Терситея - 10
IV. Яблоко Эриды
Есть две истории о том, с чего началась Великая война, в которой погибло больше героев, чем за несколько поколений до нее. Первая - наша, греческая, в которой всю вину несут на себе троянцы. Вторая, троянская, естественно настаивает на том, что во всем виноваты мы, греки. Я даже пытался как-то потом с помощью Артемиды разобраться, кто прав - она привела ко мне музу Клио, которая говорила долго и велеречиво, придя в итоге к тому, что начинать можно откуда угодно, всё зависит от желания рассказчика.
Поэтому я скажу, что, как и многое другое в нашей славной Греции, всё началось из-за Геракла. В тот день, когда веселый Зевс, подвыпив нектара, расхвастался на Олимпе, что сегодня родится его сын, который будет верховным царем в Микенах. Тогда-то Гера и отсрочила роды у матери Геракла, заставив раньше срока родить мать Еврисфея. Посейдон и Аполлон помогли ей, за что разгневанный Зевс, как следует наказавший Геру, отправил обоих служить Лаомедонту, сыну Ила, второму царю Трои (и пятому - дарданцев).
Аполлон, как последний босяк, пас стада троянцев, а Посейдон построил вокруг города неприступную стену (кроме единственного куска, который возвел Эак, отец Теламона и Пелея, дед Аякса и Ахиллеса). Но Лаомедонт оказался глупым, скупым и склочным стариком - он не заплатил оговоренной платы брату и сыну Зевса (мне всегда было интересно, на что такие люди рассчитывают в итоге?). Естественно, боги обиделись - Посейдон наслал на город чудовище, пожиравшее девушек, а Аполлон направлял жребий на самых красивых и благородных. В один прекрасный день в жертву должна была быть принесена дочь Лаомедонта - Гесиона.
Спас жадного старика и его дочь Геракл - как и многих других, ибо был хоть и самым сильным человеком в мире, но постоянно кому-то помогал и кого-то выручал. Хотя и впадал в гнев довольно часто - грех, распространенный среди людей сильных и решительных. Он тогда случайно оказался в Трое и взялся спасти Гесиону - взялся и спас, убив чудовище, которое его проглотило, но герой вспорол ему брюхо изнутри.
Конечно, Геракл сговорился с Лаомедонтом не задаром, это уж было бы слишком - лезть зверю в пасть ни за что, царь должен был отдать волшебных коней, которыми Зевс заплатил за дядю Лаомедонта, Ганимеда, когда забрал того на Олимп, прельщеный цветущей отроческой красотой. Но скаредность и тугоумие царя Трои оказались воистину чудесными (или чудовищными) - он отказался выдать коней и вообще дал Гераклу от ворот поворот.
Можеть быть, Геракл тогда пожалел его скудоумие, а может, Гесиона его отговорила - сын Зевса был слаб на передок, и не одна красавица вила из него веревки. Но когда спустя несколько лет корабль с аргонавтами, в числе которых был и сын Зевса, причалил близ Трои, Лаомедонт напал на него и вынудил уйти в море. Это стало последней каплей - когда аргонавты с успехом возвратились в Иолк, Геракл бросил клич, и с ним под Трою отправились братья Теламон и Пелей со своими людьми, а также Нестор, тогда еще очень юный царь Пилоса, какового Геракл пощадил при разгроме его города и который за это был ему вечно признателен.
От отца Эака Теламон и Пелей знали, где стену можно преодолеть, и во время штурма Теламон ворвался в город, открыл ворота и впустил Геракла, который в гневе перебил Лаомедонта и всех его детей, кроме младшего, Подарка, которого с тех пор стали звать Приамом, то есть «выкупленным» (сын Зевса заплатил за его жизнь из своей доли добычи). Рассказывали, что за брата вступилась Гесиона, которую отдали в наложницы Теламону.
