Мельвида фон Мейзенбуг
Дочитала мемуары некой Мальвиды фон Мейзенбуг .
Нет, начинать здесь можно как-то более игриво, вот так: «Что общего у Ницше, Герцена, Гарибальди, Рихарда Вагнера и Ромэна Роллана?» А ответ вполне в стиле самой Мальвиды: «их подруга, самоотверженное существо с любящим сердцем, деятельной любовью и непреходящими идеалами».
Про Мальвиду сложно написать нечто обобщающее, вроде «она из тех женщин, которые посвятили свою жизнь…» и далее в известном направлении и стиле. Это только все испортит.
Мальвида - современница Герцена (почти ровесница), то есть родилась после изгнания Наполеона, в сознательном возрасте застала революцию 1848 года, надеялась со многими другими на появление известных свобод - совести, поведения, слова, на конституцию и получение образования, далее разочаровалась в своей надежде и вынуждена была эмигрировать - как и многие другие, в одно из редких мест, где эта свобода была, - в Лондон.
Мемуары свои она назвала «Воспоминания идеалистки» - и против самоназвания не погрешила, оставшись идеалисткой во всех смыслах этого слова. Текст ее «воспоминаний» удивителен - невероятное сочетание жесткой, истинно немецкой размеренности, любви к порядку и распорядку, иерархии (даже в свободе и любви), и параллельно - действительно любящего и самоотверженного духа, отсутствия эгоизма, эгоцентризма и хитрости, искреннейшей заботы о друзьях и детях, любви к искусству, независимости и свободе, при этом кротости и незлобивости. Думаю, редко кто умел так дружить и деятельно любить и помогать, как Мальвида.
Вот она:
Тут она помоложе, с рисунка сестры:
Всю книгу мне казалось, что кто-то говорит о свободе, неподчинении условностям и лицемерию, идеалах и любви с типично немецким акцентом, каким его изображают в наших фильмах: с усиленными глухими согласными и ритмом метронома.
Личная жизнь Мальвиды не сложилась - но обычно у таких людей она и не складывается: избранник ее сердца, проповедник, а потом революционер Теодор (младше ее на несколько лет и социально недопустимая партия для дочки знатного немецкого семейства, чья родословная почти равнялась императорской. Упрекая ее в неподобающем поведении, подруги напоминали ей, что не следует забывать важную приставку - она же фон Мейзенбуг!)… так вот, избранник ее сердца после вынужденной разлуки вступил в связь с женой своего друга, потом еще с кем-то, так что о браке не могло быть и речи. Однако, после неудач революции, после опалы и тюрьмы Теодор заболел, и Мальвида, забыв о размолвках (она и до этого не упрекала Теодора в неверности, хоть и очень страдала), ухаживала за умирающим, покупала ему на последние свои деньги удобное кресло, приносила цветы из далекой оранжереи. После его смерти Мальвида решила, что замуж никогда не выйдет, а вскоре ей пришлось и вовсе уехать из Германии из-за преследований администрации за свои демократические взгляды. Для своей знатной семьи Мальвида была настоящим позором, и ее вынужденный отъезд в Англию окончательно укрепил родственников в их мнении.
В Лондоне Мальвида зарабатывала на жизнь частными уроками, «вращалась» в хорошем обществе, общалась с эмигрантами демократического и революционного направления, была в дружеских отношениях с Гарибальди, Мадзини, венгром Кошутом и прочими, более широко известными в узких кругах деятелями.
Познакомившись с Герценом, который после смерти жены переехал в Лондон, Мальвида пришла в восторг от его «острого, блестящего ума» и «изумительно блестящих глаз, в которых отражалось малейшее движение души». Вскоре Герцен пригласил Мальвиду помочь ему в воспитании двух младших девочек, а также давать уроки старшей из них. Мальвида с радостью согласилась, а увидев двухлетнюю Ольгу - «замечательно миловидное, миниатюрное существо», полюбила ее как своего ребенка - со своей силой неприкаянного до тех пор материнского инстинкта.
Воспитание шло отлично: девочки росли, Мальвида занималась с ними и учила русский язык (видимо, вполне успешно, так как позже она делала переводы: кроме «Былого и дум» Герцена, она переводила «Детство» Толстого и кое-что из Тургенева), вечерами же «освежала свой ум» беседами с замечательным Герценом.
