Я к вам пишу... чего же боле?.. (С)
День 28, вечер, сразу после этих событий
Блисс в самом деле и не думал ложиться. Вместо этого он тщательно обыскал гостиную, нашел необходимые письменные принадлежности и устроился возле окна. Какое-то время он сосредоточенно хмурился, неотрывно глядя на потемневший горизонт и не прекращая вертеть в пальцах перо, потом начал быстро писать...
Многоуважаемая мадам де Брюи!
Позвольте сообщить, что мне было необыкновенно приятно узнать о Вашем нынешнем пребывании здесь, и выразить крайнее восхищение столь удачным стечением обстоятельств. Рискую показаться недостаточно галантным и даже назойливым, посему, дабы не утомлять Вас долгими рассуждениями и не отнимать много времени, позволю себе сразу перейти к волнующей меня теме непосредственно. Обращаюсь с подобной просьбой в столь поздний час не затем, чтобы играть на Ваших чувствах или давить на жалость, а для того лишь, чтобы перечислить несколько фактов, которые, возможно, заинтересуют Вас. Но даже если я ошибаюсь, они прольют хотя бы немного света на одно непростое дело.
Как Вы, несомненно, знаете, моя жена недавно оставила этот мир, хотя была еще очень молода и здорова. Когда подобное случается с человеком ее положения, сами понимаете, лишних вопросов никак не избежать. Поэтому мне пришлось согласиться на официальную версию: сердечный припадок. Такое может произойти с любым и каждым, вдобавок, совершенно неожиданно. Ничего из ряда вон, волнения быстро стихают, вопросы прекращаются сами собой. Беда в том, что официальное свидетельство идет вразрез с жестокой правдой, и мне до сих пор непросто об этом говорить. Изабель была убита. Не потому, что причинила кому-то зло, а потому лишь, что имела сомнительное теперь счастье являться супругой Вашего покорного слуги. Когда в политическую грязь вмешиваются силы, природа которых не всегда доступна для понимания, в ход идут любые средства, вплоть до самых крайних. И если бы я был человеком, которым можно было бы управлять при помощи шантажа или угроз... увы, мадам, увы. Возможно, Вам покажется, что я начал слишком уж издалека, но это только первый факт в цепочке, необходимый для полноты картины.
Вскоре после того, как был объявлен траур, месье Анвилл внезапно счел за лучшее расстаться с Вами, причем в довольно грубой форме, а слухи о его предполагаемой помолвке с герцогиней Адельвейн так и не подтвердились. Ах, сударыня, мне ли рассказывать Вам, как легко можно ранить словом? И чем сильнее душа тянется к человеку, тем больнее получается ударить его, просто потому, что он доверяет тебе и не ждет ничего подобного, открывая свое сердце... простите великодушно, порой я чрезмерно увлекаюсь метафорами. Поверьте, я достаточно долго опекал Альранте, чтобы знать наверняка: он не расстался бы с любимой женщиной добровольно. Он, возможно, мог бы смириться с тем, если бы однажды она бросила его, встретив человека более интересного или надежного, но сам - никогда. Единственная причина, по которой он согласился на этот отвратительный спектакль - потому что ему приказали. Предваряя Ваш возможный вопрос, мадам, отвечу сразу: приказ исходил от меня. По праву старшинства во всех смыслах этого слова, по праву силы и по праву власти. Если бы граф Анвилл не подчинился, ему могли бы предъявить обвинение в государственной измене. Опять же, не мне объяснять Вам, чем это заканчивается. Выражаясь проще, я велел ему удалить Вас с горизонта с одной-единственной целью: чтобы Вас не постигла участь Изабель, чтобы однажды вы смогли встретиться и взглянуть в глаза друг другу, и при этом вас не разделяли бы решетки Бастилии.
Во избежание неясностей, позвольте так же упомянуть о женщине, о которой до Вас наверняка тоже доходили слухи и которая ныне является женой графа Вальдемара, нашего с Вами общего знакомого. Господин Анвилл проводил в ее обществе довольно большую часть времени, что тоже вызвало немало сплетен, но что совершенно неудивительно, если вспомнить о его навыках в области владения холодным оружием. Если он просто превосходит многих на этом поприще, то в Лоре изначально, с первых недель жизни растили и воспитывали наемную убийцу, и в случае чего, она могла бы постоять не только за себя, но и за того, кто окажется с ней рядом. При всем уважении, мадам, Вы на это неспособны, Вам недостает слишком многих навыков.
Что касается дуэлей, то до встречи с Вами на счету графа Анвилла числилось всего две, одна довольно серьезная, и после нее он божился, что никогда более не опустится до этого способа выяснения отношений, с кем бы то ни было. Однако после расставания так вошел во вкус, что я бы испугался, если бы все еще был способен на подобные чувства. За два месяца он утопил в крови пол-Парижа, Его Величество даже были вынуждены снять негодяя с должности и на какое-то время удалить от двора, чтобы хоть немного успокоить общество. Примечательно, что в поединках участвовали лишь те, кто имел неосторожность грубо и недостойно говорить о Вас, мадам. Во всех случаях, когда пытались облить, пардон, нашего забияку, он даже ухом не вел. Вероятно, полагая это справедливым в отношении себя.
Рискну предположить, что догадываюсь, о чем Вы можете подумать, дорогая мадам де Брюи! Наверняка мое послание вызовет или уже вызвало у Вас негодование, даже гнев, ибо брать на себя роль божественного провидения не только излишне смело, но преступно, когда речь заходит о разрушении чьего-либо счастья. У меня не было никакого права ломать Вашу жизнь, но раз уж я сделал это, то сам Бог велит мне хотя бы попытаться облегчить собственную совесть. Если же мои скромные ожидания не оправдаются, если Вы никогда не сможете подарить мне прощение, подарите хотя бы надежду на него тому, кто значительно меньше моего виноват в случившемся.
На сем остаюсь, преданный Вам
Б.Б.М.
P.S. Буду крайне признателен, если Максимилиан не узнает об этом письме.
Он никогда не перечитывал написанное. Слова либо сами ложились на бумагу, либо вовсе отказывались складываться в последовательное и логичное повествование. Вот и сейчас его не покидало ощущение, будто посланию чего-то не хватает, либо наоборот - сказано гораздо больше, чем можно и нужно было... неважно. Важно то, что впервые за прошедший год на бумаге в том месте, где упоминалось имя Изабель, отсутствовали характерные разводы. Значило ли это, что он, наконец, научился в достаточной мере владеть собой и своими воспоминаниями? Или же правы те, кто говорит, будто вампиры неспособны испытывать человеческие чувства?
Запечатав письмо, Блисс отнес его в коттедж, где остановилась Жаклин, и передал привратнику. Возвращаясь к себе, он никак не мог отделаться от ощущения пристального взгляда в спину, хотя оба дома разделяла довольно внушительная полоса деревьев, и в наступающей ночи вряд ли было возможно разглядеть, кто там шляется по парку...