Сами троянцы, однако, говорили, что Приама в Трое не было - он воевал во Фригии, и вернулся уже после того, как греки отчалили с добычей и Гесионой. Сестра осталась его единственной родственницей - остальных уничтожил Геракл. И потому новый царь Трои послал ко двору Теламона Антенора, чтобы тот упросил греков вернуть ее на родину. Антенор, которого я знал, был высоким худым старцем, быстрым в движениях, и одним из самых рассудительных людей своего народа, да и своего времени. Он, думаю, имел неплохие шансы добиться своего, особенно с помощью немалой части фригийской казны, которую привез с собой. Но троянцу очень не повезло - он достиг Саламина, царства Теламона, в день, когда царь сочетался браком с Гесионой. Естественно, что на требование вернуть жену в день свадьбы любой муж, даже не владыка народа, мог ответить только отказом. Теламон же приправил отказ грубостью и отказался вернуть Гесиону, потому что она досталась ему как военный трофей. Впоследствие она родит ему младшего сына, Тевкра, нанесшего своими меткими стрелами много вреда сородичам его матери.
Антенор не опустил руки, и отправился просить справедливости ко всем тем, с чьими словами в «культурной» Греции было принято тогда считаться. Но ни Кастор с Полидевком, правившие Спартой от имени престарелого отца Тиндарея, ни Пелей, обосновавшийся во Фтии, ни Нестор в Пилосе не признали правоту за доводами троянца и весьма неласково отправили его восвояси.
Антенор вернулся и сообщил Приаму о неутешительных результатах своего посольства. Царь Трои собрал большой совет, на который пришли, помимо Антенора и его первенца Агенора, отпрыски побочной ветви царского рода Анхиз и его сын Эней, Панф и его сыновья Полидамант и Евфорб, а также старшие сыновья Приама - Гектор, Деифоб, Гелен и Троил. Большинство из них поддержало царя в том, что Трое и всему народу Дардании нанесено тяжкое оскорбление, и оно нуждается в отмщении. И думаю, что дело тут было вовсе не в похищении Гесионы, к тому же уже женатой на Теламоне, а в том, что вслед за аргонавтами, проторившими дорогу, греческие корабли постепенно перехватывали торговлю с Колхидой и Тавридой, на которой Троя богатела многие годы до того.
Но воевать со всей Грецией - занятие серьезное, и к нему надо подготовиться. Порешили строить сильный флот, поправить стены, сделать запасы казны и продовольствия, а также заключить соглашения о союзе и помощи со всеми соседями, от которых удасться их добиться. На это ушло довольно много лет - Приам ничего не любил делать второпях.
Теперь мне надо перенестись в Грецию и рассказать, что творилось там. После похода Эпигонов на Фивы я снова наслаждался миром и покоем в родной Этолии. Артемида иногда посещала меня и продолжала брюзжать о том, что на Олимпе её не уважают и оттирают, а в Трое, например, выстроили вокруг свалившейся с неба статуэтки Афины, названной по её прозвищу Палладием, храм, ставший самым большим в Азии и Греции. К тому же дарданцы почитают еще и Афродиту, родившую от Анхиза сына Энея. Так что эти две девки - продажная и вечная (это не мои слова, упаси боги, это слово в слово то, что говорила Артемида), забирают себе лучшие куски жертв и преданность «глупых человеков».
Тут я сделал умное лицо и сказал, что с Троей разобраться, конечно, сложно, но вот испортить отношения дарданцев с одной из богинь вполне можно. Намечается большой праздник - Зевс выдает морскую богиню Фетиду за Пелея Эакида. Такой мезальянс для богини (чтобы именно женить, а не поразвлечься со смертными) не был случайным капризом - титан Прометей после многих лет пыток наконец раскрыл царю богов тайну оракула, который предсказывал, что сын Фетиды от Зевса свергнет отца. И Кронид для верности решил не только всячески сторониться Фетиды, а и выдать ее замуж за смертного, чтобы ее сын, каким бы ни уродился, не смог тягаться с богами. Ну а Пелей в качестве кандидата - это уже был выбор самой Фетиды, потому что согласно еще одному оракулу, его сын должен был стать величайшим героем Греции после Геракла. Нимфа-то она нимфа, но все-таки женского пола, а какая женщина не хочет, чтобы её дети были самыми сильными, красивыми и, в итоге, знаменитыми? Ну а то, что Пелею в качестве условия брака пришлось ее догонять, хватать и держать во всю силу своих рук - ну так у каждой женщины свои причуды насчет того, как ей веселее этим заниматься.
