Шаламов В. Колымские рассказы. М: Эксмо, 2007. 960 с.
Стр 556
Блатари -
большие талмудисты. Для того, чтобы обеспечить наилучшее выполнение воровских законов, время от времени устраивают "правилки", повсеместные подпольные собрания, где и выносятся решения, диктующие правила поведения применительно к новым условиям жизни, производятся (вернее, утверждаются) замены слов в вечно меняющемся воровском лексиконе, «блатной фене».
Все люди мира, по философии блатарей, делятся на две части. Одна часть - это «люди», «жульё», «преступный мир». «урки», «уркаганы», «блатари» и т.п. Другая - фраера, то есть «вольные». Старинное слово «фраер» - одесского происхождения. В «блатной музыке» прошлого столетия много жаргонных еврейско-немецких слов.
«Мне говорят, что я подлец. Хорошо, я - подлец. Я подлец, и мерзавец, и убийца. Но что из этого? Я не живу вашей жизнью, у меня жизнь своя, у неё другие законы, другие интересы, другая честность!» - так говорит блатарь.
Ложь, обман, провокация по отношению к фраеру, хотябы к человеку, который спас блатаря от смерти, - всё это не только в порядке вещей, но и особая доблесть блатного мира, его закон. Лживость блатарей не имеет границ, ибо в отношении фраеров (а фраера - это весь мир, кроме блатарей) нет другого закона, кроме закона обмана - любым способом: лестью, клеветой, обещанием...
Стр 558
Вор покрупнее, «авторитетнее» (слово «авторитет» в большом ходу среди воров - «заимел авторитет» и т.п.), физически сильнее держится угнетением воров поменьше, которые таскают ему пищу, ухаживают за ним. И если приходится кому-то идти работать, то на работу посылаются свои же товарищи послабее, и теперь от них, этих своих товарищей, блатная верхушка требует того же, что требовала раньше от фраеров.
Грозная поговорка «умри ты сегодня, а я завтра» начинает повторяться всё чаще и чаще во всей своей кровавой реальности. Увы, в блатарской поговорке нет никакого переносного смысла, никакой условности.
Стр 559
Было бы большой ошибкой думать, что понятия «пить», «гулять», «развратничать» одинаковы с соответствующими понятиями фраерского мира. Увы! Всё фраерское выглядит крайне целомудренно в сравнении с дикими сценами блатарского быта.
В больничную палату к блатарям - больным (симулянтам и аггравантам, конечно) добирается (то ли по вызову, то ли по собственному почину) какая-либо зататуированная проститутка или «городушница», и ночью (пригрозив дежурному санитару ножом) возле этой новоявленной святой Терезы собирается компания блатарей. Все, кто имеет «жульническую кровь», могут принять участие в этом «удовольствии». Задержанная, не смущаясь и не краснея, объясняет, что «пришла выручить ребят - ребята попросили».
Блатари все - педерасты. Возле каждого видного блатаря вьются в лагере молодые люди с набухшими мутными глазами: «Зойки», «Маньки», «Верки» - которых блатарь подкармливает и с которыми он спит.
В одном из лагерных отделений (где не было голодно) блатари приручили и развратили собаку-суку. Её прикармливали, ласкали, потом спали с ней, как с женщиной, открыто, на глазах всего барака.
В возможность обыденности подобных случаев не хотят верить из-за их чудовищности. Но это - быт.
Стр 575
Вся воровская психология построена на том давнишнем, вековом наблюдении блатарей, что их жертва никогда не сделает, не может подумать сделать так же, как с лёгким сердцем и спокойной душой ежедневно, ежечасно рад сделать вор. В этом его сила - в беспредельной наглости, в отсутствии всякой морали. Для блатаря нет ничего «слишком».
Стр 579
Блатной мир знает два разряда женщин - собственно воровки, чьей профессией являются кражи, как и у мужчин-блатарей, и проститутки, подруги блатарей. Обычно сожительница какого-либо вора, воровка участвует нередко в разработках планов краж, в самих кражах. Вовсе исключено, что воровка может «жить» с каким-либо фраером.
Проститутки - вторая, большая группа женщин, связанная с блатным миром. Это - известная подруга вора, добывающая для него средства к жизни. Само собой, когда надо, проститутки участвуют и в кражах, и в «наводках», и в «стрёме», и в укрывательстве и сбыте краденого, но полноправными членами преступного мира они вовсе не являются.
Потомственный «урка» с детских лет учится презрению к женщине. «Теоретические», «педагогические» занятия чередуются с наглядными примерами старших. Существо низшее, женщина создана лишь затем, чтобы насытить животную страсть вора, быть мишенью его грубых шуток и предметом публичных побоев, когд а блатарь «гуляет». Живая вещь, которую блатарь берёт во временное пользование.
Послать свою подругу-проститутку в постель начальника, если это нужно для пользы дела, - обычный, всеми одобряемый «подход».
Стр 580
Она и сама разделяет это мнение. Разговоры на эти темы всегда крайне циничны, предельно лаконичны и выразительны. Время дорого.
