Первоклашки, я с вами!
В.С. Бушин
ПЕРВОКЛАШКИ, Я С ВАМИ!
Чудо праздника Дня Победы началось для меня с приглашения в школу, где в первом классе учатся мои внуки. Их мамочка, моя дочка, предупредила меня: «Четвёртый этаж. Одолеешь?» А кем бы я был, если не одолел бы? В таком случае у меня, по меньшей мере, следовало бы отобрать медаль «За боевые заслуги» или «За взятие Кёнигсберга». Пошёл... Трюх-трюх...трюх-трюх...трюх-трюх... Ну, вот и всё.
Сидят передо мной первоклашки. За первой партой - моя внучка Маша, в середине другого ряда - внук Ваня. Я начал с того, что попросил свою внучку оставить в покое свой нос. Потом чистосердечно признался, что когда-то и сам был первоклашкой. Дети, кажется, не очень поверили, кто-то ухмыльнулся.
- И ваша учительница Наталья Викторовна тоже была первоклашкой! - сказал я.
Мне послышалось, что на «камчатке», как в моё время называли последние парты, кто-то хмыкнул: «Ну, дед заврался...» Я стерпел.
Мне кажется, что с детьми в таком возрасте лучше всего вести разговор с помощью картинок, и потому взял с собой несколько портретов. Рассказав кратко о том, что такое были тогда Советский Союз и фашистская Германия, и как плохо шли наши дела в начале войны, но вот - разгром немцев под Москвой, потом товарищ Сталин сказал: «Будет и на нашей улице праздник!», и в Сталинграде он начался, - после этого я стал показывать фотографии. И пошёл тут, так сказать, снизу вверх, с себя, сержанта. Моя фотография, как и фотографии других дедов-фронтовиков, уже стояла в классе на подоконнике. Потом я показал портрет моего взводного командира, лейтенанта Алексея Павлова, ныне полковника, живущего в Крыму, в Алуште. Какое прекрасное лицо! В форме, с орденами... Первоклашки засмотрелись. За Павловым представляю командующего моей 50-й армией генерал-полковника Болдина Ивана Васильевича. На фронте он был от меня, конечно, далеко и высоко, но после войны я однажды встретил его в «Литературной газете», где тогда работал. Он меня не узнал. Армия наша в сорок первом-втором годах входила в состав Западного фронта. Вот и портрет его командующего - маршала Жукова, тогда генерала армии. Позже он стал заместителем Верховного. А это, посмотрите, первоклашки, сам Верховный Главнокомандующий Иосиф Виссарионович Сталин. Он возглавлял созданный тогда высший орган власти - Государственный комитет обороны и одновременно был главой правительства, наркомом обороны, председателем Ставки и Генеральным секретарём коммунистической партии. Мальчики и девочки слушали, разинув рты. Им всё интересно. Внучка моя не смела шелохнуться. Так они впервые услышали и увидели то, что им как гражданам России следует знать.
Их интересовало, конечно, что это сверкает у меня на груди. Да, накануне все ордена и медали я надраил мелом. Пришлось объяснять. Одна девочка спросила: «А почему так мало?» - «Милая, - ответил я, - если нацепить все, чем за семьдесят лет нас удостоили, я бы к вам на четвёртый этаж не смог подняться. А здесь только самые характерные, фронтовые награды - «За взятие Кёнигсберга, «За победу над Германией», над Японией, «За отвагу» да ещё орден Сталина, учреждённый ветеранами Украины.
Потом попросили меня почитать стихи. Я сказал, что у нас были прекрасные писатели, которые писали специально для детей - Чуковский, Маршак, Сергей Михалков, Агния Барто... А у меня таких стихов нет, но вот... И прочитал два, которые, как я думал, им понятны. Одно - «Оглянись!»
В свой звёздный час победы и удачи,
Когда преграды все сокрушены,
А ты твердишь: «Быть не могло иначе!» -
Взгляни-ка на себя со стороны.
И в день, когда ты проиграл сраженье
И ниц лежишь, стеная и скорбя,
Вновь напряги своё воображенье -
Со стороны взгляни-ка на себя.
Когда в грехе ты уличишь собрата,
И кто-то крикнет яростно «Распни!»
А он молчит, моргая виновато -
Ты на себя со стороны взгляни.
Ты можешь пить вино и веселиться
В кругу друзей, что так тебе верны,
Но если рядом будут слёзы литься, -
Взгляни-ка на себя со стороны.
Взгляни со стороны на все деянья,
Ни одного поступка не забудь -
И под парчой иль шёлком одеянья
Проступит их доподлинная суть.
Не знаю, как они это восприняли. Во всяком случае, аплодисментов не было. Может быть, ещё, слава Богу, не привыкли, как ныне у нас - по любому поводу. Ироническая Маша дома сказала мне: «А “Сказка о рыбаке и рыбке” Пушкина лучше!». Я не спорил, но заметил: «Если старуха из сказки умела бы смотреть на себя каждый раз со стороны, она не дошла бы до разбитого корыта». Маша согласилась.
А в завершение встречи дети закатили такой концерт, что лучше не придумаешь! Выходили девочки с большими бантами на голове по двое к доске и пели: «Расцветали яблони и груши»... «Пусть всегда будет солнце, пусть всегда будет небо...» Да ещё лихо притоптывали себе в такт ножонками. Так с бессмертным солнцем в голове и цветущей яблоней в душе я и ушёл. Ать-два! Ать-два! Ать-два!..
День Победы приближался. Пожалуй, я никогда не получал столько поздравлений с этим великим праздником, как в этом году. Дело же не во мне персонально. Ну да, мне иногда удаётся поставить нужное слово в нужном месте, но главное в том, что я - «сей остальной из стаи славной»... Из той самой, состоявшей из тех, кто через два дня после школьного выпускного вечера уже надевали шинели. Но известный поэт, мой ровесник, когда-то сказал:
Хорошо, что случилось с нами,
А не с теми, кто помоложе.
Это неправда. И те, кто моложе нас лет на десять-пятнадцать бесспорно тоже выполнили бы свой долг. А нынешнее поколение? Вспоминая подвиг лейтенанта Прохоренко, хочется думать, что - тоже. Но как трудно было бы обрядить в шинели всех этих сидельцев бесчисленных банков, контор, охранных служб и всяких инфраструктур...
Звонки начались ещё накануне. И первой, как полагается, была моя альма-матер газета «Завтра» в лице моего ангела-хранителя Катерины Глушик, воспетой мной в стихах и прозе. За ней - «Правда», точнее говоря, мой старый боевой товарищ, неутомимый подвижник честного и мужественного слова Виктор Стефанович Кожемяко, много лет тому назад пригласивший меня печататься в ней. Потом - скупая ко мне «Литературная газета» в лице стойкого бойца Олега Пухнавцева. Тут же - Виталий Владимирович Харламов из ЦК КПСС. За ним - Марина Насонова, достойный полпред «Красного телевидения». Не мог промолчать и «Алгоритм», уже лет двадцать безропотно издающий мои далеко небезупречные писания, - Ирина, человек из тех, на ком земля держится. Затем - «Слова и дела»: Валерий Константинович и Юрий Николаевич, настолько во всём близкие мне люди, что фамилии их я никогда не знал, а может, по возрасту они просто уже не держатся в моей памяти. Это великая газета! Какая ещё может похвастаться, что её закрывали шесть раз? Как Сталина царский режим арестовывал и ссылал шесть раз. И как Сталин пять раз бежал из ссылки, так и «Слова и дела» под руководством бесстрашного Юрия Игнатьевича Мухина пять раз возрождалась под новым именем. И каждый раз я невольно шептал Гомера:
Встала из мрака младая с перстами пурпурными Эос...
