Аркадий Смолин. Вирус языка
Второе выступление Аркадия Смолина на презентации Опустошителя^13 в кинотеатре «Факел». Низведение Андре Бретона.
Аркадий Смолин
Вирус языка
Главным достижением Андре Бретона является изобретение «автоматического письма».
Этот творческий метод активно использовался группой с 1919 по 1933: с момента написания «Магнитных полей» и до «Автоматического послания».
Бретон признает «череду осечек» автоматизма, но не отказывается полностью от былого воодушевления. На эту практику сюрреалисты возлагали столь высокие надежды, что какое-то время эпитет «автоматический» даже употреблялся как синоним «сюрреалистического».
Бретону предъявляют обвинение, что он приписал себе уже давно известный феномен. Действительно, не может идти никакой речи об изобретении метода, который задолго до рождения Бретона активно эксплуатировался в спиритуализме, медиумами, а затем - и психиатрами. Одна из самых знаменитых деклараций этой идеи содержится в трактате Ламетри «Человек-машина» (1747).
Веком позже Герберт Спенсер (1820-1903) дал утилитаристское обоснование автоматизму. Машинообразное функционирование, писал он в «Принципах психологии» (1855), более выгодно организму, поскольку более эффективно и экономично, чем то, которым руководствуется сознанием. Поэтому при нормальной работе организма, согласно Спенсеру, сознание большей частью отсутствует, возникая тогда, когда встречаются затруднения и нервные механизмы дают сбой. В начале 1870-х гг. эта теория получила подкрепление от «дарвиновского бульдога» Т. Г. Гексли (1825-1895), предложившего формулу: человек - это «обладающий сознанием автомат».
Бретон также даже не приблизился к совершенству в его применении. Еще в 1896 году появилось описание эксперимента, который провели Л. М. Соломонс и Г. Штейн. За счёт тренировки удалось добиться того, что Штейн могла читать текст, который писала в это же время, с отставанием на 3-4 слова.
Крайне плачевен путь Бретона по ассимиляции метода к литературным задачам. К тому времени, когда он активно взялся за «автоматическое письмо», уже в «Кабаре Вольтер» звучала «автоматическая поэзия».
Ханс Рихтер: «Автоматическая поэзия исходит непосредственно из кишечника или из другого органа поэта, полезные резервы которого накопились. Ни „Почтальон из Лонжюмо“, ни гекзаметр, ни грамматика, ни эстетика, ни Будда, ни шестая заповедь не должны ему в этом препятствовать. Поэт каркает, ругается, вздыхает, заикается, поет на тирольский лад с переливами как ему вздумается. Его стихи соразмерны природе. То, что люди пренебрежительно называют пустяками, для него бесценно не меньше, чем возвышенная риторика; ибо в природе частица так же хороша и важна, как звезда, и люди много на себя берут, определяя, что хорошо, что плохо».
Сравним с тем, что предлагает Бретон в «Манифесте сюрреализма»: «Я решил добиться от себя (...) возможно более быстрого монолога, о котором критическое сознание субъекта не успевает вынести никакого суждения и который, следовательно, не стеснен никакими недомолвками». То есть изолировать пишущего субъекта от всякого внешнего влияния, от какого-либо контроля разума и (важно) эстетического вкуса, а в идеале - и от воздействия, которое могут оказать на скриптора его собственные переживания в тот момент.»
Бретон не изобрел, а примитивизировал открытие дадаистов.
Впрочем, его защитники признают, что практика автоматизма была коллективной, однако разработка его теории принадлежит в основном Бретону. Сомнительная теория, если учесть, что условия движения письма были заложены с самого начала (как минимум с 1918 года), а исходная точка этого развития была ясно обозначена Бретоном лишь в 1922 г. (и Арагон подчеркивает более чем трехлетний разрыв между практикой и формулированием ее предпосылок).
Но все это не важно в сравнении с политикой метода.
«Писать, говорить, рисовать так, чтобы рассеивалась власть разума и вкуса, чтобы приглушалось осознание самого себя, уступая место сжимающей перо или кисть руке, рождающемуся на наших глазах слову, - не есть ли это самое радикальное сомнение субъекта творчества в собственной природе, в действенности речи, всего человеческого общения?»
Что это - освобождение от формальных условностей или наоборот сдача врагу? Сравним описание Бретоном якобы «своих» задач с описанием Берроузом «вируса языка»: "Попробуйте остановить свой внутренний монолог. Попробуйте достичь хотя бы десяти секунд внутренней тишины. Организм вынудит вас говорить". Или с диагностикой T. Deacon в "Symbolyc species": «Язык - это вирус, оккупировавший мозг и заставивший мозг развиваться, чтобы его (язык) обеспечивать. Язык адаптировался к мозгу в гораздо большей мере, нежели мозг эволюционировал в сторону языка».
