Дуся, Дуня, Дунечка... или попытка переосмысления
Я новый тэг придумал - "хулиганство". Вот, читайте типичный пример хулиганства.
Дело было в еврейском лагере. Под Москвой. Меня туда мама записала. Мол, побудешь среди интеллегентных детей. Не то, что твоя дворовая шпана. За что я ей до сих пор "благодарен", хоть прошло уже лет 15.
И пусть утверждают масоны, что нет у них русофобии, может не все ее испытали. Я нахлебался. Щас расскажу, что помню.
Ее звали Дуня. Да-да. Евдокия. Дуня. Дунечка. Что думали ее родители - не знаю. Но отправить Дуню в еврейский лагерь - это просто преступление. Даже в перестроечное время. В него - особенно...
Я не хотел в этот лагерь. Я знал, что там будет. Сначала - "хозер, похрюкай!", потом предательское - "Я еврей... По бабушке..." (Мама свидетельство во Львове купила - вдруг драпать в Израиль придется...) "Хозеров" не любили. Дразнили. А уж "шикс" - и подавно. Даже если они были ослепительными блондинками, за которыми при других обстоятельствах те же жидки волочились толпами, но в лагере - ни-ни. Бить - не били. Но всеобщий остракизм был хуже. Приходилось картавить и со смаком рассказывать еврейские анекдоты.
Мне было не сложно. Михаил - имя и у евреев свое. И фамилии у евреев разные бывают, тем более, что я был "по бабушке".
А ее звали Дуня. Не Таня, не Анжела. Конечно же не Дина. Нет, Дуня. Дуся, стали ее все называть. Протягивая "у", чтоб выходило смешно.
Но я знал, что ее звали Дуня. У мамы в деревне была тётка Дуня, двоюродная сестра маминой мамы - Евдокия Спиридоновна. Но я их не поправлял. Я сам стал называть ее Дуся...
Дуся была типичная "шикса". В квадрате, как ее дразнили. Вздернутый носик. Светло-русые прямые волосы жиденькой косичкой. Чуть-чуть веснушек по верху щек. Щель между передних зубов. Глуповатая улыбка, ответ "А? чаво?" на все вопросы и светло серые, почти бесцветные глаза.
Носила она простую льняную блузу и застираные юбки или сарафан. Стоптаные сандали на босу ногу. Это в еврейском лагере. На всеобщем показе дефецитов из "Березки", посылок от родственников из Израиля и загран-поездок. А она носила застираный сарафан.
Застираный сарафан. У бабки Дуни была фотография ее старшей сестры Даши. В застираном сарафане. Сделанная за месяц до того, как жиды-коммунисты Троцкого раскулачили и вывели в расход ее отца, а семью сослали в Сибирь. Она умерла по дороге от цинги. И в Дусе я видел Дашу...
А они видели в ней Дусю. "Шиксу" в квадрате. Которая примазалась, чтоб выйти замуж за "наших". "Они верят, что евреи хорошие мужья"... "Эй, Дуся, выбрала себе уже билет в Израиль? А то Яша вон не занятый!"
Некоторые вожатые у нас были израильтяне. Оне не видели разницу между российскими евреями и нет. Они не поняли, за что ее дразнят. Им объяснили. Оне не дразнили. Они просто игнорировали. Им в Израиле Дуси не нужны. А ее звали Дуня.
Когда израильтяне уезжали им делали подарки. Что-нибудь самодельное, но еврейское. "Проджект", как говорили израильтяне. Магендовид из спичек. Вышитую крестиком салфету для шабатней халы. И подобную муть. Все собирались в кучки и работали над "проджектами". А Дуня села одна. Она не знала, что делать. Она не умела притворяться еврейкой. Она была Дуней. Я был в паре с Соней Шапиро. Она дразнила Дуню больше всех. А я умел работать руками. Моя обложка для сидура получалась лучше всех. Но тут я увидел Дуню. Она не знала что ей делать. Все лагерное еврейство прошло мимо нее. Она была "шикса".
И тогда я вырвал уже готовую обложку голубого цвета с израильскими флажками по углам из Сониных рук, подбежал к Дуне и громко, на всю комнату сказал: "Дуня, я тоже русский! Давай, я тебе помогу!"
Я знал, что последние пару дней меня тоже будут презирать. Я чуствовал за спиной насмешливый взгляд Сонь, Дин и Яш. Но ее звали Дуня. И не ее вина, что отец бабки Даши не послушался еврейского агитатора и не вступил в колхоз. И что я знал, что ее звали Дуня. Евдокия. Дуняша.
Она так и не поняла, из-за чего весь сыр бор. Она наверно до сих пор живет в Москве и слушает телепрограммы про русофобию масонов, или про то, что в России нет и не было антисемитов. И верит им. И она права. Ее зовут Евдокия и сегодня, наверное, она гордится этим. И может быть вспоминает дурацкий еврейский лагерь, и мальчика Мишу, который сказал ей, что он тоже русский...