А кто ещё из редакторов газет, как Юрий Мухин, был арестован на пляже в упивающемся свободой Крыму, кто в одних трусах и в наручниках, будто Чикатило или Геббельс, доставлен в столицу и с браслетом на ноге посажен под домашний арест? Кто? Может, редактор «Российской газеты» Владислав Фронин, печатающий полоумные измышления В.Ресина о том, что Ленин расстрелял патриарха Тихона; или редактор «Новой газеты» Дмитрий Муратов, ликующий вместе с Ириной Петровской, которая, наконец-то вывела на чистую воду этих ловкачей панфиловцев, умело сложивших свои головы под Москвой: оказывается, их было не 28, а больше, и она ликует, что из-за этого не останутся они в памяти народной; или, не приведи, Господи, директор Первого канала мусье Эрнст, погрязший во вранье и пошлости своих передач? Нет ответа...
А тут уже пошли звонки, эсэмески и электронные письма из дальних и недальних городов. Некоторых авторов я знал и раньше, но большинство - совершенно незнакомые люди. Имена звонивших из Новосибирска, Гусь-Хрустального и некоторых других городов я, к сожалению, не запомнил, но вот из Омска - Максим, с Алтая - Антонина Карпова, из Уфы - возвышенная женщина Флюра, башкирка крутого советского закваса, из Кирова - энтузиаст антисолженизма Валерий Есипов, из Курска - Юрий, из Твери - капитан второго ранга Геннадий Асинкритов, не знающий устали в борьбе за правду, из Углича - стихотворец Константин Курбатов с молодой и уже окончательной супругой, из Москвы - Анатолий Михайлович Алёшкин, мой дорогой безгонорарный издатель, из Кинешмы - красавица Валентина Дёмина, портрет отца которой со всеми боевыми орденами стоит у меня за стеклом на книжной полке ... Не знаю откуда, прислал доброе слово Виктор Александрович Завадский. Поздравление одной московской учительницы начиналось так: «Наилюбимейший Владимир Сергеевич!» Я ответил ей: «Наимилейшая Елена Валерьевна!..» Очень обрадовался сердечному звонку Ольги Александровны Твардовской, старательной труженице на пару с сестрой Валентиной на отцовской ниве. Не забыл меня по старой дружбе и Александр Николаевич Крайко. А другой Александр - Проханов - словесному поздравлению предпочёл материальное, но с неизменным мистическим привкусом: прислал портрет Верховного Главнокомандующего, исполненный на фляге с сорокоградусной. Она была отменного свойства, как убедились мы с фронтовиком Андреем Турковым, моим пожизненным супостатом. Это было 9 мая в Красновидове во время дружеского праздничного застолья у нашей хлебосольной доброй соседки Юли, вдовы писателя-фронтовика, незабвенного Коли Евдокимова.
Особенно отрадны были вести с Украины или от людей с украинскими фамилиями: от Юрия Батрака, от Ольги Павловны Цвигун из Винницы, пишущей патриотические стихи. В ответе ей я написал: «Россия и Украина - родные сёстры». А ещё - от неведомого Владимира Стаднюка с неведомой, но «примкнувшей к нему бабкой»; от Наталии Георгиевны Семёновой из Киева, дочери советского генерала: «Дорогой Владимир Сергеевич! Сердечно поздравляю Вас с Днём Победы! Этот праздник всегда был самым большим, а сейчас, в наших условиях, он приобрёл особое значение, особую святость. Завтра (уже сегодня) мы выйдем. Нацисты открыто угрожают, что не допустят этого, созывают свои силы. Посмотрим». И я посмотрел потом по телевидению и на фотографии в «Советской России» видел, что вытворяли там неофашисты. Из Минска тоже звонили Игорь и Антонина, граждане советского рая... А какие слова донеслись оттуда из уст Лукашенко на параде. Вот настоящий президент и сын родины! Вот истинный «народа водитель и одновременно народа слуга».
Всем, вспомнившим в этот День меня, сержанта Красной Армии, ещё раз поклон и благодарность. Но, разумеется, я не только отвечал на поздравления, но и писал, звонил сам. Поздравил Клавдию Фёдоровну Якушеву, нашего ротного почтальона, которую мы, игнорируя половую принадлежность, звали Харитошей по популярному тогда фильму. Увы, она уже трудно ходит... Позвонил однокурснику Мише Годенко. Этому Мише 97 годочков, но у него шумело весёлое застолье; другого однокурсника Юрия Бондарева удалось-таки поздравить через любезную супругу; и «Советскую Россию», В.В.Чикина, мастера художественного слова, приветствовал безответно; позвонил Гале Викуловой, вдове фронтовика, моего друга Сергея; поздравил ещё и Жореса Ивановича Алфёрова, у которого перед праздником случились трудные, даже страшные дни; но опять не смог дозвониться до Павлова. Вот досада! Ведь с сорок второго, с Мосальска, где впервые попали под обстрел... До сих пор связь с Крымом не налажена, а ведь раньше была нормальная.
Эти письма и телеграммы, эсэмески и интернетки были волнами бушующего народного моря - волнами радости, добра, надежды.
Однако удалось нам с моей Татьяной пройтись и в шеренге «Бессмертного полка». Мы несли портреты главных творцов великой Победы: Татьяна - портрет Ленина, я - Сталина. А где-то возвышался и портрет Молотова, который нёс его внук. Да разве мы одни! Ещё несколько лет назад генерал-лейтенант Фомин Алексей Григорьевич сидел на трибуне у Мавзолея Ленина с портретом Сталина на груди. По телевидению он разок мелькнул, потом были фотографии в газетах, но - безо всякого Сталина. Что вы хотите - свобода слова, всякую цензуру Путин отменил. А в этот раз в Томске в первой красочной шеренге несли большие, в натуральную величину поясные портреты Сталина, Жукова, Рокоссовского и других маршалов Советского Союза, - тех самых организаторов великой Победы, от одного имени которых в Кремле, как некогда в Новой имперской канцелярии, начинаются коллективные корчи. Наше свободное телевидение, бесстрашный, как заяц, Эрнст и мужественный, как лягушка, Добродеев, конечно, не показали прекрасное шествие томичей, но «Советская Россия» дала фотографию.
Но Томск ли диво! В Лондоне студент тамошнего университета, видимо, наш российский армянин Михаил Мосесов 9 мая пришёл через весь город на Трафальгарскую площадь с портретом Сталина. На него иные лондонцы смотрели косо, ему бросали в спину бранные слова, грозили не хуже, чем в Киеве, а он шёл и шёл с портретом нашего Главковерха в руке, а на груди оранжево-чёрная лента к медали «За победу над Германией».
