Журналисты и психологическая травма: первые шаги к решению проблемы
Оригинал статьи, напечатанной в журнале "Журналист", находится здесь, там есть и иллюстрации.
Современный мир сотрясают катастрофы и трагедии, и Россия, к сожалению, далеко не исключение. Журналисты - представители одной из немногих профессий, долг которых заставляет не избегать опасностей, а бежать им навстречу, вопреки инстинкту самосохранения. С психологической точки зрения, журналист оказывается одновременно на трех позициях:
- свидетеля или даже участника трагического события;
- того, кто активно взаимодействует с пострадавшими, будь то раненые во время катастрофы, страдающие от смертельных болезней или члены их семей;
- «посредника», медиатора, который должен не только воспринять, но и суметь передать информацию, донести свой рассказ о происшествии или явлении до широкой общественности.
Кажется удивительным, что до последнего времени вопросом эмоционального воздействия на журналистов травматических ситуаций и общения с пострадавшими никто не занимался. Для военных, пожарных, спасателей организуются специальные тренинги и программы поддержки, а журналисты по какой-то причине оказались последними в этом списке. А ведь катастрофы и конфликты составляют значительную часть новостей, и можно с уверенностью сказать, что любой журналист рано или поздно сталкивается с необходимостью выезда на место какой-либо трагедии, с пострадавшими или их родственниками, пребывающими в состоянии шока или острого горя.
Нужно сказать, что обсуждение этой проблемы встречает не только согласие и одобрение, но и большое сопротивление - и не только в России. Многие журналисты выражают сомнения в необходимости специальных программ, считая, что профессионалы и так успешно справляются со стрессом.
Отчасти это понятно и объяснимо. Ведь герои историй и репортажей - те, кто «по-настоящему» страдает, а журналист «всего лишь» посредник, он лишь выполняет свой профессиональный долг, и его эмоциональное состояние вроде бы не должно становиться предметом внимания. Но дело в том, что трагедии и катастрофы, взаимодействие с пострадавшими людьми и чужим горем не проходят бесследно.
Для профессионалов, работа которых подразумевает эмоционально насыщенное взаимодействие с проблемами и страданиями других людей (медиков, спасателей и т. д.), описан синдром так называемого «эмоционального выгорания» и разработаны рекомендации по его профилактике. А журналистам, из-за риска обвинений в некомпетентности, часто приходится замалчивать и подавлять собственный травматический опыт, вместо того, чтобы прорабатывать его. Часто это приводит к чрезмерному употреблению алкоголя, развитию цинизма и эмоциональной отстраненности, неудовлетворенности собой и работой, разрушенным межличностным отношениям и к другим, мягко говоря, неприятным последствиям.
Если у медика задача однозначна - спасти жизнь, то журналисту в экстремальной ситуации приходится сталкиваться с решением множества этических дилемм: выполнять на месте происшествия сугубо профессиональные обязанности или участвовать в спасении людей? Помогать пострадавшим или оставаться бесстрастным наблюдателем и хладнокровно фиксировать происходящее? Журналистов учат быть беспристрастными, «объективными», стараться не давать волю собственным эмоциям. В стрессовой ситуации многим действительно удается мобилизоваться, отстраниться от ужасающей картины, переключить внимание на точный сбор фактов и управление профессиональной техникой. «Человеческая», эмоциональная реакция может наступить позднее, уже в безопасной обстановке.
Некоторые журналисты признаются, что иногда их пугает собственный рабочий цинизм. Потеря чувствительности часто влияет и на качество работы. Юрий Романов, российский стрингер, автор книги «Я снимаю войну», говорит: «Когда число погибших в кадрах начинает переваливать за критическую отметку, в голове как будто щелкает переключатель, и мозг перестает воспринимать страдания... Из-за этого кадры получаются технически совершенными, но из них уходит что-то неуловимое, то, что называют Божьей искрой».
Такие защитные реакции вполне объяснимы. Как тело образует рубцы в ответ на рану, так же и душа под воздействием экстремальных внешних воздействий защищается, огрубевает. При этом полностью бесстрастным и механистичным стать тоже нельзя, поскольку личность, эмоции, восприятие и память журналиста - это в каком-то смысле его профессиональный инструмент.
