостиному. И про товары надобно было узнать, и про цены. Без того в торговом деле никак нельзя.
Обширен новый гостиный двор у Зеленого моста, ничего не скажешь. И суконная линия здесь имеется, и шубная, и шапочная, и зеркальная, и аптекарская.
А рядов тех - не счесть: бабий ряд - в нем перинами торгуют, подушками, кружевами да нитками; табачный ряд; свечной; седельный; птичий; холщовый; лоскутный; ветошный... Даже «стригальный ряд», где волосочесы и брадобреи хозяйничают, - и тот есть.
Иноземных купцов мало - не время, весной понаедут. Больше - своих. Но заморских товаров хватает: голландские полотна, бархат, шелка, медная и оловянная посуда, апельсины, лимоны, красное вино, благовония.
Помимо купцов и их приказчиков, торгуют с лотков ремесленники.
Тут искусные изделия и железных кузнецов, и медных; мастеров по серебру; резчиков рога и кости - гребни, ларцы, белильницы и румяльницы для баб и девок, им же потребные хитрые коробочки с тайными запорами - клеельницы для ресниц и бровей, ежели у которой коротки.
В зеркальной линии скоморошничает меж лавок кудрявый молодец в зипуне, подбитом лисой. Приплясывая, частит скороговоркой:
- Той, что черноброва и круглолица, без зеркальца не обойтиться - заплетет косу да и увидит всю свою красу. А кикиморе - той лучше миновать наш товар стороной. А то намедни одна в зеркальце поглядела - да и обомлела: нос крючком, голова тычком, а на рябом рыле черти горох молотили...."
Из повести Юрия Кларова.