А кто не понял, о чем я, вам сюда.
Дело было в еврейском лагере. Под Москвой. Меня туда мама записала. Мол, побудешь среди интеллегентных детей. Не то, что твоя дворовая шпана. За что я ей до сих пор "благодарен", хоть прошло уже лет 15.
И пусть утверждают масоны, что нет у них русофобии, может не все ее испытали. Я нахлебался. Щас расскажу, что помню.
Ее звали Дуня. Да-да. Евдокия. Дуня. Дунечка. Что думали ее родители - не знаю. Но отправить Дуню в еврейский лагерь - это просто преступление. Даже в перестроечное время. В него - особенно...
Я не хотел в этот лагерь. Я знал, что там будет. Сначала - "хозер, похрюкай!", потом предательское - "Я еврей... По бабушке..." (Мама свидетельство во Львове купила - вдруг драпать в Израиль придется...) "Хозеров" не любили. Дразнили. А уж "шикс" - и подавно. Даже если они были ослепительными блондинками, за которыми при других обстоятельствах те же жидки волочились толпами, но в лагере - ни-ни. Бить - не били. Но всеобщий остракизм был хуже. Приходилось картавить и со смаком рассказывать еврейские анекдоты.
Мне было не сложно. Михаил - имя и у евреев свое. И фамилии у евреев разные бывают, тем более, что я был "по бабушке".
А ее звали Дуня. Не Таня, не Анжела. Конечно же не Дина. Нет, Дуня. Дуся, стали ее все называть. Протягивая "у", чтоб выходило смешно.
Но я знал, что ее звали Дуня. У мамы в деревне была тётка Дуня, двоюродная сестра маминой мамы - Евдокия Спиридоновна. Но я их не поправлял. Я сам стал называть ее Дуся...
Дуся была типичная "шикса". В квадрате, как ее дразнили. Вздернутый носик. Светло-русые прямые волосы жиденькой косичкой. Чуть-чуть веснушек по верху щек. Щель между передних зубов. Глуповатая улыбка, ответ "А? чаво?" на все вопросы и светло серые, почти бесцветные глаза.
Носила она простую льняную блузу и застираные юбки или сарафан. Стоптаные сандали на босу ногу. Это в еврейском лагере. На всеобщем показе дефецитов из "Березки", посылок от родственников из Израиля и загран-поездок. А она носила застираный сарафан.
Застираный сарафан. У бабки Дуни была фотография ее старшей сестры Даши. В застираном сарафане. Сделанная за месяц до того, как жиды-коммунисты Троцкого раскулачили и вывели в расход ее отца, а семью сослали в Сибирь. Она умерла по дороге от цинги. И в Дусе я видел Дашу...
А они видели в ней Дусю. "Шиксу" в квадрате. Которая примазалась, чтоб выйти замуж за "наших". "Они верят, что евреи хорошие мужья"... "Эй, Дуся, выбрала себе уже билет в Израиль? А то Яша вон не занятый!"
Некоторые вожатые у нас были израильтяне. Оне не видели разницу между российскими евреями и нет. Они не поняли, за что ее дразнят. Им объяснили. Оне не дразнили. Они просто игнорировали. Им в Израиле Дуси не нужны. А ее звали Дуня.
Когда израильтяне уезжали им делали подарки. Что-нибудь самодельное, но еврейское. "Проджект", как говорили израильтяне. Магендовид из спичек. Вышитую крестиком салфету для шабатней халы. И подобную муть. Все собирались в кучки и работали над "проджектами". А Дуня села одна. Она не знала, что делать. Она не умела притворяться еврейкой. Она была Дуней. Я был в паре с Соней Шапиро. Она дразнила Дуню больше всех. А я умел работать руками. Моя обложка для сидура получалась лучше всех. Но тут я увидел Дуню. Она не знала что ей делать. Все лагерное еврейство прошло мимо нее. Она была "шикса".
И тогда я вырвал уже готовую обложку голубого цвета с израильскими флажками по углам из Сониных рук, подбежал к Дуне и громко, на всю комнату сказал: "Дуня, я тоже русский! Давай, я тебе помогу!"
Я знал, что последние пару дней меня тоже будут презирать. Я чуствовал за спиной насмешливый взгляд Сонь, Дин и Яш. Но ее звали Дуня. И не ее вина, что отец бабки Даши не послушался еврейского агитатора и не вступил в колхоз. И что я знал, что ее звали Дуня. Евдокия. Дуняша.
Она так и не поняла, из-за чего весь сыр бор. Она наверно до сих пор живет в Москве и слушает телепрограммы про русофобию масонов, или про то, что в России нет и не было антисемитов. И верит им. И она права. Ее зовут Евдокия и сегодня, наверное, она гордится этим. И может быть вспоминает дурацкий еврейский лагерь, и мальчика Мишу, который сказал ей, что он тоже русский...
А кто не понял, о чем я, вам сюда.