Вот, например, очень характерный для МфМ отрывок:
«Часы, в которые этот выдающийся человек открывал мне неведомый мир своей огромной, далекой, окутанной туманами родины, были настоящими оазисами в скудном однообразии моей жизни. Скоро этот дом с прелестными детьми стал для меня местом отдыха и подкрепления сил, благодаря чему жизнь опять начала приобретать для меня умиротворяющую отрадную прелесть, и работа не казалась мне только скучной поденщиной, а давала вместе с мирным удовлетворением и счастливые успехи».
Это Герцен с детьми: слева старший Саша, на коленях - как раз младшая Ольга, справа - умница Тата.
И все шло для Мальвиды хорошо, пока из России не приехал давний и лучший друг Герцена - Николай Огарев - с молодой женой Натальей Тучковой. Тут я не могу не заметить, что с этой Натальей еще никому не удавалось ужиться: это была неуравновешенная, истерическая женщина, попеременно впадавшая в два состояния: злости и обиды на окружающих и сокрушительного раскаяния за свои слова и действия. Меня могут упрекнуть в пристрастности, но тут я и правда пристрастна, и сложно быть не пристрастной, если прочесть о ней (и ее), сколько прочла я. Через некоторое время после приезда Наталья решила, что она влюбилась в Герцена, и начала наступление. Герцен поначалу не заметил, потом удивился и счел нужным сообщить другу Огареву о своеобразном характере «дружбы» его жены, но сближение все же произошло - и всего через пару месяцев после их приезда!
Тучкова, Герцен и Огарев:
Тучкова-Огарева сломала уклад, установившийся в доме Герцена, вступила в конфронтацию с Мальвидой; та же без выяснения отношений покинула дом, в очередной раз «с разбитым сердцем». Надо сказать, ей и в голову не могло придти, каково истинное положение дел в доме и каков характер отношений Герцена и Натали.
Детей Герцена Тучкова не любила (хотя именно ей, своей ближайшей подруге, «Консуэле», умирающая жена Герцена Наталья поручила (при возможности) стать им приемной матерью), ее «слезы, истерики и объяснения повторялись постоянно».
Через год или чуть позже, когда пребывание младших детей в доме стало невозможным, Герцен попросил Мальвиду взять Ольгу на воспитание, и та с счастьем и благодарностью согласилась. «…Дитя, которое я брала с собой, было существом, которому я готовилась посвятить свою жизнь», - писала она.
Надо сказать, посвящение прошло недаром: Ольга, пожалуй, прожила счастливую и наполненную событиями жизнь.
(Замечу, что все три ребенка, рожденные Натальей Тучковой от Герцена, жили недолго: двойняшки Леля-girl и Леля-boy умерли года в три от инфекции в Париже, куда Тучкова отвезла их после очередной истерики, несмотря на предупреждения докторов об эпидемии в большом городе, а дочь Лиза - умная и яркая девочка - покончила с собой, решив «насолить» матери и объекту своей влюбленности. Герцен и Огарева постоянно ссорились, а сам Огарев стал жить отдельно, предпочтя общество проститутки и ее сына, - их он «вытащил с лондонского дна»).
Уехав из Лондона, Мальвида возобновила знакомство и дружбу с Вагнером, как всегда, близко принимая к сердцу его удачи и провалы.
«Мы с ним очень тесно сблизились, и забота о нем и его судьбе беспокоила и угнетала меня. Такой гений, каким был он, мог творить свободно лишь на высотах своих идеалов, не опускаясь к толпе и ее жалкому непониманию… Таким образом моя жизнь распадалась на домашние занятия с Ольгой и на посещения Вагнеров».
В этом она и видела свое предназначение - воспитывать приемного ребенка и помогать гениям.
И все это - с удивительным упорством человека, который, веря в свои идеалы, следует им с точностью и скрупулезностью расписания поездов.
Это отдельные и, может быть, не самые интересные эпизоды жизни Мальвиды. Она действительно была известна в обществе, а кроме того, у нее было особое чутье на выдающихся людей - их (и не только их) она бескорыстно любила и всячески старалась помогать.
Забавно, что имя Мальвиды Мейзенбуг мне теперь попадается в самых неожиданных местах. Так, я неожиданно «увидела» ее, пролистывая книгу психотерапевта-экзистенциалиста Ирвина Ялома «Когда Ницше плакал». Ялом написал вольную «психологическую» фантазию про реально существовавших людей - Ницше (как понятно из названия), одного из венских докторов и роковую красотку Лу (Луизу Густавовну) Саломе. Так вот, рассказывая о своем путешествии из России в Европу, Лу (среди прочего) замечает, что ей посчастливилось получить рекомендательное письмо для Мальвиды Мейзенбуг, которая, в свою очередь, познакомила ее с Вагнером и Ницше.