Потом Би-би-си пытало его: искренно ли? не заставил ли кто-то? не рука ли Москвы? не путинский ли агент? Он отвечал: «Именно Сталин как Верховный Главнокомандующий сделал возможным победу. Да, победил народ, победила армия, победила партия, но во главе стоял товарищ Сталин. Клевета на Сталина - это прежде всего клевета на нашу победу... Я пронёс фотографию человека, который вложил в победу всё, что мог - свою жизнь, жизнь одного из сыновей, и при нём наша страна стала такой могущественной, какой никогда не была».
Каков диапазон! Поистине, как пелось в старой песне, «от тайги до британских морей»... Ах, милый Миша, твои бы слова да в кремлёвские волосатые уши или хотя бы в прозрачные уши мидовской Марии Захаровой, с которой недавно приключился припадок при виде портрета Сталина на груди молодых людей.
2.
И как же чужеземно и жалко на этом фоне в столь прекрасные и многозначные дни выглядели иные аборигены телеэкрана с их вечным замшелым враньём о Советском времени, с осточертевшим хныканием о своей горькой, но сытой судьбе, с постыдным угодничеством перед властью...
Но прежде следует сказать о том, что в праздничных газетах и журналах было много дельных, серьёзных, нужных публикаций и о всей войне, и о крупных операциях, и о боях местного значения - о Курской битве, о «Рельсовой войне», об отчаянном восстании в лагере Собибор... Тут немало и опровержений разного рода. В самом деле, разве, например, можно оставить без отпора утверждение Ричарда Эванса, профессора истории из Кембриджа, что в знаменитой, решившей исход операции танковой битве под Прохоровкой у немцев было всего-то 117 машин, а потеряли они только три танка. Понимаете? Раз, два, три... Мы же - не сосчитать. У этого профессора совершенно солженицынский склад ума. Выходящий в Барнауле журнал «День Победы» резонно вопрошает его: «Отчего же при таком успехе гитлеровцы вдруг начали стремительно откатываться назад?» Действительно, ведь планчик-то их операции «Цитадель» состоял в том, чтобы окружить и уничтожить нашу курскую группировку и захватить сам Курск, а получилось - вскоре самих выбили даже из Орла и Белгорода! В честь этого Сталин приказал дать первый салют.
Или - вопрос о потерях сторон при взятии Берлина. В журнале «Загадки истории» Виктор Банев пишет: «Мало кто из неспециалистов может описать ход Берлинской операции, но зато почти все уверены в колоссальных, а главное неоправданных наших потерях». Действительно, об этом писал, например, Даниил Гранин, которому почему-то двадцать лет медаль «За победу» не давали, а не так давно я слышал по телевидению из уст епископа Тихона: «Что-то около миллиона или больше...» Святой отец, ведь вам многие верят. А на самом деле наши потери убитыми, увы, составили 78 291 человек, ранеными, увы, -274 184 (с.21).
Ну, и конечно, о заградотрядах. Уж сколько о них наплели! Но Александр Соколов в тех же «Загадках» констатирует: «Подавляющее большинство ветеранов заявляют, что с заградотрядами они вообще никогда не сталкивались. К тому же, нет ни одного конкретного свидетельства о том, что заградотряды вели огонь по нашим отступающим частям» (с.12). Могу добавить, что я тоже расспрашивал, например, маршала Язова Д.Т., своих однокурсников-фронтовиков Юрия Бондарева, Михаила Годенко - и они в глаза не видели.
Много было достойных публикаций и о павших, и о живых героях, порой подзабытых. Это - капитан Иван Флёров, командир первой «катюши»: до смерти переполошив своим невиданным оружием немцев, он, оказавшись всё-таки в окружении, взорвал свою «катюшу» и вместе со всем расчётом пал в бою, ему было 35 лет; это - легендарный разведчик Николай Кузнецов («Пауль Зиберт») из деревни Зырянка Пермской области: он не только давал важную информацию, но между делом ещё и отправил в лучший мир 11 высших чинов оккупационной администрации, а погиб в бою с украми из УПА в 32 года; это - 20-летний Николай Сиротинин: 17 июля 41-го вдвоём с 76-мм пушкой они вели страшный бой против целой танковой колонны; это - 18-летняя медсестра Ксюша Константинова из Липецка: прикрывая отход санбата, она уложила груду фрицев и погибла, может быть, нецелованной; это - 17- летняя Зина Портнова из организации «Юные мстители» (Витебск): во время допроса она схватила со стола вальтер и пристрелила лопоухого офицера, потом уже на улице - ещё двоих; это - 14-летний Володя Дубинин, ценой своей жизни спасший партизанский отряд; это - ещё и Ильза Штёбе, работавшая в Германии на нас под псевдонимом «Старуха» и тоже, как Зина и Ксюша, заплатившая за это жизнью...
Но в этом потоке благодарности, восхищения и скорби, к сожалению, не обошлось и без замшелых глупостей, бестактностей, прямой неправды. Так, в журнале «Загадки истории», выходящем в Барнауле тиражом в 100 тысяч, в статье «Завтра была война» (автор не указан) обстоятельно говорится о больших наших потерях в первые дни войны, но - и ни слова о немецких. Что, их не было? Пардон, в первый же трагический день было сбито около 200 немецких самолётов. Загляните в дневник генерала Гальдера, там на этот счёт много интересного.
В телеобзоре праздничной недели Динара Зейналова опять вытащила вроде бы уже забытую байку о 3 процентах будто бы оставшихся в живых фронтовиков двадцатых годов рождения. Подумала бы сударыня, как это могло быть. Давным-давно эту байку пустил гулять по свету писатель Б. Я его спрашивал: откуда взял? Мне, говорит, генералы рассказывали. Да какой генерал будет считать потери по возрастам? Кажется, я его тогда переубедил. Да у нас в институте студенты были в большинстве фронтовики этого возраста. Потери войны, увы, были огромны, но не было никакого «погибшего поколения».
В журнале «День Победы» опять взбодрили комически несуразные вымыслы о замечательном дикторе времён войны: «Гитлер считал своим главным врагом не Сталина, не Жукова, не Василевского, а Юрия Левитана. Советские власти тщательно охраняли диктора, запускали дезинформацию о его внешности. Ведь Гитлер за голову диктора объявил награду - 250 тысяч марок» (с.34). Бедный Юрий Борисович... Да Гитлер и не знал ни об одном русском дикторе, как Сталин и все мы не знали о немецких. Но всё-таки за голову сочинителя этой басни я дал бы рублей десять.
А в «Комсомольской правде» - это тоже в праздничных номерах, но уже о днях нынешних - недавно трагически погибшего Героя России Александра Прохоренко нарекли «русским Рэмбо». А «Аргументы недели» подхватили: «Куда круче Рэмбо!» И это на всю страну! Возможно, темой очередного ток-шоу у Владимира Соловьёва будет: «Рэмбо и Прохоренко - кто круче?». И ведь уверены, что уподобление погибшего русского офицера американскому киногерою - высокая похвала. До какой же степени вам, Владимир Сунгоркин и Андрей Угланов, надо было забыть о своих русских родителях, о родной земле. Не думаете ли двигать дело дальше и, допустим, маршала Жукова именовать русским Эйзенхауэром, Рокоссовского - русским Монтгомери или хотя бы Анатолия Карпова (о шахматистах скажем ниже) - русским Фишером? Жмите! Вдова Солженицына премию даст за то, что ничего русского у вас не осталось.
