Жертвоприношение.
На очередной встрече киноклуба смотрели «Жертвоприношение» Тарковского. Как всегда - понравился фильм не всем. Мне понравился, не показался ни затянутым, ни скучным, два с половиной часа пролетели незаметно… Я понимаю почему Тарковский нравится не всем - не все готовы жертвовать… жертвовать временем, эмоциями, душевным равновесием, пространством внутри и вокруг себя… а без этих жертв Тарковского не понять, его фильмы надо впустить в себя, открыться им, довериться, но в наше время, когда довериться другому, пусть даже самому родному - опасно, в любой момент твою доверчивость могут обратить против тебя… и обратят.
Фильм «Жертвоприношение» похож на другие картины мастера и очень сильно отличается от них, мастер узнаваем в деталях, в скрупулёзном простроении кадра, в поэтичности картинки, хотя стихов в этом фильме нет, и понятно почему - ей нет места в словесных нагромождениях этой ленты. В этом фильме очень много говорят, говорят все кроме Малыша, зритель вязнет в липкой паутине слов, но что значат слова, в тот миг, когда надо действовать? А действует только один, при чем сначала тоже пытается действовать словом, но это не проходит, цена словам обозначена - грош. На что способен человек ради спасения мира? Да и стоит ли спасать такой мир? Для героя этих вопросов нет, для него вопрос в другом - на сколько истинна моя вера… Ведь мало молиться, даже очень искренне и самозабвенно, надо верить и тогда одно слово способно изменить мир. А если есть сомнения в словах, значит надо действовать, а на действие тоже готовы далеко не все… Но жертвоприношение принято Малыш заговорил. И я считаю, что в этом фильме Тарковский, нет не изменил себе, а нарушил правило, в этой картине не в начале, а в конце передан весь смысл происходящего - первые слова малыша «Вначале было слово. Почему, Папа?»
Фильм очень сильный, но как его смотреть поколению, испорченному Голливудом я не знаю.
Это были мои первые впечатления о картине, будут и другие, но потом, я долго живу с одним фильмом, а настоящим еще дольше.
Решил также поделиться чужими мыслями, они не совсем о фильме, они о том, что осталось за кадром, пониманию фильма они не помогут, но для общего развития лишними не будут.
Библейский сюжет. Жертвоприношение
Восстань, светись, Иерусалим, ибо пришел свет твой, и слава Господня взошла над тобою. Ибо вот, тьма покроет землю, и мрак - народы; а над тобою воссияет Господь, и слава Его явится над тобою. И придут народы к свету твоему, и цари - к восходящему над тобою сиянию. Возведи очи твои и посмотри вокруг: все они собираются, идут к тебе; сыновья твои издалека идут и дочерей твоих на руках несут. Тогда увидишь, и возрадуешься, и затрепещет и расширится сердце твое, потому что богатство моря обратится к тебе, достояние народов придет к тебе. Принесут золото и ладан и возвестят славу Господа.
Книга пророка Исаии.
Холодным летом 1953 года Андрей Арсеньевич Тарковский устроился на работу во ВНИИ Цветных металлов и с геологической экспедицией уехал в Туруханский край искать алмазы. Родные тяжело вздохнули: очередная блажь. В детстве он мечтал стать Бахом, но, когда понял, что вторым Бахом стать нельзя, бросил музыкальную школу. Потом увлёкся живописью - то же бросил. После школы поступил в престижный Институт восточных языков. Проучившись год, начал пропускать занятия и танцевать на Тверской твист в компании вызывающе одетых молодых людей. Теперь - он Геолог…
Через полгода он вернулся каким-то подавленным, таинственным и другим. О поездке говорил мало и поступил во ВГИК. Все ждали объяснений, ждали, что он будет рассказывать байки о жутких встречах с амнистированными уголовниками, но он рассказывал совсем другую историю.