«Привет, Мальвида…», - подумала я.
Нет, начинать здесь можно как-то более игриво, вот так: «Что общего у Ницше, Герцена, Гарибальди, Рихарда Вагнера и Ромэна Роллана?» А ответ вполне в стиле самой Мальвиды: «их подруга, самоотверженное существо с любящим сердцем, деятельной любовью и непреходящими идеалами».
Про Мальвиду сложно написать нечто обобщающее, вроде «она из тех женщин, которые посвятили свою жизнь…» и далее в известном направлении и стиле. Это только все испортит.
Мальвида - современница Герцена (почти ровесница), то есть родилась после изгнания Наполеона, в сознательном возрасте застала революцию 1848 года, надеялась со многими другими на появление известных свобод - совести, поведения, слова, на конституцию и получение образования, далее разочаровалась в своей надежде и вынуждена была эмигрировать - как и многие другие, в одно из редких мест, где эта свобода была, - в Лондон.
Мемуары свои она назвала «Воспоминания идеалистки» - и против самоназвания не погрешила, оставшись идеалисткой во всех смыслах этого слова. Текст ее «воспоминаний» удивителен - невероятное сочетание жесткой, истинно немецкой размеренности, любви к порядку и распорядку, иерархии (даже в свободе и любви), и параллельно - действительно любящего и самоотверженного духа, отсутствия эгоизма, эгоцентризма и хитрости, искреннейшей заботы о друзьях и детях, любви к искусству, независимости и свободе, при этом кротости и незлобивости. Думаю, редко кто умел так дружить и деятельно любить и помогать, как Мальвида.
Вот она:
Тут она помоложе, с рисунка сестры:
Всю книгу мне казалось, что кто-то говорит о свободе, неподчинении условностям и лицемерию, идеалах и любви с типично немецким акцентом, каким его изображают в наших фильмах: с усиленными глухими согласными и ритмом метронома.
Личная жизнь Мальвиды не сложилась - но обычно у таких людей она и не складывается: избранник ее сердца, проповедник, а потом революционер Теодор (младше ее на несколько лет и социально недопустимая партия для дочки знатного немецкого семейства, чья родословная почти равнялась императорской. Упрекая ее в неподобающем поведении, подруги напоминали ей, что не следует забывать важную приставку - она же фон Мейзенбуг!)… так вот, избранник ее сердца после вынужденной разлуки вступил в связь с женой своего друга, потом еще с кем-то, так что о браке не могло быть и речи. Однако, после неудач революции, после опалы и тюрьмы Теодор заболел, и Мальвида, забыв о размолвках (она и до этого не упрекала Теодора в неверности, хоть и очень страдала), ухаживала за умирающим, покупала ему на последние свои деньги удобное кресло, приносила цветы из далекой оранжереи. После его смерти Мальвида решила, что замуж никогда не выйдет, а вскоре ей пришлось и вовсе уехать из Германии из-за преследований администрации за свои демократические взгляды. Для своей знатной семьи Мальвида была настоящим позором, и ее вынужденный отъезд в Англию окончательно укрепил родственников в их мнении.
В Лондоне Мальвида зарабатывала на жизнь частными уроками, «вращалась» в хорошем обществе, общалась с эмигрантами демократического и революционного направления, была в дружеских отношениях с Гарибальди, Мадзини, венгром Кошутом и прочими, более широко известными в узких кругах деятелями.
Познакомившись с Герценом, который после смерти жены переехал в Лондон, Мальвида пришла в восторг от его «острого, блестящего ума» и «изумительно блестящих глаз, в которых отражалось малейшее движение души». Вскоре Герцен пригласил Мальвиду помочь ему в воспитании двух младших девочек, а также давать уроки старшей из них. Мальвида с радостью согласилась, а увидев двухлетнюю Ольгу - «замечательно миловидное, миниатюрное существо», полюбила ее как своего ребенка - со своей силой неприкаянного до тех пор материнского инстинкта.
Воспитание шло отлично: девочки росли, Мальвида занималась с ними и учила русский язык (видимо, вполне успешно, так как позже она делала переводы: кроме «Былого и дум» Герцена, она переводила «Детство» Толстого и кое-что из Тургенева), вечерами же «освежала свой ум» беседами с замечательным Герценом.
Вот, например, очень характерный для МфМ отрывок:
«Часы, в которые этот выдающийся человек открывал мне неведомый мир своей огромной, далекой, окутанной туманами родины, были настоящими оазисами в скудном однообразии моей жизни. Скоро этот дом с прелестными детьми стал для меня местом отдыха и подкрепления сил, благодаря чему жизнь опять начала приобретать для меня умиротворяющую отрадную прелесть, и работа не казалась мне только скучной поденщиной, а давала вместе с мирным удовлетворением и счастливые успехи».