Бретон не освобождает творческую энергию, а отдает ее на съедение постороннему вирусу. О чем сам же и проговаривается: «...в любой момент внутри нас существует какая-нибудь фраза, совершенно чуждая нашей сознательной мысли и лишь нуждающаяся во внешнем выявлении».
«Чуждая мысль» Бретона - это "Иная Половина" Берроуза, которая «довольно долго функционировала на симбиотической основе. А от симбиоза совсем недалеко до паразитизма. Теперь слово - это вирус. Вирус гриппа, возможно, был когда-то здоровой клеткой легкого. Теперь это паразитический организм, вторгающийся в легкие и разрушающий их. Слово, возможно, было когда-то здоровой нервной клеткой. Теперь оно - паразитический организм, вторгающийся в центральную нервную систему и разрушающий ее».
Берроуз предлагает каждому попробовать «автоматическое письмо», чтобы создавать словесный поток без перерыва. Результаты этого посыла мы можем наблюдать сегодня. «Современный человек утратил возможность молчать. Попробуйте остановить свой внутренний монолог. Попробуйте достичь хотя бы десяти секунд внутренней тишины. Организм вынудит вас говорить. Этот организм - слово» (Берроуз).
Тем не менее, сам по себе метод «автоматического письма» - не разрушительный, а наоборот может стать спасением чахнущей от вирусов литературы. Доказательство тому три альтернативных пути развития этого метода.
АЛЬТЕРНАТИВЫ
1. Арагон
Аркадий Смолин
Вирус языка
Главным достижением Андре Бретона является изобретение «автоматического письма».
Этот творческий метод активно использовался группой с 1919 по 1933: с момента написания «Магнитных полей» и до «Автоматического послания».
Бретон признает «череду осечек» автоматизма, но не отказывается полностью от былого воодушевления. На эту практику сюрреалисты возлагали столь высокие надежды, что какое-то время эпитет «автоматический» даже употреблялся как синоним «сюрреалистического».
Бретону предъявляют обвинение, что он приписал себе уже давно известный феномен. Действительно, не может идти никакой речи об изобретении метода, который задолго до рождения Бретона активно эксплуатировался в спиритуализме, медиумами, а затем - и психиатрами. Одна из самых знаменитых деклараций этой идеи содержится в трактате Ламетри «Человек-машина» (1747).
Веком позже Герберт Спенсер (1820-1903) дал утилитаристское обоснование автоматизму. Машинообразное функционирование, писал он в «Принципах психологии» (1855), более выгодно организму, поскольку более эффективно и экономично, чем то, которым руководствуется сознанием. Поэтому при нормальной работе организма, согласно Спенсеру, сознание большей частью отсутствует, возникая тогда, когда встречаются затруднения и нервные механизмы дают сбой. В начале 1870-х гг. эта теория получила подкрепление от «дарвиновского бульдога» Т. Г. Гексли (1825-1895), предложившего формулу: человек - это «обладающий сознанием автомат».
Бретон также даже не приблизился к совершенству в его применении. Еще в 1896 году появилось описание эксперимента, который провели Л. М. Соломонс и Г. Штейн. За счёт тренировки удалось добиться того, что Штейн могла читать текст, который писала в это же время, с отставанием на 3-4 слова.
Крайне плачевен путь Бретона по ассимиляции метода к литературным задачам. К тому времени, когда он активно взялся за «автоматическое письмо», уже в «Кабаре Вольтер» звучала «автоматическая поэзия».
Ханс Рихтер: «Автоматическая поэзия исходит непосредственно из кишечника или из другого органа поэта, полезные резервы которого накопились. Ни „Почтальон из Лонжюмо“, ни гекзаметр, ни грамматика, ни эстетика, ни Будда, ни шестая заповедь не должны ему в этом препятствовать. Поэт каркает, ругается, вздыхает, заикается, поет на тирольский лад с переливами как ему вздумается. Его стихи соразмерны природе. То, что люди пренебрежительно называют пустяками, для него бесценно не меньше, чем возвышенная риторика; ибо в природе частица так же хороша и важна, как звезда, и люди много на себя берут, определяя, что хорошо, что плохо».
Сравним с тем, что предлагает Бретон в «Манифесте сюрреализма»: «Я решил добиться от себя (...) возможно более быстрого монолога, о котором критическое сознание субъекта не успевает вынести никакого суждения и который, следовательно, не стеснен никакими недомолвками». То есть изолировать пишущего субъекта от всякого внешнего влияния, от какого-либо контроля разума и (важно) эстетического вкуса, а в идеале - и от воздействия, которое могут оказать на скриптора его собственные переживания в тот момент.»
Бретон не изобрел, а примитивизировал открытие дадаистов.
Впрочем, его защитники признают, что практика автоматизма была коллективной, однако разработка его теории принадлежит в основном Бретону. Сомнительная теория, если учесть, что условия движения письма были заложены с самого начала (как минимум с 1918 года), а исходная точка этого развития была ясно обозначена Бретоном лишь в 1922 г. (и Арагон подчеркивает более чем трехлетний разрыв между практикой и формулированием ее предпосылок).