«Было поздно. Я ехал на лошади по глухой тайге, когда началась гроза. Недалеко находилась лесная избушка. Подъехав, я привязал лошадь, а сам вошел внутрь и лег спать. За стенами продолжала бушевать непогода. Вдруг слышу голос: Уходи отсюда! Мне, конечно, не по себе, но остаюсь лежать. Проходит какое-то время, снова голос: Уходи! Я опять не послушался. Наконец, в третий раз громкий голос: В последний раз тебе говорю, уходи отсюда! Я выскочил наружу. И в этот момент на избушку рухнула столетняя лиственница». Друзья улыбались. Но он говорил очень серьезно и верил в то, что его спас ангел.
Прошло тридцать лет. Андрея Арсеньевича пригласили в Англию на ретроспективный показ его лент. И там, как человека, хорошо разбирающегося в теме, его попросили выступить в одной из лондонских церквей с лекцией об Апокалипсисе. «Я не слишком привык к выступлениям в таком месте, - начал Тарковский, - Я немного робею с моими мирскими концепциями. Однако в последнее время сама моя жизнь складывается несколько апокалиптически».
Пожалуй, Апокалипсис - это образ человеческой души с ее ответственностью и обязанностями. Это феномен, который по существу выражает все законы, поставленные перед человеком свыше. Когда человек живет, не зная, для чего он пришел в этот мир, мир доходит до ситуации, в которой мы сейчас оказались. Беда заключается в том, что современная цивилизация зашла в тупик. Нам нужно время, чтобы изменить общество духовно. Но этого времени как раз может и не хватить…
Неизбежность гибели бездуховной цивилизации стала темой только что вышедшей на экраны «Ностальгии». Госкино выпустило Тарковского на три года, чтобы он снял этот фильм совместно с итальянской студией. Работая над ним, Андрей Арсеньевич приходит к выводу, что необходимо снимать продолжение. Он одновременно пишет сценарий и письмо в Москву с просьбой продлить свое пребывание еще на три года. В ответ - молчание. Он просит отпустить к нему сына с тещей - и снова тишина. Наконец, все определяется в Каннах: советская делегация делает все от нее зависящее, чтобы «Ностальгия» не получила Пальмовую ветвь. «Ужасные дни, - пишет он в своем дневнике, - ужасный год. Господи не покинь меня!»
Новый сценарий нравится шведам, хотя рабочее название на их языке звучит несколько тяжеловато: «Время разбрасывать камни, и время собирать камни». Но они все равно готовы помочь. Тарковский принимает решение остаться.
В фильме «Ностальгия» ставится вопрос: «Как мы должны жить, как мы могли бы найти возможность единения в этом разделенном мире?» Это было бы возможно только путем взаимного жертвоприношения. Человек, который не способен приносить жертвы, не может ни на что рассчитывать. И я на это неспособен, как все другие. Но я надеюсь, что буду способен. Потому что, если я умру, не обретя такой способности, это будет грустно. Андрей Тарковский.
Постановка «Жертвоприношения» началась с предательского телекса из Токио. По каким-то туманным соображениям японские сопродюсеры просили отодвинуть съемки. Это означало отказ. Все посмотрели на Анну-Лену - директора картины от Шведского института кинематографии… «Нет! Швеция маленькая страна. У нас нет таких ресурсов, как в Голливуде!»
Андрей Арсеньевич впал в оцепенение и стал медленно разрывать бумажный лист на мелкие куски. Он произнес только одну фразу: «Этого не может быть!» Этого никак не могло быть, потому что он пожертвовал родным домом - лишь бы успеть рассказать миру, что-то очень важное. Вскоре стало известно, что недостающие средства выделяет английский «Channel Four».
Решено было снимать в Швеции. На острове Готланд. Вообще-то история была всемирной: актеры и остальные «киношники» собрались из самых разных стран - Англии, Франции, Италии, Швеции и даже Исландии. Но на острове царила белая ночь, и можно было долго снимать «в режиме». Переводчице пришлось долго объяснять шведам, что это жуткое слово у русских означает ни что иное, как «волшебный час» - прекрасное, нежное время перед рассветом.
Из воспоминаний Эрланда Юсефсона, исполнившего в фильме главную роль: «Четыре утра. Я вижу, как он ходит со своей свитой. Операторы, осветители, столяры, художники. Он что-то ищет. Но все против него. Слишком светло, слишком ветрено. Облака закрывают небо. Ветер, свет, советский партийный аппарат против него. Капитализм западного мира со своей жаждой наживы тоже против него. Нигде нет свободы. Эта великолепная белая ночь стала для него разочарованием. Она никак не подходила для того, что ему надо было рассказать».
