О "Капитанской дочке"
На моё замечание о том, что в классической русской литературе нет изображения восстаний крестьян против помещиков и что подобное изображение вообще немыслимо, а вот живописание пресмыкательства кротких мужичков перед барином, напротив, общее место, некоторые комментаторы возразили мне, напомнив о «Капитанской дочке» Солнца Русской Поэзии.
Но, друзья мои! В «Капитанской дочке», которую вы, видимо, не перечиывали с тех пор как прошли её в пятом классе средней общеобразовательной школы, тоже нет изображения крестьянского бунта, нет никакого восстания. Попробуйте перечитать эту хорошо написанную повесть - нет там этого.
«Капитанская дочка» опубликована Пушкиным в 1836 году и обычно считается, что Пушкин написал «нечто в традиции Вальтера Скотта». Мол, русские беллетристы откликнулись на успех романов этого автора, ну, и Пушкин до кучи откликнулся. Однако подобное суждение отдаёт мнением, что, дескать, веревка суть вервие простое. Ничего от Вальтера Скотта (пик популярности которого пришёлся, между прочим, на предыдущее десятилетие) в «Капитанской дочке» нет, зато там довольно много от Проспера Мериме, за которым Пушкин следил и однажды даже попался на мистификацию, предпринятую. Мериме. Почему я на этом настаиваю, несмотря на то, что «Капитанская дочка» пересыпана реминисценциями из романов Скотта? На мой взгляд, Скотт серьёзен и патетичен в своих историях. У Пушкина же весь сюжет дан с ироническим прищуром - при том, что ирония автора повести контрастирует с наивностью рассказчика (Гринёва) не всегда правильно оценивающего происходящее. Но автор, наблюдающий за героем, вспоминающим свои жизненные перепетии, не наивен. Он подмигивает нам, читателям, время от времени выставляя рассказчка в смешном свете. Такая двоящаяся повествовательная оптика характерна именно для постромантика Просперо Мериме... Гм... Это не очень важно и вообще может интересовать только людей, реально увлекающихся историей литературы, а таковых, я думаю, среди читателей моего блога почти нет. Вернёмся лучше к теме восстания, бунта и так далее.
Почему, хотя повесть вроде бы рассказывает о Пугачевском Восстании, я утверждаю, что нет там картин бунта? А хотя бы потому что бунт против власти это всегда ответ на некие действия этой самой власти. Без изображения причины невозможно изобразить следствие. Но какая причина восстания Пугачева в повести Пушкина? Великий Народный Поэт, Любимец Муз, Отчизне Посвятивший Души Прекрасные Порывы, изображает некую идиллию, гармоничное прозябание милых господ и не менее милых рабов где-то на краю света. И вдруг из степей налетает вихрь! Интервенты! Инопланетяне! Пугачевцы! Индейцы! Ковбойцы! Право, пушкинские пугачевцы - это гости ниоткуда, никаких внятных мотивов их действия не имеют. Они «просто» уничтожают идиллию. После чего герои слоняются вдоль линии фронта, претерпевая всякие приключения. Чтобы понять хоть что-то в происходящем, приходится от текста Пушкина перепрыгивать к учебнику истории. Забавно, что к финалу пристёгнут Бог-из-Машины, переодетый Екатериной Второй, спасающей героя в последнюю секунду. И тут, разумеется, не обошлось без влияния зубоскала-интеллектуала Проспера Мериме, обожавшего демонстративно выпячивать "драматические пружины действия", чтобы потроллить читателя. Дело в том, что Пушкин ненавидел Екатерину, считал, что именно из-за неё его род пришёл в упадок и называл "Тартюфом в юбке". Но Николай Павлович свою бабушку, напротив, обожал, и Пушкин нашёл возможность подмахнуть обожаемому Императору, заодно ехидно подмигнув умному читателю.
Восстание крестьян (кстати, у Пушкина в описании никаких крестьян нет, есть «казаки» и «калмыки») оказывается лишь драматическим фоном, приемом ретардации, как сказал бы Виктор Шкловский, задержкой в процессе воссоединения влюблённых.
Короче говоря, повесть хорошая, увлекательная, но совсем не о русском бунте. Джеймс Джойс совершенно верно определил её как «типовая приключенческая белиберда, которую невозможно воспринимать всерьёз». И потому её бестрепетно изучали в царских гимназиях, совсем не боясь, что «пугачевщина» вернётся. «Капитанская дочка» - очень успокаивающее, конформистское чтение.
Забавно, что по первоначальному замыслу Пушкин хотел сделать положительным героем Швабрина. Но сообразил, что тогда без описаний живодерства помещиков не обойтись. И, поскольку цель книжки была не взволновать читателя-дворянина, а успокоить, способствовать хорошему пищеварению, Швабрин был превращён в невнятного злодея-интригана, зато на передний план выдвинут Петрушенька Гринев, абсолютно плоский мальчик-инженю, убеждённый крепостник, берегущий честь, понимаемую как верность холопа своему хозяину, смолоду.
Афоризм насчёт ужасного русского бессмысленного бунта сделал «Капитанскую дочку» буквально манифестом начальстволюбия и конформизма и именно в таком качестве (нехорошие люди бунтуют, хорошие люди верны властям) повесть триумфально прошествовала через царские и советские времена. Думаю, повесть Пушкина и посейчас любима Министром Русской Культуры Мединским и актуальна для обывателя.
Но в 20-е годы была поставлена интересная экранизация. Юрий Тарич и Виктор Шкловский сделали Швабрина опять положительным героем, становящимся на сторону народа, восставшего против своих угнетателей, а Гринева, напротив, декорировали под неудачливого фаворита Екатерины Второй («любовников на пару часов» у матушки-царицы было несколько сотен). Фильм имел такой успех, что его даже озвучили в начале 30-х для повторного проката. Но после войны, сами понимаете, идеология сменилась. Бунтарство уже не одобрялось. Поэтому прилось затыкать фильм повторной экранизацией, хоть и копировавшей мизансцены фильма Тарича, но сохранявшей сюжет оригинальной повести. Фильм получился очень скучный. И, разумеется, все симпатии авторов на стороне тех, кто подавляет бунт. Таково веление времени!
В результате через пару десятилетий пришлось снимать телеспектакль, столь же необязательный, как все остальные телеспектакли семидесятых годов, причем весь «русский бунт», и без того куций у Пушкина, был выброшен. Брежневская стабильность вообще не понимала - что это такое - бунт. Впрочем, на стройности сюжета изъятие бунтовщиков никак не сказалось. Зато снятое при восшествии на престол Владимира Владимировича Путина зрелище даже названо было так, впрямую - «Русский бунт». Однако ничего нового этот фильм не показал, вертелась все старая шарманка с заезженной песенкой «кто бунтует, тот негодяй, кто верен своему господину, тот молодец».
Были ещё иностранные экранизации «капитанской дочки», но все они, как и следовало ожидать, аккуратно укладываются в канон «плаща и шпаги» и с идеологической точки зрения менее интересны, чем, к примеру, «Приключения Сальватора Розы».
Взято здесь