Во время работы с пострадавшими (интервью, съемки репортажа) репортер может стать первым или единственным человеком, с которым участники события говорят о происшедшем, и здесь нужно проявлять предельную аккуратность и уважение. Внимательное и умелое взаимодействие с пострадавшими может иметь положительное воздействие на состояние интервьюируемого. В результате, и репортаж получится более глубокий, искренний и «человечный», который вызовет живой отклик у читателей, зрителей или слушателей, заставит их задуматься, расширит понимание поднятой проблемы... Напротив, нечуткое и поверхностное общение может привести к неловкостям и эмоциональному дискомфорту во время интервью, и даже, более того, к усилению травматических реакций у интервьюируемых. Разумеется, при общении с пострадавшими журналисту не надо брать на себя функции кризисного терапевта, но все же полезно понимать, что происходит с человеком в результате психологической травмы, а также иметь представление о собственных эмоциональных реакциях, чтобы они не привели к искажениям восприятия. Необходимо сохранять некий баланс между тем, чтобы, с одной стороны, не воздвигать защитного барьера между собой и другими людьми, оставаться чувствительным, а с другой, не впадать в коллапс при взаимодействии с чужими травмами, пропуская все чужое горе через себя.
Большинство журналистов обладает большим запасом энергии и выносливости и более или менее успешно справляется с травматическими последствиями самостоятельно. Сама профессия предоставляет и средства для того, чтобы успешнее справиться с травмой. Структурирование хаотической действительности во внятном рассказе или сюжете, предоставление пострадавшим возможности проговорить пережитый опыт, надежда, что собственные болезненные переживания могут пойти на пользу другим (предостеречь, научить, предотвратить) - все это помогает хотя бы частично восстановить ощущение контроля над происходящим, придает событиям осмысленность. (Поэтому, заметим в скобках, одной из самых сильных травм для журналиста является невозможность опубликовать материал, добытый в опасной ситуации.) Можно даже сказать, что качественная журналистика может быть терапевтичной, поскольку потеря смысла и контроля - это основные и самые болезненные составляющие психологической травмы.
Нужно понимать, что ничто не может уберечь нас от травм и их последствий, что ощущать боль, переживать, быть задетым травмирующей ситуацией и чужими страданиями - это нормально. Настораживать должно, скорее, наоборот, полное отсутствие чувствительности. Травматические переживания необходимо не подавлять, а перерабатывать и, если возможно, обращать на пользу внутреннему росту и повышению профессионализма. И дополнительные знания в области психологии травмы могли бы способствовать более глубокому пониманию психологических реакций на травму, возникающих как у самих репортеров, так и у других людей, с которыми они взаимодействуют при освещении трагических событий.
Хочется верить, что с признанием важности проблемы будет постепенно меняться и профессиональная культура. В процессе восстановления после пережитого негативного опыта очень важна поддержка близких и коллег, и нужно, чтобы у репортеров была возможность квалифицированно обсуждать и осмысливать собственные эмоции.
Необходимо, чтобы проблема решалась и на организационном уровне, чтобы редакторы и руководители медиаорганизаций также осознавали влияние психологически тяжелых заданий на здоровье и работоспособность репортеров и несли за это ответственность.
Студенты факультетов журналистики были бы лучше подготовлены к профессиональной деятельности, если бы в процессе обучения с ними обсуждали, с какими травматическими ситуациями они могут столкнуться, какие психологические реакции могут за этим последовать, и что с этим можно сделать. Да и работающим журналистам также могли бы быть полезны информационные материалы и семинары, посвященные эффективному освещению трагических событий, тому, как отслеживать и регулировать собственное психологическое состояние и состояние коллег.
В России, где нет недостатка в примерах травматического опыта, где профессия журналиста является одной из самых опасных, это особенно необходимо.
Об авторе
Ольга Кравцова занимается исследованиями психологических последствий травматических событий и оказанием психологической помощи пострадавшим с 1994 года. Работала в Сиэтле (США) в Центре Дарт, деятельность которого посвящена повышению качества освещения трагедий в СМИ и профилактике травматического стресса у журналистов.