В общем, вся Греция была в курсе, что свадьбу почтят своим присутствием двенадцать богов Олимпа, кроме Деметры, которая это время года проводит с отпущенной из царства Гадеса любимой дочерью Персефоной, и ей ни до чего другого дела ей нет. (Артемида сказала, что ей скучно слушать вещи, о которых в курсе каждый пастух, но я просил ее дослушать до конца.) То есть, среди них будут Гера, Гестия, Афина, Афродита и Артемида. (Она надула губы, что ей, впрочем, шло, и всем видом показывала - терпение её не безгранично.) Гестия - суровая дева, суровая даже среди дев-богинь, принципиально отрекшаяся от радостей любви, и обычное женское тщеславие её абсолютно не трогало. Так что остаются лишь Гера, Афина и Афродита (для чего остаются, и почему не она - и приготовилась уже садануть меня черенком лука по лбу, по своему обыкновению).
Для того, объяснил я, чтобы их поссорить. В чем ни одна женщина не уступит другой? В признании красоты. Надо подстроить спор, кто из них прекраснее. Артемида сказала, что, конечно же, Афродита, хотя тут же признала, что Гера достаточно тщеславна, да и терпеть не может богиню любви, чтобы с этим согласиться; а Афина так кичится своим умом и доблестями, что уверена, будто они сразят любого мужчину. Вот-вот, согласился я, а рассудить этот спор доверь какому-нибудь троянцу - и тогда как минимум две могущественные богини будут рассержены на сей город и перестанут ему помогать, чего ей, Артемиде, и нужно.
Она даже запищала, когда поняла, как всё славно может получиться, и чуть меня не расцеловала, но вовремя вспомнила, что она - богиня-девственница, и не с кривоногим калидонцем это стоит менять. В наших отношениях я никогда не претендовал на большее, чем ее покровительство, потому что совсем не хотел повторить судьбу Актеона или Ориона. В общем, сияющая Артемида полетела на Олимп, а затем во Фтию, чтобы устраивать всё, как я её посоветовал. А я... Я в первый раз в жизни встретился с её отцом.
Зевс явился мне, как только ушла Артемида. Когда я понял, кто этот грозного вида мужчина, то просто прирос к земле, и даже (единственный раз!) язык мой присох к горлу. Пока он молчал, я всё пытался вспомнить, к кому из смертных он являлся, и чем это для них заканчивалось. Ну а он без труда об этом догадался - всё-таки царь богов. И уверил меня (голосом, от которого мурашки пошли во всех местах тела, даже самых неожиданных), что сегодня я не умру. Потому что учтив и вежлив с его дочерью, кстати, любимой - даже больше вечноюной шалуньи Гебы. Потому что отцы сильнее любят тех детей, которые несчастны, а Артемида сильно страдает от того, что другим богиням люди служат больше и усерднее. Я же ее утешаю и забавляю, потому он и отбросил первую мысль метнуть в меня перун, когда узнал, куда дочь периодически бегает; но если я вдруг когда-нибудь забуду, что она его дочь и богиня-девушка, то за перуном долго ходить не придется.
Я молчал и старался вообще не двигаться, ибо любая попытка как-то вести разговор казалось мне чреватой сотнями опасностей. К счастью, Зевс, как все правители, чувствующие власть неограниченную, любил говорить и не любил слушать, поэтому его голос рокотал ровными интонациями водопада, а лицо хранило строго-величественное выражение, словно на статуях в храмах.
Ему понравилась придуманная мною шутка, которая, честно говоря, повеселит не только Артемиду, но и его самого, и в благодарность за нее Кронид позволил мне присутствовать при состязании богинь - не утруждаясь моим туда переносом, а создав в пруду зеркало, в котором я в урочный час его увижу. Только не ослепни - предупредил меня царь богов, потому что женские споры часто кончаются демонстрацией их самого грозного оружия, то бишь своих прелестей. Страшную клятву не болтать о том, что и как у великих богинь, на каждом углу с первым встречным он с меня брать не стал, но напомнил о перуне, и, внезапно подсмеявшись, удалился - просто исчез, растаяв в воздухе.