Послушайте Меня, народ Мой, и племя Мое, приклоните ухо ко Мне! ибо от Меня произойдет закон, и суд Мой поставлю во свет для народов. Правда Моя близка; спасение Мое восходит, и мышца Моя будет судить народы; острова будут уповать на Меня и надеяться на мышцу Мою. Поднимите глаза ваши к небесам, и посмотрите на землю вниз: ибо небеса исчезнут, как дым, и земля обветшает, как одежда, и жители ее также вымрут; а Мое спасение пребудет вечным, и правда Моя не престанет. Книга пророка Исаии.
Начиная с «Андрея Рублева» ведущие роли в фильмах Тарковского неизменно исполнял Анатолий Солоницын. Смерть помешала ему сняться в «Ностальгии». Но в «Жертвоприношении» он все же присутствует, незримо - друга героя, загадочного почтальона, зовут Отто. Отто - это настоящее имя Солоницына.
Присутствием самого Андрея Арсеньевича на экране стал Эрланд Юсефсон. Это было неимоверно сложно. Они еще не были друзьями. А, главное, Эрланд был почти неверующим. Он все время изумлялся тому, что «русский осеняет себя крестом, когда у него что-нибудь получается, и умеет остаться наедине с Богом, когда при этом присутствует вся группа». «Я не понимаю, как ты живешь. - Говорил ему Тарковский. - Мне очень жаль тебя. Но ты должен научиться с Ним разговаривать. Это очень важно». Юзефсон пишет, что Андрей буквально облекал его, как и всех вокруг, своей теплотой, надеждой и своим беспокойством, и, наконец, что-то очень светлое стало происходить с его душой.
Из воспоминаний Эрланда Юсефсона. «Четыре утра. Директор картины Анна-Лена - переводчице Лейле: - Что происходит? - Я не знаю. - А, по-моему, ничего не происходит. - По-моему, тоже. - А если его спросить? - О чем? - О том, что происходит. - Но ведь ничего же не происходит. - Все-таки, надо спросить. - Тогда он сойдет с ума. - Он уже сошел с ума. Каждый раз, когда я спрашиваю, что мы будем снимать в ближайшие 15 минут, он смотрит на меня так, как будто я порчу весь фильм. Это саботаж! Это катастрофа! Пропади все пропадом, если все не окажутся на своих местах, когда у него возникнет, наконец, приступ творчества! Переводчица: Он у всех просит прощения, но сегодня съемок не будет. Директор: Во дает!
Ни у одного из актеров не было прописано в контракте, что он должен не спать всю в ночь и ждать, пока режиссеру понравится погода. Наоборот, их труд был размерен по часам. Они злились. Называли Тарковского «маленьким русским». Говорили, что учились у Станиславского, а он делает из них неизвестно что. Но постепенно они все в него влюбились.
Съемка пожара требовала большой инженерной разработки. Ее продумали с математической точностью. Количество керосина, взрывчатки, время горения - все было продумано. Сниматься эпизод должен тремя камерами. За главной камерой, траектория движения которой отмерена до секунды, сидит великий оператор Свен Нюквист. Последняя репетиция с актерами. Никаких дублей, естественно, сделать невозможно. Звучит команда: Зажигай! Из дома вырываются первые языки пламени. Вот он уже весь в огне. И тут главная камера внезапно перестает работать. Актеры еще играют, но когда они понимают, что случилось, раздаются крики и плач.
Андрей Арсеньевич, отвернувшись, кашляет. И произносит свою волшебную фразу: «Этого не может быть»… После невероятно долгих переговоров удалось убедить продюсеров в необходимости строить новый дом, копию старого. Во второй раз все прошло как нельзя более удачно. Горящий дом развалился в самый подходящий момент. Фильм снят. Все счастливы. Тарковский, подбрасывает вверх кепку, и она застревает в ветвях. Это была его последняя сцена.