Современный мир сотрясают катастрофы и трагедии, и Россия, к сожалению, далеко не исключение. Журналисты - представители одной из немногих профессий, долг которых заставляет не избегать опасностей, а бежать им навстречу, вопреки инстинкту самосохранения. С психологической точки зрения, журналист оказывается одновременно на трех позициях:
- свидетеля или даже участника трагического события;
- того, кто активно взаимодействует с пострадавшими, будь то раненые во время катастрофы, страдающие от смертельных болезней или члены их семей;
- «посредника», медиатора, который должен не только воспринять, но и суметь передать информацию, донести свой рассказ о происшествии или явлении до широкой общественности.
Кажется удивительным, что до последнего времени вопросом эмоционального воздействия на журналистов травматических ситуаций и общения с пострадавшими никто не занимался. Для военных, пожарных, спасателей организуются специальные тренинги и программы поддержки, а журналисты по какой-то причине оказались последними в этом списке. А ведь катастрофы и конфликты составляют значительную часть новостей, и можно с уверенностью сказать, что любой журналист рано или поздно сталкивается с необходимостью выезда на место какой-либо трагедии, с пострадавшими или их родственниками, пребывающими в состоянии шока или острого горя.
Нужно сказать, что обсуждение этой проблемы встречает не только согласие и одобрение, но и большое сопротивление - и не только в России. Многие журналисты выражают сомнения в необходимости специальных программ, считая, что профессионалы и так успешно справляются со стрессом.
Отчасти это понятно и объяснимо. Ведь герои историй и репортажей - те, кто «по-настоящему» страдает, а журналист «всего лишь» посредник, он лишь выполняет свой профессиональный долг, и его эмоциональное состояние вроде бы не должно становиться предметом внимания. Но дело в том, что трагедии и катастрофы, взаимодействие с пострадавшими людьми и чужим горем не проходят бесследно.
Для профессионалов, работа которых подразумевает эмоционально насыщенное взаимодействие с проблемами и страданиями других людей (медиков, спасателей и т. д.), описан синдром так называемого «эмоционального выгорания» и разработаны рекомендации по его профилактике. А журналистам, из-за риска обвинений в некомпетентности, часто приходится замалчивать и подавлять собственный травматический опыт, вместо того, чтобы прорабатывать его. Часто это приводит к чрезмерному употреблению алкоголя, развитию цинизма и эмоциональной отстраненности, неудовлетворенности собой и работой, разрушенным межличностным отношениям и к другим, мягко говоря, неприятным последствиям.
Если у медика задача однозначна - спасти жизнь, то журналисту в экстремальной ситуации приходится сталкиваться с решением множества этических дилемм: выполнять на месте происшествия сугубо профессиональные обязанности или участвовать в спасении людей? Помогать пострадавшим или оставаться бесстрастным наблюдателем и хладнокровно фиксировать происходящее? Журналистов учат быть беспристрастными, «объективными», стараться не давать волю собственным эмоциям. В стрессовой ситуации многим действительно удается мобилизоваться, отстраниться от ужасающей картины, переключить внимание на точный сбор фактов и управление профессиональной техникой. «Человеческая», эмоциональная реакция может наступить позднее, уже в безопасной обстановке.
Некоторые журналисты признаются, что иногда их пугает собственный рабочий цинизм. Потеря чувствительности часто влияет и на качество работы. Юрий Романов, российский стрингер, автор книги «Я снимаю войну», говорит: «Когда число погибших в кадрах начинает переваливать за критическую отметку, в голове как будто щелкает переключатель, и мозг перестает воспринимать страдания... Из-за этого кадры получаются технически совершенными, но из них уходит что-то неуловимое, то, что называют Божьей искрой».
Такие защитные реакции вполне объяснимы. Как тело образует рубцы в ответ на рану, так же и душа под воздействием экстремальных внешних воздействий защищается, огрубевает. При этом полностью бесстрастным и механистичным стать тоже нельзя, поскольку личность, эмоции, восприятие и память журналиста - это в каком-то смысле его профессиональный инструмент.