Это Герцен с детьми: слева старший Саша, на коленях - как раз младшая Ольга, справа - умница Тата.
И все шло для Мальвиды хорошо, пока из России не приехал давний и лучший друг Герцена - Николай Огарев - с молодой женой Натальей Тучковой. Тут я не могу не заметить, что с этой Натальей еще никому не удавалось ужиться: это была неуравновешенная, истерическая женщина, попеременно впадавшая в два состояния: злости и обиды на окружающих и сокрушительного раскаяния за свои слова и действия. Меня могут упрекнуть в пристрастности, но тут я и правда пристрастна, и сложно быть не пристрастной, если прочесть о ней (и ее), сколько прочла я. Через некоторое время после приезда Наталья решила, что она влюбилась в Герцена, и начала наступление. Герцен поначалу не заметил, потом удивился и счел нужным сообщить другу Огареву о своеобразном характере «дружбы» его жены, но сближение все же произошло - и всего через пару месяцев после их приезда!
Тучкова, Герцен и Огарев:
Тучкова-Огарева сломала уклад, установившийся в доме Герцена, вступила в конфронтацию с Мальвидой; та же без выяснения отношений покинула дом, в очередной раз «с разбитым сердцем». Надо сказать, ей и в голову не могло придти, каково истинное положение дел в доме и каков характер отношений Герцена и Натали.
Детей Герцена Тучкова не любила (хотя именно ей, своей ближайшей подруге, «Консуэле», умирающая жена Герцена Наталья поручила (при возможности) стать им приемной матерью), ее «слезы, истерики и объяснения повторялись постоянно».
Через год или чуть позже, когда пребывание младших детей в доме стало невозможным, Герцен попросил Мальвиду взять Ольгу на воспитание, и та с счастьем и благодарностью согласилась. «…Дитя, которое я брала с собой, было существом, которому я готовилась посвятить свою жизнь», - писала она.
Надо сказать, посвящение прошло недаром: Ольга, пожалуй, прожила счастливую и наполненную событиями жизнь.
(Замечу, что все три ребенка, рожденные Натальей Тучковой от Герцена, жили недолго: двойняшки Леля-girl и Леля-boy умерли года в три от инфекции в Париже, куда Тучкова отвезла их после очередной истерики, несмотря на предупреждения докторов об эпидемии в большом городе, а дочь Лиза - умная и яркая девочка - покончила с собой, решив «насолить» матери и объекту своей влюбленности. Герцен и Огарева постоянно ссорились, а сам Огарев стал жить отдельно, предпочтя общество проститутки и ее сына, - их он «вытащил с лондонского дна»).
Уехав из Лондона, Мальвида возобновила знакомство и дружбу с Вагнером, как всегда, близко принимая к сердцу его удачи и провалы.
«Мы с ним очень тесно сблизились, и забота о нем и его судьбе беспокоила и угнетала меня. Такой гений, каким был он, мог творить свободно лишь на высотах своих идеалов, не опускаясь к толпе и ее жалкому непониманию… Таким образом моя жизнь распадалась на домашние занятия с Ольгой и на посещения Вагнеров».
В этом она и видела свое предназначение - воспитывать приемного ребенка и помогать гениям.
И все это - с удивительным упорством человека, который, веря в свои идеалы, следует им с точностью и скрупулезностью расписания поездов.
Это отдельные и, может быть, не самые интересные эпизоды жизни Мальвиды. Она действительно была известна в обществе, а кроме того, у нее было особое чутье на выдающихся людей - их (и не только их) она бескорыстно любила и всячески старалась помогать.
Забавно, что имя Мальвиды Мейзенбуг мне теперь попадается в самых неожиданных местах. Так, я неожиданно «увидела» ее, пролистывая книгу психотерапевта-экзистенциалиста Ирвина Ялома «Когда Ницше плакал». Ялом написал вольную «психологическую» фантазию про реально существовавших людей - Ницше (как понятно из названия), одного из венских докторов и роковую красотку Лу (Луизу Густавовну) Саломе. Так вот, рассказывая о своем путешествии из России в Европу, Лу (среди прочего) замечает, что ей посчастливилось получить рекомендательное письмо для Мальвиды Мейзенбуг, которая, в свою очередь, познакомила ее с Вагнером и Ницше.
«Привет, Мальвида…», - подумала я.