Помянутые «Загадки истории» напечатали статью Дм. Митюрина «Красные маршалы». Автор не знает даже, что ордена Боевого Красного Знамени, который видится ему на груди то одного маршала, то другого, у нас никогда не было. А вот о Финской: «Войну удалось закончить с приемлемым результатом». Удалось!.. Финны припожаловали в Москву и подписали мир на условиях, которые мы им продиктовали. Красная Армия добилась всего, чего мы хотели. И это было для нас весьма приемлемо. Об одном маршале сочинитель пишет: «Выискивал и разоблачал “врагов народа”, но одновременно занимался перевооружением». Для него до сих пор, даже после и Горбачёва, и Ельцина, и Чубайса никаких врагов народа не существовало, они у него только в кавычках. Разумеется, для него и возвращение Западной Украины и Западной Белоруссии это «так называемый «освободительный поход». Неужели главный редактор журнала Д.Кручинин не понимает, что такие сочинители совершенно неприемлемы?
На этой же странице приведена «оценка врага»: «Мне представлено Генштабом дело, содержащее биографии и портреты советских маршалов и генералов. Все они в среднем чрезвычайно молоды, не старше 50 лет. За плечами - богатая политико-революционная деятельность, все - весьма энергичные люди, убеждённые коммунисты, и по их лицам видно, что они хорошего народного корня. В большинстве случаев это сыновья рабочих, крестьян, сапожников... Короче говоря, приходишь к досадному убеждению, что командная верхушка Советского Союза сформирована из класса получше, чем наша собственная» (с.5). Так в своём дневнике писал в марте 1945 года Геббельс. Поздновато... В цитате не приведены ещё слова о том, что Гитлер согласился с оценкой Геббельса. Так вот, Гитлер и Геббельс думали о нашем командовании лучше, чем Д.Митюрин и некоторые другие авторы. И в данном случае я - с ними, а не с Митюриным.
А сколько вранья о церкви! Александр Смирнов уверяет: «Когда началась война, перед православными священниками встала непростая дилемма: за кого молиться?» Это перед автором стоит дилемма: кому служить? А советский митрополит Сергий в первый же день войны и даже раньше выступления Молотова по радио призвал верующих к сплочению вокруг правительства и к борьбе против агрессии. Другое дело, что предательски вели себя ряд деятелей Зарубежной православной церкви. Так надо же чётко различать, кто есть кто.
В этом ряду следует сказать и о самом Дне Победы. Как известно, англо-американцы приняли капитуляцию немцев 8 мая во французском городе Реймсе, а мы - 9-го в берлинском пригороде Карлсхорст. И вот «Загадки истории» в статье «Полная и безоговорочная» вопрошает: «Какой День Победы всё-таки настоящий?» И приходит к выводу, слава Богу, что наш. Да о чём тут говорить-то? По всем данным настоящий, конечно, Акт 9 мая. Именно так и по месту его подписания (не на земле потерпевшей поражение Франции, а там, откуда фашизм выполз - в Берлине), и по времени (8 мая ещё шли бои, операция по освобождению Праги ещё и не начиналась), и по статусу подписавших его лиц (там с немецкой стороны акт подписали начальник Генерального штаба сухопутных войск вермахта генерал-полковник Альфред Йодль, с американской - начальник штаба союзнических войск в Европе никому неведомый генерал-лейтенант Уолтер Смит да ещё поставил подпись наш генерал-майор Иван Суслопаров, военный атташе во Франции, а здесь с немецкой - начальник Верховного главнокомандования вермахта генерал-фельдмаршал Вильгельм Кейтель (после Гитлера второе лицо в вермахте) да ещё высокие представители авиационного и морского командования Германии, с нашей стороны достаточно назвать уже прославленного во всём мире маршала Советского Союза Жукова, заместителя Верховного Главнокомандующего.
Какие тут могут быть вопросы?
Да, День Победы - 9 мая, и нам безразлично, когда его празднуют на Западе и празднуют ли вообще. Но при этом вот чем угощают нас ещё: «Западные лидеры приложили немало усилий, чтобы принизить значение карлсхорстовского документа. Несмотря на то, что процедура в Реймсе была признана предварительной, на Западе её стали называть собственно капитуляцией. А церемония в Карлсхорсте преподносилась лишь как ратификация. Доходит до того, что наш Акт вовсе не упоминается в трудах английских и американских историков». Да, форменное безобразие, бесстыдство. Выходит, что жульничают не только политические лидеры, но и профессиональные историки.
Но удивительное дело. Рассказывая о нашем Акте, автор пишет: «Приняли капитуляцию заместитель командующего экспедиционными силами маршал Артур Теддер и маршал Георгий Жуков...». Позвольте, сударь какое «и»? Во-первых, Теддер не «маршал», а главный маршал авиации. Понимаете разницу? А главное, почему он и его подпись названы первыми, когда первой стоит подпись Жукова. И он председательствовал, и он пригласил к столу Кейтеля: - Милостивый государь, не угодно ли подойти и подписать одну бумажечку?
Из всего следует, что надо было написать «Жуков и Теддер», а не наоборот. Как это характерно для наших дней: автор и не заметил, как сам оказался в компашке тех, кто «приложил немало усилий, чтобы принизить наш Акт». И, увы, дальше - в том же самом духе.
Смотрите: «В свою очередь(!), советская сторона приложила немало усилий для того, чтобы принизить значение реймского Акта. Его практически не упоминали в советской исторической литературе» (с.22). Даже формулировка та же самая: «приложила немало усилий, чтобы принизить». Словом, и там шельмецы, и у нас такие же. Поразительна эта лакейская лёгкость, с которой объявляют подобные вещи иные наши патриоты в патриотических изданиях.
Но позвольте, у нас Реймс даже не упоминается? А вот самая добросовестная 12-томная «История второй мировой войны», вышедшая у нас в 70-е года. Здесь процедуре в Реймсе и всему связанному с ней обстоятельно рассказывается в десятом томе на страницах 361-363. Об этом же читаем в фундаментальном двухтомнике В.Дашичева «Банкротство стратегии германского фашизма» - том 2, стр.624-625. Наконец, об этом же - в многократно изданных воспоминаниях самого маршала Жукова: «7 мая мне в Берлин позвонил Верховный Главнокомандующий и сказал:
- Сегодня в городе Реймс немцы подписали акт о безоговорочной капитуляции. Главную тяжесть войны вынес советский народ, а не союзники. Поэтому капитуляция должна быть подписана Верховным командованием всех стран, а не только союзных войск.
Я не согласился и с тем, - продолжал И.В.Сталин,- что Акт капитуляции подписан не в Берлине, центре фашистской агрессии. Мы договорились с союзниками считать подписание в Реймсе предварительным протоколом капитуляции. Завтра в Берлин прибудут представители немецкого главного командования и представители Верховного командования союзных войск. Представителем Верховного Главнокомандования советский войск назначаетесь вы» (с.637-638). Вот они какие, загадки истории...