Во время работы с пострадавшими (интервью, съемки репортажа) репортер может стать первым или единственным человеком, с которым участники события говорят о происшедшем, и здесь нужно проявлять предельную аккуратность и уважение. Внимательное и умелое взаимодействие с пострадавшими может иметь положительное воздействие на состояние интервьюируемого. В результате, и репортаж получится более глубокий, искренний и «человечный», который вызовет живой отклик у читателей, зрителей или слушателей, заставит их задуматься, расширит понимание поднятой проблемы... Напротив, нечуткое и поверхностное общение может привести к неловкостям и эмоциональному дискомфорту во время интервью, и даже, более того, к усилению травматических реакций у интервьюируемых. Разумеется, при общении с пострадавшими журналисту не надо брать на себя функции кризисного терапевта, но все же полезно понимать, что происходит с человеком в результате психологической травмы, а также иметь представление о собственных эмоциональных реакциях, чтобы они не привели к искажениям восприятия. Необходимо сохранять некий баланс между тем, чтобы, с одной стороны, не воздвигать защитного барьера между собой и другими людьми, оставаться чувствительным, а с другой, не впадать в коллапс при взаимодействии с чужими травмами, пропуская все чужое горе через себя.
Большинство журналистов обладает большим запасом энергии и выносливости и более или менее успешно справляется с травматическими последствиями самостоятельно. Сама профессия предоставляет и средства для того, чтобы успешнее справиться с травмой. Структурирование хаотической действительности во внятном рассказе или сюжете, предоставление пострадавшим возможности проговорить пережитый опыт, надежда, что собственные болезненные переживания могут пойти на пользу другим (предостеречь, научить, предотвратить) - все это помогает хотя бы частично восстановить ощущение контроля над происходящим, придает событиям осмысленность. (Поэтому, заметим в скобках, одной из самых сильных травм для журналиста является невозможность опубликовать материал, добытый в опасной ситуации.) Можно даже сказать, что качественная журналистика может быть терапевтичной, поскольку потеря смысла и контроля - это основные и самые болезненные составляющие психологической травмы.
Нужно понимать, что ничто не может уберечь нас от травм и их последствий, что ощущать боль, переживать, быть задетым травмирующей ситуацией и чужими страданиями - это нормально. Настораживать должно, скорее, наоборот, полное отсутствие чувствительности. Травматические переживания необходимо не подавлять, а перерабатывать и, если возможно, обращать на пользу внутреннему росту и повышению профессионализма. И дополнительные знания в области психологии травмы могли бы способствовать более глубокому пониманию психологических реакций на травму, возникающих как у самих репортеров, так и у других людей, с которыми они взаимодействуют при освещении трагических событий.
Хочется верить, что с признанием важности проблемы будет постепенно меняться и профессиональная культура. В процессе восстановления после пережитого негативного опыта очень важна поддержка близких и коллег, и нужно, чтобы у репортеров была возможность квалифицированно обсуждать и осмысливать собственные эмоции.
Необходимо, чтобы проблема решалась и на организационном уровне, чтобы редакторы и руководители медиаорганизаций также осознавали влияние психологически тяжелых заданий на здоровье и работоспособность репортеров и несли за это ответственность.
Студенты факультетов журналистики были бы лучше подготовлены к профессиональной деятельности, если бы в процессе обучения с ними обсуждали, с какими травматическими ситуациями они могут столкнуться, какие психологические реакции могут за этим последовать, и что с этим можно сделать. Да и работающим журналистам также могли бы быть полезны информационные материалы и семинары, посвященные эффективному освещению трагических событий, тому, как отслеживать и регулировать собственное психологическое состояние и состояние коллег.
В России, где нет недостатка в примерах травматического опыта, где профессия журналиста является одной из самых опасных, это особенно необходимо.
Об авторе
Ольга Кравцова занимается исследованиями психологических последствий травматических событий и оказанием психологической помощи пострадавшим с 1994 года. Работала в Сиэтле (США) в Центре Дарт, деятельность которого посвящена повышению качества освещения трагедий в СМИ и профилактике травматического стресса у журналистов.