Я начал понимать, что забавная шутка вот-вот превратится в нечто ужасное, но великие события тем и отличаются от обычных, что когда сдвинул с места первый камень, и он покатился - попытаться остановить это уже невозможно. Можно лишь наблюдать и пытаться направлять лавину в нужную сторону, постоянно следя, чтобы тебя случайно не снесло. Так что я сидел в поместье и ждал, пока Артемида суетилась и хлопотала, устраивая нашу теперь уже общую с ее отцом каверзу.
Она выяснила, что на свадьбу пригласили практически всех мало-мальски известных богов и богинь, но, как обычно, решили не звать Эриду, богиню раздора - кому хочется на радостном пиру пьяных драк и выяснений, кто кого больше уважает? У Пирифоя, например, такие свары на свадьбе завершились большим побоищем кентавров с лапифами, в котором с обоих сторон пало немало славных и сильных воинов, виновных лишь в том, что вино ударило им в голову. Так вот, Эриду не позвали, чему она была совсем не рада, но не знала, как бы отомстить за сие посуровее. И Артемида, сделав вид, что просто болтает, подбросила ей мысль поссорить Геру, Афину и Афродиту. Старуха аж прослезилась от такой идеи, и вскоре было готово золотое яблоко - ставшее затем известным как яблоко Эриды, или яблоко раздора.
Это-то яблоко Эрида, прокравшаяся на свадебный пир незамеченной, и пустила катиться по столу. А поскольку на нем было написано «Прекраснейшей», то довольно много хорошеньких ручек рванулись схватить его. В итоге предварительного выяснения того, кто кого уважает на Олимпе, остались, как и было запланировано, всего три главные спорщицы - Гера, Афина и Афродита (Артемида сделала свое милое обиженное лицо и сказала, что девушкам вообще неприлично о таком говорить). Зато предложила вынести этот спор на третейский суд - она-де знает одного милого молодого пастыря, дитя природы, всю жизнь пасшего стада в горах, который сможет оценить красоту каждой, не отвлекаясь на посторонние соображения.
Есть две истории о том, с чего началась Великая война, в которой погибло больше героев, чем за несколько поколений до нее. Первая - наша, греческая, в которой всю вину несут на себе троянцы. Вторая, троянская, естественно настаивает на том, что во всем виноваты мы, греки. Я даже пытался как-то потом с помощью Артемиды разобраться, кто прав - она привела ко мне музу Клио, которая говорила долго и велеречиво, придя в итоге к тому, что начинать можно откуда угодно, всё зависит от желания рассказчика.
Поэтому я скажу, что, как и многое другое в нашей славной Греции, всё началось из-за Геракла. В тот день, когда веселый Зевс, подвыпив нектара, расхвастался на Олимпе, что сегодня родится его сын, который будет верховным царем в Микенах. Тогда-то Гера и отсрочила роды у матери Геракла, заставив раньше срока родить мать Еврисфея. Посейдон и Аполлон помогли ей, за что разгневанный Зевс, как следует наказавший Геру, отправил обоих служить Лаомедонту, сыну Ила, второму царю Трои (и пятому - дарданцев).
Аполлон, как последний босяк, пас стада троянцев, а Посейдон построил вокруг города неприступную стену (кроме единственного куска, который возвел Эак, отец Теламона и Пелея, дед Аякса и Ахиллеса). Но Лаомедонт оказался глупым, скупым и склочным стариком - он не заплатил оговоренной платы брату и сыну Зевса (мне всегда было интересно, на что такие люди рассчитывают в итоге?). Естественно, боги обиделись - Посейдон наслал на город чудовище, пожиравшее девушек, а Аполлон направлял жребий на самых красивых и благородных. В один прекрасный день в жертву должна была быть принесена дочь Лаомедонта - Гесиона.
Спас жадного старика и его дочь Геракл - как и многих других, ибо был хоть и самым сильным человеком в мире, но постоянно кому-то помогал и кого-то выручал. Хотя и впадал в гнев довольно часто - грех, распространенный среди людей сильных и решительных. Он тогда случайно оказался в Трое и взялся спасти Гесиону - взялся и спас, убив чудовище, которое его проглотило, но герой вспорол ему брюхо изнутри.