Но все это не важно в сравнении с политикой метода.
«Писать, говорить, рисовать так, чтобы рассеивалась власть разума и вкуса, чтобы приглушалось осознание самого себя, уступая место сжимающей перо или кисть руке, рождающемуся на наших глазах слову, - не есть ли это самое радикальное сомнение субъекта творчества в собственной природе, в действенности речи, всего человеческого общения?»
Что это - освобождение от формальных условностей или наоборот сдача врагу? Сравним описание Бретоном якобы «своих» задач с описанием Берроузом «вируса языка»: "Попробуйте остановить свой внутренний монолог. Попробуйте достичь хотя бы десяти секунд внутренней тишины. Организм вынудит вас говорить". Или с диагностикой T. Deacon в "Symbolyc species": «Язык - это вирус, оккупировавший мозг и заставивший мозг развиваться, чтобы его (язык) обеспечивать. Язык адаптировался к мозгу в гораздо большей мере, нежели мозг эволюционировал в сторону языка».
Бретон не освобождает творческую энергию, а отдает ее на съедение постороннему вирусу. О чем сам же и проговаривается: «...в любой момент внутри нас существует какая-нибудь фраза, совершенно чуждая нашей сознательной мысли и лишь нуждающаяся во внешнем выявлении».
«Чуждая мысль» Бретона - это "Иная Половина" Берроуза, которая «довольно долго функционировала на симбиотической основе. А от симбиоза совсем недалеко до паразитизма. Теперь слово - это вирус. Вирус гриппа, возможно, был когда-то здоровой клеткой легкого. Теперь это паразитический организм, вторгающийся в легкие и разрушающий их. Слово, возможно, было когда-то здоровой нервной клеткой. Теперь оно - паразитический организм, вторгающийся в центральную нервную систему и разрушающий ее».
Берроуз предлагает каждому попробовать «автоматическое письмо», чтобы создавать словесный поток без перерыва. Результаты этого посыла мы можем наблюдать сегодня. «Современный человек утратил возможность молчать. Попробуйте остановить свой внутренний монолог. Попробуйте достичь хотя бы десяти секунд внутренней тишины. Организм вынудит вас говорить. Этот организм - слово» (Берроуз).
Тем не менее, сам по себе метод «автоматического письма» - не разрушительный, а наоборот может стать спасением чахнущей от вирусов литературы. Доказательство тому три альтернативных пути развития этого метода.
АЛЬТЕРНАТИВЫ
1. Арагон
- Арагон: «В такие мгновения казалось, будто разум, оказавшись на пороге бессознательного, утратил вдруг привычную способность различать дальнейший (РАЗРУШЕНИЯ ЛОГИКИ ВИРУСА) путь: остались лишь образы, обретавшие плоть, становившиеся реальностью» («Волна грез»).
Арагон тонко чувствует эпистемологическую проблематику метода. Его прежде всего увлекает именно произвольный аспект автоматического словотворчества, а также столкновение произвольного с реальными предметами в галлюцинациях. Т.е. Арагон оперирует образами, несловесными формами. Это разрушало монополизм слова, проповедуемый Бертоном - неудивительно, что самопровозглашенный диктатор подверг Арагона анафеме и лишил партбилета сюрреалиста.
- Еще более революционный метод изобрел истинный дадаист - Тристан Тцара. Cut-up, метод нарезок. Метод был изобретён Тцарой в начале 1920-х - поэт презентовал его, предложив создавать поэму путём вытаскивания слов из шляпы. Тристан Тцара сказал: "Поэзия создана для всех". Андре Бретон назвал его легавым и исключил из движения. Из-за чего тцаровский «метод нарезок» на длительное время оказался невостребованным и забытым.
- Бретону, десятилетие назад «похоронившему» изобретенные Тцарой «нарезки», снова было суждено сыграть свою деструктивную роль в истории становления метода. В конце 1930-х, будучи организатором групповой выставки сюрреалистов, он подвергает анафеме творчество молодого художника Брайона Гайсина, найдя его картины недостойными выставки. Чем попытался лишить его доступа к публике. Причина тому - философия Гайсина: если ты хочешь бросить вызов и изменить судьбу, нарезай слова. Сделай их новым миром». Для самого Гайсина «метод нарезок» был инструментом для преодоления диктата языка.
До совершенства метод Гайсина довел Берроуз. Своими «нарезками» писатель показывал, как современная поп-культура манипулирует сознанием людей. Произведения Берроуза, по утверждению автора лишенные идеологии и нарратива, освобождают сознание читателя от рабства массовой культуры.
Берроуз «нарезает» мир и снова собирает его. Мы чувствуем себя более комфортно в этой среде, в этом подобии хаоса. Мы чувствуем, что такая фрагментация - это правдивая картина реальности.