Воровская этика своит на нет и ревность, и «черёмуху». По освящённому стариной обычаю, вору-вожаку, наиболее «авторитетному» в данной воровской компании, принадлежит выбор своей временной жены - лучшей проститутки.
И если вчера, до появления этого нового вожака, эта проститутка спала с другим вором, считалась его собственной вещью, которую он мог одолжить товарищам, то сегодня все эти права переходят к новому хозяину. Если завтра он будет арестован, проститутка снова вернётся к прежнему своему дружку. А если и тот будет арестован - ей укажут, кто будет её новым владельцем. Владельцем её жизни и смерти, её судьбы, её денег, её поступков, её тела.
Где же тут жить такому чувству, как ревность? Ему просто нет места в этике блатарей. Никакого дележа женщин, никакой любви «втроём» в блатном мире не существует.
Блатари почти сплошь педерасты - в отсутствие женщин они развращали и заражали мужчин под угрозой ножа чаще всего, реже за «тряпки» (одежду) или за хлеб.
Стр 585
В моральном кодексе блатаря, как в Коране, декларировано презрение к женщине. Женщина - существо презренное, низшее, достойное побоев, недостойное жалости. Это относится в равной степени ко всем женщинам - любая представительница другого, не блатного мира презирается блатарём. Изнасилование «хором» - не такая редкая вещь на приисках Крайнего Севера. Начальники перевозят своих жён в сопровождении охраны, женщина одна не ходит и не ездит вовсе никуда. Маленькие дети охраняются подобным же образом: растление малолетних девочек - всегдашняя мечта любого блатаря. Эта мечта не всегда остаётся только мечтой.
В презрении к женщине блатарь воспитывается с самых юных лет. Проститутку-подругу он бьёт настолько часто, что та перестаёт, говорят, чувствовать любовь во всей её полноте, если почему-то она не получит очередных побоев. Садистские склонности воспитываются самой этикой блатного мира.
Стр 586
Но есть одно-единственное исключение из этого мрачного правила. Есть одна-единственная женщина, которая не только ограждена от покушений на её честь, но которая поставлена высоко на пьедестал. Эта женщина поэтизирована блатным миром, стала предметом лирики блатарей, героиней уголовного фольклора многих поколений.
Эта женщина - мать вора.
В действительности - это сентиментальность убийцы, поливающего грядку с розами кровью своих жертв. Сентиментальность человека, перевязывающего рану какой-нибудь причке и способного через час эту птичку живую разорвать собственными руками, ибо зрелище смерти живого существа - лучшее зрелище для блатаря.
С той же самой безудержностью и театральностью, которая заставляет блатаря «расписываться» ножом на трупе убитого ренегата, или насиловать женщину публично среди бела дня, на глазах у всех, или растлевать трёхлетнюю девочку, или заражать сифилисом мужчину «Зойку», - с той же самой экспрессией блатарь поэтизирует образ матери, обоготворяет её, делает её предметом тончайшей тюремной лириеи - и обязывает всех выказываеть ей всяческое заочное уважение.
Но и это единственное якобы светлое чувство лживо, как все движения души блатаря. Прославление матери - камуфляж, в этом чувстве вор лжёт с начала и до конца, как в каждом своём суждении. Никто из воров никогда не послал своей матери ни копейки денег, даже по-своему не помог ей, пропивая, прогуливая украденные тысячи рублей.
Стр 587
Заметим здесь же, что именно культ матери, сосуществующий с циничным отношением к женщине, сделал Есенина популярным автором в уголовном мире. Матерщина, вмонтированная Есениным в стихи, вызывает всегдашнее восхищение. Ещё бы! Ведь речь любого блатаря уснащена самой сложной, самой многоэтажной, самой совершенной матерной руганью - это лексикон, быт.
Не подлежит сомнению, что какая-то часть блатарей имеет семьи в своих родных городах, семьи, давно уже покинутые блатными мужьями. Жёны их с малыми детьми сражаются с жизнью каждая на свой лад. Бывает, что мужья возвращаются из мест заключения к своим семьям, возвращаются обычно ненадолго. «Дух бродяжий» влечёт их к новым странствиям, да и местный уголовный розыск способствует быстрейшему отъезду блатаря. А в семьях остаются дети, для которых отцовская профессия не кажется чем-то ужасным, а вызывает жалость, и более того, - желание пойти по отцовскому пути, как в песне «Судьба»:
В ком сила есть с судьбою побороться,
Веди борьбу до самого конца.
Я очень слаб, но мне ещё придётся
Продолжить путь умершего отца.
Стр 588
От вопросов отцовства, воспитания детей блатарь неизбежно далёк - эти вопросы вовсе исключены из блатного талмуда. Будущее дочерей (если они где-нибудь есть) представляется вору совершенно нормальным в карьере проститутки, подруги какого-нибудь знатного вора. Вообще никакого морального груза (даже в блатарской специфичности) на совести блатаря тут не лежит. То, что сыновья станут ворами, - тоже представляется вору совершенно естественным.