Конечно, Геракл сговорился с Лаомедонтом не задаром, это уж было бы слишком - лезть зверю в пасть ни за что, царь должен был отдать волшебных коней, которыми Зевс заплатил за дядю Лаомедонта, Ганимеда, когда забрал того на Олимп, прельщеный цветущей отроческой красотой. Но скаредность и тугоумие царя Трои оказались воистину чудесными (или чудовищными) - он отказался выдать коней и вообще дал Гераклу от ворот поворот.
Можеть быть, Геракл тогда пожалел его скудоумие, а может, Гесиона его отговорила - сын Зевса был слаб на передок, и не одна красавица вила из него веревки. Но когда спустя несколько лет корабль с аргонавтами, в числе которых был и сын Зевса, причалил близ Трои, Лаомедонт напал на него и вынудил уйти в море. Это стало последней каплей - когда аргонавты с успехом возвратились в Иолк, Геракл бросил клич, и с ним под Трою отправились братья Теламон и Пелей со своими людьми, а также Нестор, тогда еще очень юный царь Пилоса, какового Геракл пощадил при разгроме его города и который за это был ему вечно признателен.
От отца Эака Теламон и Пелей знали, где стену можно преодолеть, и во время штурма Теламон ворвался в город, открыл ворота и впустил Геракла, который в гневе перебил Лаомедонта и всех его детей, кроме младшего, Подарка, которого с тех пор стали звать Приамом, то есть «выкупленным» (сын Зевса заплатил за его жизнь из своей доли добычи). Рассказывали, что за брата вступилась Гесиона, которую отдали в наложницы Теламону.
Сами троянцы, однако, говорили, что Приама в Трое не было - он воевал во Фригии, и вернулся уже после того, как греки отчалили с добычей и Гесионой. Сестра осталась его единственной родственницей - остальных уничтожил Геракл. И потому новый царь Трои послал ко двору Теламона Антенора, чтобы тот упросил греков вернуть ее на родину. Антенор, которого я знал, был высоким худым старцем, быстрым в движениях, и одним из самых рассудительных людей своего народа, да и своего времени. Он, думаю, имел неплохие шансы добиться своего, особенно с помощью немалой части фригийской казны, которую привез с собой. Но троянцу очень не повезло - он достиг Саламина, царства Теламона, в день, когда царь сочетался браком с Гесионой. Естественно, что на требование вернуть жену в день свадьбы любой муж, даже не владыка народа, мог ответить только отказом. Теламон же приправил отказ грубостью и отказался вернуть Гесиону, потому что она досталась ему как военный трофей. Впоследствие она родит ему младшего сына, Тевкра, нанесшего своими меткими стрелами много вреда сородичам его матери.
Антенор не опустил руки, и отправился просить справедливости ко всем тем, с чьими словами в «культурной» Греции было принято тогда считаться. Но ни Кастор с Полидевком, правившие Спартой от имени престарелого отца Тиндарея, ни Пелей, обосновавшийся во Фтии, ни Нестор в Пилосе не признали правоту за доводами троянца и весьма неласково отправили его восвояси.
Антенор вернулся и сообщил Приаму о неутешительных результатах своего посольства. Царь Трои собрал большой совет, на который пришли, помимо Антенора и его первенца Агенора, отпрыски побочной ветви царского рода Анхиз и его сын Эней, Панф и его сыновья Полидамант и Евфорб, а также старшие сыновья Приама - Гектор, Деифоб, Гелен и Троил. Большинство из них поддержало царя в том, что Трое и всему народу Дардании нанесено тяжкое оскорбление, и оно нуждается в отмщении. И думаю, что дело тут было вовсе не в похищении Гесионы, к тому же уже женатой на Теламоне, а в том, что вслед за аргонавтами, проторившими дорогу, греческие корабли постепенно перехватывали торговлю с Колхидой и Тавридой, на которой Троя богатела многие годы до того.