Окончание здесь
ПЕРВОКЛАШКИ, Я С ВАМИ!
Чудо праздника Дня Победы началось для меня с приглашения в школу, где в первом классе учатся мои внуки. Их мамочка, моя дочка, предупредила меня: «Четвёртый этаж. Одолеешь?» А кем бы я был, если не одолел бы? В таком случае у меня, по меньшей мере, следовало бы отобрать медаль «За боевые заслуги» или «За взятие Кёнигсберга». Пошёл... Трюх-трюх...трюх-трюх...трюх-трюх... Ну, вот и всё.
Сидят передо мной первоклашки. За первой партой - моя внучка Маша, в середине другого ряда - внук Ваня. Я начал с того, что попросил свою внучку оставить в покое свой нос. Потом чистосердечно признался, что когда-то и сам был первоклашкой. Дети, кажется, не очень поверили, кто-то ухмыльнулся.
- И ваша учительница Наталья Викторовна тоже была первоклашкой! - сказал я.
Мне послышалось, что на «камчатке», как в моё время называли последние парты, кто-то хмыкнул: «Ну, дед заврался...» Я стерпел.
Мне кажется, что с детьми в таком возрасте лучше всего вести разговор с помощью картинок, и потому взял с собой несколько портретов. Рассказав кратко о том, что такое были тогда Советский Союз и фашистская Германия, и как плохо шли наши дела в начале войны, но вот - разгром немцев под Москвой, потом товарищ Сталин сказал: «Будет и на нашей улице праздник!», и в Сталинграде он начался, - после этого я стал показывать фотографии. И пошёл тут, так сказать, снизу вверх, с себя, сержанта. Моя фотография, как и фотографии других дедов-фронтовиков, уже стояла в классе на подоконнике. Потом я показал портрет моего взводного командира, лейтенанта Алексея Павлова, ныне полковника, живущего в Крыму, в Алуште. Какое прекрасное лицо! В форме, с орденами... Первоклашки засмотрелись. За Павловым представляю командующего моей 50-й армией генерал-полковника Болдина Ивана Васильевича. На фронте он был от меня, конечно, далеко и высоко, но после войны я однажды встретил его в «Литературной газете», где тогда работал. Он меня не узнал. Армия наша в сорок первом-втором годах входила в состав Западного фронта. Вот и портрет его командующего - маршала Жукова, тогда генерала армии. Позже он стал заместителем Верховного. А это, посмотрите, первоклашки, сам Верховный Главнокомандующий Иосиф Виссарионович Сталин. Он возглавлял созданный тогда высший орган власти - Государственный комитет обороны и одновременно был главой правительства, наркомом обороны, председателем Ставки и Генеральным секретарём коммунистической партии. Мальчики и девочки слушали, разинув рты. Им всё интересно. Внучка моя не смела шелохнуться. Так они впервые услышали и увидели то, что им как гражданам России следует знать.
Их интересовало, конечно, что это сверкает у меня на груди. Да, накануне все ордена и медали я надраил мелом. Пришлось объяснять. Одна девочка спросила: «А почему так мало?» - «Милая, - ответил я, - если нацепить все, чем за семьдесят лет нас удостоили, я бы к вам на четвёртый этаж не смог подняться. А здесь только самые характерные, фронтовые награды - «За взятие Кёнигсберга, «За победу над Германией», над Японией, «За отвагу» да ещё орден Сталина, учреждённый ветеранами Украины.
Потом попросили меня почитать стихи. Я сказал, что у нас были прекрасные писатели, которые писали специально для детей - Чуковский, Маршак, Сергей Михалков, Агния Барто... А у меня таких стихов нет, но вот... И прочитал два, которые, как я думал, им понятны. Одно - «Оглянись!»
В свой звёздный час победы и удачи,
Когда преграды все сокрушены,
А ты твердишь: «Быть не могло иначе!» -
Взгляни-ка на себя со стороны.
И в день, когда ты проиграл сраженье
И ниц лежишь, стеная и скорбя,
Вновь напряги своё воображенье -
Со стороны взгляни-ка на себя.
Когда в грехе ты уличишь собрата,
И кто-то крикнет яростно «Распни!»
А он молчит, моргая виновато -
Ты на себя со стороны взгляни.
Ты можешь пить вино и веселиться
В кругу друзей, что так тебе верны,
Но если рядом будут слёзы литься, -
Взгляни-ка на себя со стороны.
Взгляни со стороны на все деянья,
Ни одного поступка не забудь -
И под парчой иль шёлком одеянья
Проступит их доподлинная суть.
Не знаю, как они это восприняли. Во всяком случае, аплодисментов не было. Может быть, ещё, слава Богу, не привыкли, как ныне у нас - по любому поводу. Ироническая Маша дома сказала мне: «А “Сказка о рыбаке и рыбке” Пушкина лучше!». Я не спорил, но заметил: «Если старуха из сказки умела бы смотреть на себя каждый раз со стороны, она не дошла бы до разбитого корыта». Маша согласилась.
А в завершение встречи дети закатили такой концерт, что лучше не придумаешь! Выходили девочки с большими бантами на голове по двое к доске и пели: «Расцветали яблони и груши»... «Пусть всегда будет солнце, пусть всегда будет небо...» Да ещё лихо притоптывали себе в такт ножонками. Так с бессмертным солнцем в голове и цветущей яблоней в душе я и ушёл. Ать-два! Ать-два! Ать-два!..
День Победы приближался. Пожалуй, я никогда не получал столько поздравлений с этим великим праздником, как в этом году. Дело же не во мне персонально. Ну да, мне иногда удаётся поставить нужное слово в нужном месте, но главное в том, что я - «сей остальной из стаи славной»... Из той самой, состоявшей из тех, кто через два дня после школьного выпускного вечера уже надевали шинели. Но известный поэт, мой ровесник, когда-то сказал:
Хорошо, что случилось с нами,
А не с теми, кто помоложе.
Это неправда. И те, кто моложе нас лет на десять-пятнадцать бесспорно тоже выполнили бы свой долг. А нынешнее поколение? Вспоминая подвиг лейтенанта Прохоренко, хочется думать, что - тоже. Но как трудно было бы обрядить в шинели всех этих сидельцев бесчисленных банков, контор, охранных служб и всяких инфраструктур...
Звонки начались ещё накануне. И первой, как полагается, была моя альма-матер газета «Завтра» в лице моего ангела-хранителя Катерины Глушик, воспетой мной в стихах и прозе. За ней - «Правда», точнее говоря, мой старый боевой товарищ, неутомимый подвижник честного и мужественного слова Виктор Стефанович Кожемяко, много лет тому назад пригласивший меня печататься в ней. Потом - скупая ко мне «Литературная газета» в лице стойкого бойца Олега Пухнавцева. Тут же - Виталий Владимирович Харламов из ЦК КПСС. За ним - Марина Насонова, достойный полпред «Красного телевидения». Не мог промолчать и «Алгоритм», уже лет двадцать безропотно издающий мои далеко небезупречные писания, - Ирина, человек из тех, на ком земля держится. Затем - «Слова и дела»: Валерий Константинович и Юрий Николаевич, настолько во всём близкие мне люди, что фамилии их я никогда не знал, а может, по возрасту они просто уже не держатся в моей памяти. Это великая газета! Какая ещё может похвастаться, что её закрывали шесть раз? Как Сталина царский режим арестовывал и ссылал шесть раз. И как Сталин пять раз бежал из ссылки, так и «Слова и дела» под руководством бесстрашного Юрия Игнатьевича Мухина пять раз возрождалась под новым именем. И каждый раз я невольно шептал Гомера:
Встала из мрака младая с перстами пурпурными Эос...
