"Ш" - значит...
Когда-то все хорошее кончается.
Лодки переворачивали, ставили вверх дном, водные велосипеды вытаскивали на берег, грузили на трактор с прицепом и увозили в большой ангар со стенами из гофрированной жести. Там этим железным водомеркам предстояло погрузиться в спячку до следующей весны, до того момента, когда беззлобно матерясь, бесцеремонный сторож пнет проржавевшую за долгую зиму дверь и хлопнет ближайший катамаран по железному боку, просыпайся, мол, скоро жизнь.
Лодки же просто переворачивали вверх дном, деревянные ялики проклеивали какой-то пахучей тянущейся смесью, которая после застывания напоминала пластиковую обмотку для труб. Старики, а на базе трудились только они, крепкие старики из бывших заводских рабочих, навешивали ставни на окна домиков, собирали в большие кучи мусор, чтобы вывезти это на ближайший к базе мусоросборник. Дядя Петя, краснорожий, вечно пьяный водитель древнего «Апполончика», исправно доставлявшего все лето заводских на законный месячный отпуск, удивительным образом трезвел. Банщица, за неуживчивый характер и миллярскую внешность прозванная среди своих Бабягой, шкурила деревянные лавки в предбаннике, выгребала остатки золы из печки и запирала баньку на несколько огромных висячих замков. Сторожа проверяли состояние ворот, где-то что-то подкрашивали, смазывали петли, кое-кто ругался с начальством, требуя новые замки, старые за сезон уже «труха и нервы». Даже неторопливые рабочие с земснаряда потихоньку разбирали понтоны, грузили на баржу и увозили на противоположный берег Волги.
Дядя Слава, вальяжный спасатель, на счету которого в будущем как минимум одна загубленная по халатности душа, положил руку мне на плечо:
-Что, брат, школа завтра?
Именно тогда я понял, все хорошее когда-нибудь кончается. Как перевернутый ялик, так напоминавший несчастного белого кита, выброшенного на берег. Все хорошее кончается. Сгорает машина счастья, умирает машина времени, отцветают одуванчики, и героям Бредбери больше не собрать пахучей травы для легкого летнего вина. Игры в летнее безмятежное счастье заканчиваются. И внутри что-то подламывается, как ветка под Ромкиной ногой, когда ватага из пятерых пацанов за какой-то своей надобностью лезет на одинокое дерево, проросшее на песчаном берегу, и Ромкина нога находит именно ту ветку, что выдерживала всех, но не его. И пусть четыре обветренных рта беззлобно смеются над нелепо рухнувшим на песок Ромкой, но внутри все равно беззащитной канарейкой тревожно бьется сердечко, а ведь все могло бы закончиться печально.
Все хорошее когда-нибудь кончается.
Ялики перевернуты, катамараны погружены, мусор вывезен, петли смазаны. С работы возвращается усталый дед, сначала пытается ругаться, но, разглядев наше детское горе, выдает по жирной вяленой рыбке. Нате, урчите напоследок, последний летний улов все-таки. Сажает за деревянный стол, накрытый изрезанной клеенкой, косится в нашу сторону и со смехом рассказывает бабке, что лодочник нашел нашу землянку.
-И ты подумай, - хрипло смеется дед, - четыре пацана вырыли землянку, замаскировали, что твой лесной брат схрон в каком-нибудь латвийском реликтовом лесу, а лодочник возьми, да провались! Восемь взрослых мужиков потом это все разбирали и закапывали целый день!
И поверх смутной тревоги за безопасность собственной поротой задницы накрывает горделивое «а мы вчетвером вот как смогли!».
Р - значит «ракета». Л - значит «лето». Ш - значит «школа». И эта почти последняя буква в алфавите так угнетает наше «Я», которому назавтра в осень, оставив в лете все хорошее, что все-таки когда-нибудь да кончается.
И музыка в настроение из дебютного альбома Сьюзан Бойл
Лодки переворачивали, ставили вверх дном, водные велосипеды вытаскивали на берег, грузили на трактор с прицепом и увозили в большой ангар со стенами из гофрированной жести. Там этим железным водомеркам предстояло погрузиться в спячку до следующей весны, до того момента, когда беззлобно матерясь, бесцеремонный сторож пнет проржавевшую за долгую зиму дверь и хлопнет ближайший катамаран по железному боку, просыпайся, мол, скоро жизнь.
Лодки же просто переворачивали вверх дном, деревянные ялики проклеивали какой-то пахучей тянущейся смесью, которая после застывания напоминала пластиковую обмотку для труб. Старики, а на базе трудились только они, крепкие старики из бывших заводских рабочих, навешивали ставни на окна домиков, собирали в большие кучи мусор, чтобы вывезти это на ближайший к базе мусоросборник. Дядя Петя, краснорожий, вечно пьяный водитель древнего «Апполончика», исправно доставлявшего все лето заводских на законный месячный отпуск, удивительным образом трезвел. Банщица, за неуживчивый характер и миллярскую внешность прозванная среди своих Бабягой, шкурила деревянные лавки в предбаннике, выгребала остатки золы из печки и запирала баньку на несколько огромных висячих замков. Сторожа проверяли состояние ворот, где-то что-то подкрашивали, смазывали петли, кое-кто ругался с начальством, требуя новые замки, старые за сезон уже «труха и нервы». Даже неторопливые рабочие с земснаряда потихоньку разбирали понтоны, грузили на баржу и увозили на противоположный берег Волги.
Дядя Слава, вальяжный спасатель, на счету которого в будущем как минимум одна загубленная по халатности душа, положил руку мне на плечо:
-Что, брат, школа завтра?
Именно тогда я понял, все хорошее когда-нибудь кончается. Как перевернутый ялик, так напоминавший несчастного белого кита, выброшенного на берег. Все хорошее кончается. Сгорает машина счастья, умирает машина времени, отцветают одуванчики, и героям Бредбери больше не собрать пахучей травы для легкого летнего вина. Игры в летнее безмятежное счастье заканчиваются. И внутри что-то подламывается, как ветка под Ромкиной ногой, когда ватага из пятерых пацанов за какой-то своей надобностью лезет на одинокое дерево, проросшее на песчаном берегу, и Ромкина нога находит именно ту ветку, что выдерживала всех, но не его. И пусть четыре обветренных рта беззлобно смеются над нелепо рухнувшим на песок Ромкой, но внутри все равно беззащитной канарейкой тревожно бьется сердечко, а ведь все могло бы закончиться печально.
Все хорошее когда-нибудь кончается.
Ялики перевернуты, катамараны погружены, мусор вывезен, петли смазаны. С работы возвращается усталый дед, сначала пытается ругаться, но, разглядев наше детское горе, выдает по жирной вяленой рыбке. Нате, урчите напоследок, последний летний улов все-таки. Сажает за деревянный стол, накрытый изрезанной клеенкой, косится в нашу сторону и со смехом рассказывает бабке, что лодочник нашел нашу землянку.
-И ты подумай, - хрипло смеется дед, - четыре пацана вырыли землянку, замаскировали, что твой лесной брат схрон в каком-нибудь латвийском реликтовом лесу, а лодочник возьми, да провались! Восемь взрослых мужиков потом это все разбирали и закапывали целый день!
И поверх смутной тревоги за безопасность собственной поротой задницы накрывает горделивое «а мы вчетвером вот как смогли!».
Р - значит «ракета». Л - значит «лето». Ш - значит «школа». И эта почти последняя буква в алфавите так угнетает наше «Я», которому назавтра в осень, оставив в лете все хорошее, что все-таки когда-нибудь да кончается.
И музыка в настроение из дебютного альбома Сьюзан Бойл