Но воевать со всей Грецией - занятие серьезное, и к нему надо подготовиться. Порешили строить сильный флот, поправить стены, сделать запасы казны и продовольствия, а также заключить соглашения о союзе и помощи со всеми соседями, от которых удасться их добиться. На это ушло довольно много лет - Приам ничего не любил делать второпях.
Теперь мне надо перенестись в Грецию и рассказать, что творилось там. После похода Эпигонов на Фивы я снова наслаждался миром и покоем в родной Этолии. Артемида иногда посещала меня и продолжала брюзжать о том, что на Олимпе её не уважают и оттирают, а в Трое, например, выстроили вокруг свалившейся с неба статуэтки Афины, названной по её прозвищу Палладием, храм, ставший самым большим в Азии и Греции. К тому же дарданцы почитают еще и Афродиту, родившую от Анхиза сына Энея. Так что эти две девки - продажная и вечная (это не мои слова, упаси боги, это слово в слово то, что говорила Артемида), забирают себе лучшие куски жертв и преданность «глупых человеков».
Тут я сделал умное лицо и сказал, что с Троей разобраться, конечно, сложно, но вот испортить отношения дарданцев с одной из богинь вполне можно. Намечается большой праздник - Зевс выдает морскую богиню Фетиду за Пелея Эакида. Такой мезальянс для богини (чтобы именно женить, а не поразвлечься со смертными) не был случайным капризом - титан Прометей после многих лет пыток наконец раскрыл царю богов тайну оракула, который предсказывал, что сын Фетиды от Зевса свергнет отца. И Кронид для верности решил не только всячески сторониться Фетиды, а и выдать ее замуж за смертного, чтобы ее сын, каким бы ни уродился, не смог тягаться с богами. Ну а Пелей в качестве кандидата - это уже был выбор самой Фетиды, потому что согласно еще одному оракулу, его сын должен был стать величайшим героем Греции после Геракла. Нимфа-то она нимфа, но все-таки женского пола, а какая женщина не хочет, чтобы её дети были самыми сильными, красивыми и, в итоге, знаменитыми? Ну а то, что Пелею в качестве условия брака пришлось ее догонять, хватать и держать во всю силу своих рук - ну так у каждой женщины свои причуды насчет того, как ей веселее этим заниматься.
В общем, вся Греция была в курсе, что свадьбу почтят своим присутствием двенадцать богов Олимпа, кроме Деметры, которая это время года проводит с отпущенной из царства Гадеса любимой дочерью Персефоной, и ей ни до чего другого дела ей нет. (Артемида сказала, что ей скучно слушать вещи, о которых в курсе каждый пастух, но я просил ее дослушать до конца.) То есть, среди них будут Гера, Гестия, Афина, Афродита и Артемида. (Она надула губы, что ей, впрочем, шло, и всем видом показывала - терпение её не безгранично.) Гестия - суровая дева, суровая даже среди дев-богинь, принципиально отрекшаяся от радостей любви, и обычное женское тщеславие её абсолютно не трогало. Так что остаются лишь Гера, Афина и Афродита (для чего остаются, и почему не она - и приготовилась уже садануть меня черенком лука по лбу, по своему обыкновению).
Для того, объяснил я, чтобы их поссорить. В чем ни одна женщина не уступит другой? В признании красоты. Надо подстроить спор, кто из них прекраснее. Артемида сказала, что, конечно же, Афродита, хотя тут же признала, что Гера достаточно тщеславна, да и терпеть не может богиню любви, чтобы с этим согласиться; а Афина так кичится своим умом и доблестями, что уверена, будто они сразят любого мужчину. Вот-вот, согласился я, а рассудить этот спор доверь какому-нибудь троянцу - и тогда как минимум две могущественные богини будут рассержены на сей город и перестанут ему помогать, чего ей, Артемиде, и нужно.
Она даже запищала, когда поняла, как всё славно может получиться, и чуть меня не расцеловала, но вовремя вспомнила, что она - богиня-девственница, и не с кривоногим калидонцем это стоит менять. В наших отношениях я никогда не претендовал на большее, чем ее покровительство, потому что совсем не хотел повторить судьбу Актеона или Ориона. В общем, сияющая Артемида полетела на Олимп, а затем во Фтию, чтобы устраивать всё, как я её посоветовал. А я... Я в первый раз в жизни встретился с её отцом.