А кто ещё из редакторов газет, как Юрий Мухин, был арестован на пляже в упивающемся свободой Крыму, кто в одних трусах и в наручниках, будто Чикатило или Геббельс, доставлен в столицу и с браслетом на ноге посажен под домашний арест? Кто? Может, редактор «Российской газеты» Владислав Фронин, печатающий полоумные измышления В.Ресина о том, что Ленин расстрелял патриарха Тихона; или редактор «Новой газеты» Дмитрий Муратов, ликующий вместе с Ириной Петровской, которая, наконец-то вывела на чистую воду этих ловкачей панфиловцев, умело сложивших свои головы под Москвой: оказывается, их было не 28, а больше, и она ликует, что из-за этого не останутся они в памяти народной; или, не приведи, Господи, директор Первого канала мусье Эрнст, погрязший во вранье и пошлости своих передач? Нет ответа...
А тут уже пошли звонки, эсэмески и электронные письма из дальних и недальних городов. Некоторых авторов я знал и раньше, но большинство - совершенно незнакомые люди. Имена звонивших из Новосибирска, Гусь-Хрустального и некоторых других городов я, к сожалению, не запомнил, но вот из Омска - Максим, с Алтая - Антонина Карпова, из Уфы - возвышенная женщина Флюра, башкирка крутого советского закваса, из Кирова - энтузиаст антисолженизма Валерий Есипов, из Курска - Юрий, из Твери - капитан второго ранга Геннадий Асинкритов, не знающий устали в борьбе за правду, из Углича - стихотворец Константин Курбатов с молодой и уже окончательной супругой, из Москвы - Анатолий Михайлович Алёшкин, мой дорогой безгонорарный издатель, из Кинешмы - красавица Валентина Дёмина, портрет отца которой со всеми боевыми орденами стоит у меня за стеклом на книжной полке ... Не знаю откуда, прислал доброе слово Виктор Александрович Завадский. Поздравление одной московской учительницы начиналось так: «Наилюбимейший Владимир Сергеевич!» Я ответил ей: «Наимилейшая Елена Валерьевна!..» Очень обрадовался сердечному звонку Ольги Александровны Твардовской, старательной труженице на пару с сестрой Валентиной на отцовской ниве. Не забыл меня по старой дружбе и Александр Николаевич Крайко. А другой Александр - Проханов - словесному поздравлению предпочёл материальное, но с неизменным мистическим привкусом: прислал портрет Верховного Главнокомандующего, исполненный на фляге с сорокоградусной. Она была отменного свойства, как убедились мы с фронтовиком Андреем Турковым, моим пожизненным супостатом. Это было 9 мая в Красновидове во время дружеского праздничного застолья у нашей хлебосольной доброй соседки Юли, вдовы писателя-фронтовика, незабвенного Коли Евдокимова.
Особенно отрадны были вести с Украины или от людей с украинскими фамилиями: от Юрия Батрака, от Ольги Павловны Цвигун из Винницы, пишущей патриотические стихи. В ответе ей я написал: «Россия и Украина - родные сёстры». А ещё - от неведомого Владимира Стаднюка с неведомой, но «примкнувшей к нему бабкой»; от Наталии Георгиевны Семёновой из Киева, дочери советского генерала: «Дорогой Владимир Сергеевич! Сердечно поздравляю Вас с Днём Победы! Этот праздник всегда был самым большим, а сейчас, в наших условиях, он приобрёл особое значение, особую святость. Завтра (уже сегодня) мы выйдем. Нацисты открыто угрожают, что не допустят этого, созывают свои силы. Посмотрим». И я посмотрел потом по телевидению и на фотографии в «Советской России» видел, что вытворяли там неофашисты. Из Минска тоже звонили Игорь и Антонина, граждане советского рая... А какие слова донеслись оттуда из уст Лукашенко на параде. Вот настоящий президент и сын родины! Вот истинный «народа водитель и одновременно народа слуга».
Всем, вспомнившим в этот День меня, сержанта Красной Армии, ещё раз поклон и благодарность. Но, разумеется, я не только отвечал на поздравления, но и писал, звонил сам. Поздравил Клавдию Фёдоровну Якушеву, нашего ротного почтальона, которую мы, игнорируя половую принадлежность, звали Харитошей по популярному тогда фильму. Увы, она уже трудно ходит... Позвонил однокурснику Мише Годенко. Этому Мише 97 годочков, но у него шумело весёлое застолье; другого однокурсника Юрия Бондарева удалось-таки поздравить через любезную супругу; и «Советскую Россию», В.В.Чикина, мастера художественного слова, приветствовал безответно; позвонил Гале Викуловой, вдове фронтовика, моего друга Сергея; поздравил ещё и Жореса Ивановича Алфёрова, у которого перед праздником случились трудные, даже страшные дни; но опять не смог дозвониться до Павлова. Вот досада! Ведь с сорок второго, с Мосальска, где впервые попали под обстрел... До сих пор связь с Крымом не налажена, а ведь раньше была нормальная.
Эти письма и телеграммы, эсэмески и интернетки были волнами бушующего народного моря - волнами радости, добра, надежды.
Однако удалось нам с моей Татьяной пройтись и в шеренге «Бессмертного полка». Мы несли портреты главных творцов великой Победы: Татьяна - портрет Ленина, я - Сталина. А где-то возвышался и портрет Молотова, который нёс его внук. Да разве мы одни! Ещё несколько лет назад генерал-лейтенант Фомин Алексей Григорьевич сидел на трибуне у Мавзолея Ленина с портретом Сталина на груди. По телевидению он разок мелькнул, потом были фотографии в газетах, но - безо всякого Сталина. Что вы хотите - свобода слова, всякую цензуру Путин отменил. А в этот раз в Томске в первой красочной шеренге несли большие, в натуральную величину поясные портреты Сталина, Жукова, Рокоссовского и других маршалов Советского Союза, - тех самых организаторов великой Победы, от одного имени которых в Кремле, как некогда в Новой имперской канцелярии, начинаются коллективные корчи. Наше свободное телевидение, бесстрашный, как заяц, Эрнст и мужественный, как лягушка, Добродеев, конечно, не показали прекрасное шествие томичей, но «Советская Россия» дала фотографию.
Но Томск ли диво! В Лондоне студент тамошнего университета, видимо, наш российский армянин Михаил Мосесов 9 мая пришёл через весь город на Трафальгарскую площадь с портретом Сталина. На него иные лондонцы смотрели косо, ему бросали в спину бранные слова, грозили не хуже, чем в Киеве, а он шёл и шёл с портретом нашего Главковерха в руке, а на груди оранжево-чёрная лента к медали «За победу над Германией».