Вскоре после того, как была закончена картина, Тарковский лег в немецкую клинику на санаторное лечение и обследование. Там, в декабре 85-го у него в легких нашли одну из самых опасных форм рака - когда она начинает диагностироваться, сделать уже ничего нельзя. Главный врач считает, что христианин должен знать свой приговор. Он обещает полгода. Андрей Арсеньевич заводит последний дневник, который он назвал «Мартиролог - хождение по мукам», и начинает осмысливать свой последний фильм. Он считал, что «оконченное произведение всегда должно быть загадкой для режиссера. Иначе - неинтересно».
Человек борется с мнимыми врагами. Мы все боремся друг с другом. Одна страна - с другой. Все мы боремся с чем-то, вместо того, что бы вести борьбу с собой. Потому что наш злейший враг - это мы сами. И меня постоянно мучает вопрос, смогу я победить самого себя или нет. В это состоит смысл моей жизни. Я успокоюсь только тогда, когда буду знать, что я себя победил. Я собственно, для того и рожден.
Еще в лондонской церкви Тарковский говорил, что «смысл Апокалипсиса заключается в том, чтобы призвать человека каждый день проживать, как последний». Теперь он абсолютно уверен, что это не книга наказания - а книга Надежды, которая учит нас Любви. И пророк Исаия, и Иоанн Богослов, и все священнописатели, говорившие о временах, когда «тьма покроет землю, и мрак - народы», учат тому, что встреча с Богом будет великой радостью для каждого, кто с открытым сердцем сможет к ней прийти.
Когда главный герой фильма жертвует своим полуконсервным, уютненьким, теплохладным существованием, происходит чудо: его сын, лишенный дара речи, произносит первые слова: «В начале было Слово».
Первый показ «Жертвоприношения» почти день в день совпал с Чернобыльской катастрофой. Вся западная пресса дружно назвала Тарковского пророком. И в Каннах фильм сразу же получил престижнейший приз ФИНПРЕССИ.
Уверенности журналистам придавало еще одно загадочное обстоятельство. В сцене паники, возникшей после объявления войны, все узнали площадь, на которой 28 февраля был застрелен премьер-министр Швеции Улаф Пальме, то есть, примерно через полгода, после того, как был снят этот эпизод, и за два месяца до премьеры.
Умирающему режиссеру бросились помогать. Пристыженные японцы даже хотели организовать специальный фонд, только просили объяснить, как и почему такой знаменитый человек мог оказаться в такой бедности.
Тарковский уходил с невероятным мужеством. Он почти не говорил о смерти. Всеми силами подбадривал и успокаивал родных. Рассказывал о планах кинопостановки «Гамлета» и сильном желании снять фильм по библейским сюжетам, все время слушал пластинки Баха и лишь иногда философски цитировал Екклесиаст: «Всему свое время, и время всякой вещи под небом: время рождаться и время умирать…»
Незадолго до премьеры директор Анна-Лена, Свен Нюквист и переводчица Лейла приехали к нему в Париж. Они привезли ему самые горячие признания в любви от всей съемочной группы и законченную версию «Жертвоприношения». Андрей Арсеньевич позвал сына Андрюшу - узнав, что Тарковский при смерти, советское правительство отпустило его к нему. Ни слова не понимая по-шведски, мальчик очарованно смотрел на экран. Фильм посвящался ему. Это было его духовное наследство.
29 декабря 1986 года Андрея Арсеньевича не стало. Его отпевали в Сочельник. В храме Александра Невского. Всем Парижем. Похоронили на русском кладбище Святой Женевьевы. И на могильном камне сделали надпись: «Человеку, который увидел Ангела».
Он также ясен, как его картины. Это потому, что в своих фильмах он выражает себя через все человечество, и все тянутся к нему, потому что от него исходит нечто такое, что кажется одновременно и тайной, и ее разгадкой. Он заставляет смотреть на вещи иначе. Он обнажает нам такие явления, как Жизнь, Душа, Смерть. И он раскрывает нам суть этих явлений… Ты изменил меня. И я могу только надеяться, что эти изменения останутся во мне. Эрланд Юсефсон.