Зевс явился мне, как только ушла Артемида. Когда я понял, кто этот грозного вида мужчина, то просто прирос к земле, и даже (единственный раз!) язык мой присох к горлу. Пока он молчал, я всё пытался вспомнить, к кому из смертных он являлся, и чем это для них заканчивалось. Ну а он без труда об этом догадался - всё-таки царь богов. И уверил меня (голосом, от которого мурашки пошли во всех местах тела, даже самых неожиданных), что сегодня я не умру. Потому что учтив и вежлив с его дочерью, кстати, любимой - даже больше вечноюной шалуньи Гебы. Потому что отцы сильнее любят тех детей, которые несчастны, а Артемида сильно страдает от того, что другим богиням люди служат больше и усерднее. Я же ее утешаю и забавляю, потому он и отбросил первую мысль метнуть в меня перун, когда узнал, куда дочь периодически бегает; но если я вдруг когда-нибудь забуду, что она его дочь и богиня-девушка, то за перуном долго ходить не придется.
Я молчал и старался вообще не двигаться, ибо любая попытка как-то вести разговор казалось мне чреватой сотнями опасностей. К счастью, Зевс, как все правители, чувствующие власть неограниченную, любил говорить и не любил слушать, поэтому его голос рокотал ровными интонациями водопада, а лицо хранило строго-величественное выражение, словно на статуях в храмах.
Ему понравилась придуманная мною шутка, которая, честно говоря, повеселит не только Артемиду, но и его самого, и в благодарность за нее Кронид позволил мне присутствовать при состязании богинь - не утруждаясь моим туда переносом, а создав в пруду зеркало, в котором я в урочный час его увижу. Только не ослепни - предупредил меня царь богов, потому что женские споры часто кончаются демонстрацией их самого грозного оружия, то бишь своих прелестей. Страшную клятву не болтать о том, что и как у великих богинь, на каждом углу с первым встречным он с меня брать не стал, но напомнил о перуне, и, внезапно подсмеявшись, удалился - просто исчез, растаяв в воздухе.
Я начал понимать, что забавная шутка вот-вот превратится в нечто ужасное, но великие события тем и отличаются от обычных, что когда сдвинул с места первый камень, и он покатился - попытаться остановить это уже невозможно. Можно лишь наблюдать и пытаться направлять лавину в нужную сторону, постоянно следя, чтобы тебя случайно не снесло. Так что я сидел в поместье и ждал, пока Артемида суетилась и хлопотала, устраивая нашу теперь уже общую с ее отцом каверзу.
Она выяснила, что на свадьбу пригласили практически всех мало-мальски известных богов и богинь, но, как обычно, решили не звать Эриду, богиню раздора - кому хочется на радостном пиру пьяных драк и выяснений, кто кого больше уважает? У Пирифоя, например, такие свары на свадьбе завершились большим побоищем кентавров с лапифами, в котором с обоих сторон пало немало славных и сильных воинов, виновных лишь в том, что вино ударило им в голову. Так вот, Эриду не позвали, чему она была совсем не рада, но не знала, как бы отомстить за сие посуровее. И Артемида, сделав вид, что просто болтает, подбросила ей мысль поссорить Геру, Афину и Афродиту. Старуха аж прослезилась от такой идеи, и вскоре было готово золотое яблоко - ставшее затем известным как яблоко Эриды, или яблоко раздора.
Это-то яблоко Эрида, прокравшаяся на свадебный пир незамеченной, и пустила катиться по столу. А поскольку на нем было написано «Прекраснейшей», то довольно много хорошеньких ручек рванулись схватить его. В итоге предварительного выяснения того, кто кого уважает на Олимпе, остались, как и было запланировано, всего три главные спорщицы - Гера, Афина и Афродита (Артемида сделала свое милое обиженное лицо и сказала, что девушкам вообще неприлично о таком говорить). Зато предложила вынести этот спор на третейский суд - она-де знает одного милого молодого пастыря, дитя природы, всю жизнь пасшего стада в горах, который сможет оценить красоту каждой, не отвлекаясь на посторонние соображения.