Потом Би-би-си пытало его: искренно ли? не заставил ли кто-то? не рука ли Москвы? не путинский ли агент? Он отвечал: «Именно Сталин как Верховный Главнокомандующий сделал возможным победу. Да, победил народ, победила армия, победила партия, но во главе стоял товарищ Сталин. Клевета на Сталина - это прежде всего клевета на нашу победу... Я пронёс фотографию человека, который вложил в победу всё, что мог - свою жизнь, жизнь одного из сыновей, и при нём наша страна стала такой могущественной, какой никогда не была».
Каков диапазон! Поистине, как пелось в старой песне, «от тайги до британских морей»... Ах, милый Миша, твои бы слова да в кремлёвские волосатые уши или хотя бы в прозрачные уши мидовской Марии Захаровой, с которой недавно приключился припадок при виде портрета Сталина на груди молодых людей.
2.
И как же чужеземно и жалко на этом фоне в столь прекрасные и многозначные дни выглядели иные аборигены телеэкрана с их вечным замшелым враньём о Советском времени, с осточертевшим хныканием о своей горькой, но сытой судьбе, с постыдным угодничеством перед властью...
Но прежде следует сказать о том, что в праздничных газетах и журналах было много дельных, серьёзных, нужных публикаций и о всей войне, и о крупных операциях, и о боях местного значения - о Курской битве, о «Рельсовой войне», об отчаянном восстании в лагере Собибор... Тут немало и опровержений разного рода. В самом деле, разве, например, можно оставить без отпора утверждение Ричарда Эванса, профессора истории из Кембриджа, что в знаменитой, решившей исход операции танковой битве под Прохоровкой у немцев было всего-то 117 машин, а потеряли они только три танка. Понимаете? Раз, два, три... Мы же - не сосчитать. У этого профессора совершенно солженицынский склад ума. Выходящий в Барнауле журнал «День Победы» резонно вопрошает его: «Отчего же при таком успехе гитлеровцы вдруг начали стремительно откатываться назад?» Действительно, ведь планчик-то их операции «Цитадель» состоял в том, чтобы окружить и уничтожить нашу курскую группировку и захватить сам Курск, а получилось - вскоре самих выбили даже из Орла и Белгорода! В честь этого Сталин приказал дать первый салют.
Или - вопрос о потерях сторон при взятии Берлина. В журнале «Загадки истории» Виктор Банев пишет: «Мало кто из неспециалистов может описать ход Берлинской операции, но зато почти все уверены в колоссальных, а главное неоправданных наших потерях». Действительно, об этом писал, например, Даниил Гранин, которому почему-то двадцать лет медаль «За победу» не давали, а не так давно я слышал по телевидению из уст епископа Тихона: «Что-то около миллиона или больше...» Святой отец, ведь вам многие верят. А на самом деле наши потери убитыми, увы, составили 78 291 человек, ранеными, увы, -274 184 (с.21).
Ну, и конечно, о заградотрядах. Уж сколько о них наплели! Но Александр Соколов в тех же «Загадках» констатирует: «Подавляющее большинство ветеранов заявляют, что с заградотрядами они вообще никогда не сталкивались. К тому же, нет ни одного конкретного свидетельства о том, что заградотряды вели огонь по нашим отступающим частям» (с.12). Могу добавить, что я тоже расспрашивал, например, маршала Язова Д.Т., своих однокурсников-фронтовиков Юрия Бондарева, Михаила Годенко - и они в глаза не видели.
Много было достойных публикаций и о павших, и о живых героях, порой подзабытых. Это - капитан Иван Флёров, командир первой «катюши»: до смерти переполошив своим невиданным оружием немцев, он, оказавшись всё-таки в окружении, взорвал свою «катюшу» и вместе со всем расчётом пал в бою, ему было 35 лет; это - легендарный разведчик Николай Кузнецов («Пауль Зиберт») из деревни Зырянка Пермской области: он не только давал важную информацию, но между делом ещё и отправил в лучший мир 11 высших чинов оккупационной администрации, а погиб в бою с украми из УПА в 32 года; это - 20-летний Николай Сиротинин: 17 июля 41-го вдвоём с 76-мм пушкой они вели страшный бой против целой танковой колонны; это - 18-летняя медсестра Ксюша Константинова из Липецка: прикрывая отход санбата, она уложила груду фрицев и погибла, может быть, нецелованной; это - 17- летняя Зина Портнова из организации «Юные мстители» (Витебск): во время допроса она схватила со стола вальтер и пристрелила лопоухого офицера, потом уже на улице - ещё двоих; это - 14-летний Володя Дубинин, ценой своей жизни спасший партизанский отряд; это - ещё и Ильза Штёбе, работавшая в Германии на нас под псевдонимом «Старуха» и тоже, как Зина и Ксюша, заплатившая за это жизнью...
Но в этом потоке благодарности, восхищения и скорби, к сожалению, не обошлось и без замшелых глупостей, бестактностей, прямой неправды. Так, в журнале «Загадки истории», выходящем в Барнауле тиражом в 100 тысяч, в статье «Завтра была война» (автор не указан) обстоятельно говорится о больших наших потерях в первые дни войны, но - и ни слова о немецких. Что, их не было? Пардон, в первый же трагический день было сбито около 200 немецких самолётов. Загляните в дневник генерала Гальдера, там на этот счёт много интересного.
В телеобзоре праздничной недели Динара Зейналова опять вытащила вроде бы уже забытую байку о 3 процентах будто бы оставшихся в живых фронтовиков двадцатых годов рождения. Подумала бы сударыня, как это могло быть. Давным-давно эту байку пустил гулять по свету писатель Б. Я его спрашивал: откуда взял? Мне, говорит, генералы рассказывали. Да какой генерал будет считать потери по возрастам? Кажется, я его тогда переубедил. Да у нас в институте студенты были в большинстве фронтовики этого возраста. Потери войны, увы, были огромны, но не было никакого «погибшего поколения».
В журнале «День Победы» опять взбодрили комически несуразные вымыслы о замечательном дикторе времён войны: «Гитлер считал своим главным врагом не Сталина, не Жукова, не Василевского, а Юрия Левитана. Советские власти тщательно охраняли диктора, запускали дезинформацию о его внешности. Ведь Гитлер за голову диктора объявил награду - 250 тысяч марок» (с.34). Бедный Юрий Борисович... Да Гитлер и не знал ни об одном русском дикторе, как Сталин и все мы не знали о немецких. Но всё-таки за голову сочинителя этой басни я дал бы рублей десять.
А в «Комсомольской правде» - это тоже в праздничных номерах, но уже о днях нынешних - недавно трагически погибшего Героя России Александра Прохоренко нарекли «русским Рэмбо». А «Аргументы недели» подхватили: «Куда круче Рэмбо!» И это на всю страну! Возможно, темой очередного ток-шоу у Владимира Соловьёва будет: «Рэмбо и Прохоренко - кто круче?». И ведь уверены, что уподобление погибшего русского офицера американскому киногерою - высокая похвала. До какой же степени вам, Владимир Сунгоркин и Андрей Угланов, надо было забыть о своих русских родителях, о родной земле. Не думаете ли двигать дело дальше и, допустим, маршала Жукова именовать русским Эйзенхауэром, Рокоссовского - русским Монтгомери или хотя бы Анатолия Карпова (о шахматистах скажем ниже) - русским Фишером? Жмите! Вдова Солженицына премию даст за то, что ничего русского у вас не осталось.
Помянутые «Загадки истории» напечатали статью Дм. Митюрина «Красные маршалы». Автор не знает даже, что ордена Боевого Красного Знамени, который видится ему на груди то одного маршала, то другого, у нас никогда не было. А вот о Финской: «Войну удалось закончить с приемлемым результатом». Удалось!.. Финны припожаловали в Москву и подписали мир на условиях, которые мы им продиктовали. Красная Армия добилась всего, чего мы хотели. И это было для нас весьма приемлемо. Об одном маршале сочинитель пишет: «Выискивал и разоблачал “врагов народа”, но одновременно занимался перевооружением». Для него до сих пор, даже после и Горбачёва, и Ельцина, и Чубайса никаких врагов народа не существовало, они у него только в кавычках. Разумеется, для него и возвращение Западной Украины и Западной Белоруссии это «так называемый «освободительный поход». Неужели главный редактор журнала Д.Кручинин не понимает, что такие сочинители совершенно неприемлемы?
На этой же странице приведена «оценка врага»: «Мне представлено Генштабом дело, содержащее биографии и портреты советских маршалов и генералов. Все они в среднем чрезвычайно молоды, не старше 50 лет. За плечами - богатая политико-революционная деятельность, все - весьма энергичные люди, убеждённые коммунисты, и по их лицам видно, что они хорошего народного корня. В большинстве случаев это сыновья рабочих, крестьян, сапожников... Короче говоря, приходишь к досадному убеждению, что командная верхушка Советского Союза сформирована из класса получше, чем наша собственная» (с.5). Так в своём дневнике писал в марте 1945 года Геббельс. Поздновато... В цитате не приведены ещё слова о том, что Гитлер согласился с оценкой Геббельса. Так вот, Гитлер и Геббельс думали о нашем командовании лучше, чем Д.Митюрин и некоторые другие авторы. И в данном случае я - с ними, а не с Митюриным.
А сколько вранья о церкви! Александр Смирнов уверяет: «Когда началась война, перед православными священниками встала непростая дилемма: за кого молиться?» Это перед автором стоит дилемма: кому служить? А советский митрополит Сергий в первый же день войны и даже раньше выступления Молотова по радио призвал верующих к сплочению вокруг правительства и к борьбе против агрессии. Другое дело, что предательски вели себя ряд деятелей Зарубежной православной церкви. Так надо же чётко различать, кто есть кто.
В этом ряду следует сказать и о самом Дне Победы. Как известно, англо-американцы приняли капитуляцию немцев 8 мая во французском городе Реймсе, а мы - 9-го в берлинском пригороде Карлсхорст. И вот «Загадки истории» в статье «Полная и безоговорочная» вопрошает: «Какой День Победы всё-таки настоящий?» И приходит к выводу, слава Богу, что наш. Да о чём тут говорить-то? По всем данным настоящий, конечно, Акт 9 мая. Именно так и по месту его подписания (не на земле потерпевшей поражение Франции, а там, откуда фашизм выполз - в Берлине), и по времени (8 мая ещё шли бои, операция по освобождению Праги ещё и не начиналась), и по статусу подписавших его лиц (там с немецкой стороны акт подписали начальник Генерального штаба сухопутных войск вермахта генерал-полковник Альфред Йодль, с американской - начальник штаба союзнических войск в Европе никому неведомый генерал-лейтенант Уолтер Смит да ещё поставил подпись наш генерал-майор Иван Суслопаров, военный атташе во Франции, а здесь с немецкой - начальник Верховного главнокомандования вермахта генерал-фельдмаршал Вильгельм Кейтель (после Гитлера второе лицо в вермахте) да ещё высокие представители авиационного и морского командования Германии, с нашей стороны достаточно назвать уже прославленного во всём мире маршала Советского Союза Жукова, заместителя Верховного Главнокомандующего.
Какие тут могут быть вопросы?
Да, День Победы - 9 мая, и нам безразлично, когда его празднуют на Западе и празднуют ли вообще. Но при этом вот чем угощают нас ещё: «Западные лидеры приложили немало усилий, чтобы принизить значение карлсхорстовского документа. Несмотря на то, что процедура в Реймсе была признана предварительной, на Западе её стали называть собственно капитуляцией. А церемония в Карлсхорсте преподносилась лишь как ратификация. Доходит до того, что наш Акт вовсе не упоминается в трудах английских и американских историков». Да, форменное безобразие, бесстыдство. Выходит, что жульничают не только политические лидеры, но и профессиональные историки.
Но удивительное дело. Рассказывая о нашем Акте, автор пишет: «Приняли капитуляцию заместитель командующего экспедиционными силами маршал Артур Теддер и маршал Георгий Жуков...». Позвольте, сударь какое «и»? Во-первых, Теддер не «маршал», а главный маршал авиации. Понимаете разницу? А главное, почему он и его подпись названы первыми, когда первой стоит подпись Жукова. И он председательствовал, и он пригласил к столу Кейтеля: - Милостивый государь, не угодно ли подойти и подписать одну бумажечку?
Из всего следует, что надо было написать «Жуков и Теддер», а не наоборот. Как это характерно для наших дней: автор и не заметил, как сам оказался в компашке тех, кто «приложил немало усилий, чтобы принизить наш Акт». И, увы, дальше - в том же самом духе.
Смотрите: «В свою очередь(!), советская сторона приложила немало усилий для того, чтобы принизить значение реймского Акта. Его практически не упоминали в советской исторической литературе» (с.22). Даже формулировка та же самая: «приложила немало усилий, чтобы принизить». Словом, и там шельмецы, и у нас такие же. Поразительна эта лакейская лёгкость, с которой объявляют подобные вещи иные наши патриоты в патриотических изданиях.
Но позвольте, у нас Реймс даже не упоминается? А вот самая добросовестная 12-томная «История второй мировой войны», вышедшая у нас в 70-е года. Здесь процедуре в Реймсе и всему связанному с ней обстоятельно рассказывается в десятом томе на страницах 361-363. Об этом же читаем в фундаментальном двухтомнике В.Дашичева «Банкротство стратегии германского фашизма» - том 2, стр.624-625. Наконец, об этом же - в многократно изданных воспоминаниях самого маршала Жукова: «7 мая мне в Берлин позвонил Верховный Главнокомандующий и сказал:
- Сегодня в городе Реймс немцы подписали акт о безоговорочной капитуляции. Главную тяжесть войны вынес советский народ, а не союзники. Поэтому капитуляция должна быть подписана Верховным командованием всех стран, а не только союзных войск.
Я не согласился и с тем, - продолжал И.В.Сталин,- что Акт капитуляции подписан не в Берлине, центре фашистской агрессии. Мы договорились с союзниками считать подписание в Реймсе предварительным протоколом капитуляции. Завтра в Берлин прибудут представители немецкого главного командования и представители Верховного командования союзных войск. Представителем Верховного Главнокомандования советский войск назначаетесь вы» (с.637-638). Вот они какие, загадки истории...
Окончание здесь